ПОЛИТПРОСВЕТ

Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ

Провозглашая Годом истории будущий 2012 год, президент сказал: «Всякого рода негативистские концепции, отрицание вообще правовой природы Российского государства, пренебрежение нашими правовыми традициями, ощущение того, что мы какие-то неполноценные, вплоть до того, что нам государство занесли откуда-то из Западной Европы, а сами мы до этого не могли додуматься, – мы все понимаем, что это, конечно, абсолютное заблуждение и достаточно вредная вещь». Президент говорил и о том, что разноголосица мнений и трактовок, вполне допустимая в серьёзной науке, в учебной практике попросту вредна. Требуется государственный взгляд на «звёздные часы» России – такие, как Великая Отечественная война.

Есть о чём поразмышлять.

История – это не только наука, но и искусство, подвластное своей музе Клио, капризной и ветреной, как любая из обитательниц Геликона. И сколько бы наши историки ни притворялись объективными, им не выхолостить своей весёлой науки, в которой всегда будут и художественное начало, и большая политика. Но без указующего перста государства история попросту не состоялась бы ни как наука, ни как искусство, ни как средство пропаганды. Всем известно выражение основоположника советский истории М. Покровского: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». Выбирая между правдой и целесообразностью, Покровский отдавал предпочтение второй. И выбор этот, если задуматься, не так циничен и груб, как кажется на первый взгляд. Вспомним хотя бы Достоевского: «Если истина вне Христа, то я останусь с Христом, а не с истиной».

Правдоискательство – не всегда надёжный фундамент. Ведь за ним постоянные противоречия, порой вплоть до самоотрицания. Другое дело – государственный интерес, общественное благо. Это вещи постоянные. Так что не всё так просто.

Согласитесь, говорить об истории Отечества с первоклассником и с выпускником следует по-разному. В младших классах мы должны получить систему ценностей оседлого человека, любящего Родину, которая начинается «с картинки в твоём букваре». Героическая эпопея побед, в которые вплетено самопожертвование миллионов наших дедов, – вот материал для «рассказов по истории» в первые школьные годы. Когда рассказывать надо прежде всего о подлинных героях ратного и мирного труда, окружённых ореолом успеха, который юношей питает.

В XIX веке мастерицей таких разговоров была Александра Ишимова – это её читал («и поневоле зачитался») Пушкин за несколько часов до последней дуэли, именно ей послал своё последнее письмо. В ХХ веке рассказывать детям об истории Отечества умели Анатолий Митяев, Евгений Осетров, Сергей Алексеев, Михаил Брагин… Для тех, кто зачитывался в детстве их книгами, Родина неразменна. Я на всю жизнь запомнил, как писал Осетров о парадах 1941-го и 1945-го. Запомнил своё ощущение от первого прочтения этих строк – вплоть до вкуса простывшего чая, который отхлёбывал в те минуты. Всегда со мной и слова Митяева о Суворове и Ушакове, прочитанные в яркой книжке издательства «Малыш». Они существовали наравне с оловянными и пластмассовыми витязями, которыми я тогда сражался. Для меня это было не менее увлекательно, чем компьютерная игра, о которой сегодня говорит президент…

После таких детских переживаний невозможно поменять ни один год из истории Отечества – даже самый чёрный год! – на всю историю любой другой страны. Потому что нет ничего дороже наследия отцов. Пожелтевшие фотографии прадеда ни за какие деньги не купишь. Их можно только сберечь – если не в альбоме, то в сердце.

Дискуссия об учебниках истории время от времени обостряется со времён Ломоносова. В августе 1934 года в «Правде» были опубликованы директивные «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР», подписанные Сталиным, Ждановым и Кировым. Главный вывод заключался в последнем абзаце: «Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР, – это во-первых. И где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории – это во-вторых». Вполне разумно.

После войны в советской истории заметнее становится патриотический акцент в трактовке любого исторического события. В годы «перестройки и гласности» такой подход объявили пережитком тоталитаризма. Нас приучали молиться на частный интерес, презирать государство. Приучали к этому сами государственные чиновники. Личное выше общественного! – этот принцип прививали как святыню.

При чтении бесчисленных трудов, написанных нашими историками и политологами в те годы, вспоминается тезис американского философа Льюиса Фейера: «Либеральная цивилизация начинается с концом эры идеологии». Но сам Фейер позже опроверг этот тезис, возвестив о жёстком идеологическом прессинге, связанном с приливами и отливами холодной войны.

Этот путь повторили и наши авторы девяностых. Сначала – полное отрицание социальной терапии и принципа политической целесообразности. Постмодернистская ирония, равно направленная и на прискорбные, и на священные страницы отечественной истории… Но деидеологизированной истории не получилось.

Наши историки (многие из них незадолго до этого вышли из КПСС, а некоторые всю жизнь посвятили изучению и пропаганде марксизма) объявили войну не только советскому строю, но стереотипам, использовавшимся советской исторической наукой. Среди этих стереотипов – и культ народа, и культ труда. Но эти системообразующие идеи были выстраданы не только советскими, но и многими поколениями отечественных мыслителей, тружеников, политиков.

В новых учебниках с кривой усмешкой говорилось и о классовых интересах, и об интернационализме, и об индустриализации… Отрицаний было с избытком, а вот что касается позитива… Российское общество тогда существовало по Блоку: «Какому хочешь чародею отдай разбойную красу…» Этими чародеями были новые хозяева жизни. Хозяева без рачительности, мыслители без мудрости, дельцы без дальновидной предприимчивости – растратчики, а не накопители.

Вот пример. Автор одного из либеральных учебников истории И. Долуцкий пишет: «Бо´льшую часть ХХ века государство и его институты были преступны. Как преступна, по-моему, реализация коммунистической идеи, обернувшаяся трагедией для страны и народа, потерявших, по самым осторожным подсчётам, не менее 25–30 миллионов жизней. И когда вам рекомендуют любить эту историю и посредством её воспитывать свою страну, у меня возникают серьёзные подозрения: не является ли патриотизм в такой трактовке лишь средством, с помощью которого подменяют гнусное дело его успешным выполнением».

Такие взгляды вполне резонно называли «пещерным антисоветизмом». Пришло время – и Россия получила учебник истории из пещеры.

Какие только цифры не упоминались историками, писателями и политиками в доказательство преступности советского режима! Их перекличка напоминала лихой аукцион: 10 миллионов безвинно расстрелянных, 15, 20, 35, 50… Кощунственная «игра на повышение» продолжилась и в разговоре о павших на полях сражений Великой Отечественной. Одним хотелось доковыряться до правды, как до болячки, другие прагматично выполняли заказ, третьи просто впадали в экстаз. Страшная полуправда – именно так! – о Гражданской войне и сталинском времени тоже оказалась «политикой, опрокинутой в прошлое». Ведь по логике больших цифр выходило, что все поголовно граждане России, кому в 1991-м было больше пятидесяти, несут ответственность за преступный режим. У них, как выражались тогда, «руки по локоть в крови». И выходило, что они – сплошь стукачи и палачи – не заслуживают ни банковских счетов, ни достойных зарплат и пенсий. И тогда молодые сказали старшим: вы жили неправильно, они стали свысока смотреть на собственных отцов и дедов, как на пособников дьявола… Кстати, подобные чувства к родителям воспитываются лидерами тоталитарных сект, чтобы добиться их полного подчинения.

Нынешний свободолюбец М. Касьянов, будучи премьер-министром, вальяжно возмущался, что учебники истории у нас не вполне ещё либеральны. Особенно ему не понравилось, что живы до сих пор такие «устаревшие» термины, как «трудовая интеллигенция» и «рабочий класс». Конечно, ведь интеллигенция у нас должна быть одна – тусовочная! А о рабочих и вовсе лучше помалкивать. Или говорить о них в духе старинной французской песенки:

Мужики, что злы и грубы,
На дворянство точат зубы,
Только нищими мне любы,
Любо видеть мне народ
Голодающим, раздетым,
Страждущим, необогретым,
Чтоб крестьяне не жирели,
Чтоб лишения терпели…

Но история наглядно показала, что России всё-таки легче обойтись без господина Касьянова, чем без рабочего класса.

В учебниках для старшеклассников, уже способных сопоставлять и сравнивать, нужны документы и мемуары. Пускай Бунин спорит с Блоком, Ленин – с Плехановым, Покровский – с Мельгуновым, Ильин – с Горьким, Сталин – с Солженицыным… В старших классах нельзя преподносить историю директивно, здесь разноголосица уместна и полезна, а дискуссия просто необходима. Мой учитель истории М.В. Левит, помнится, устраивал зачёты в форме диспута с докладчиками и оппонентами – и мы азартно фехтовали фактами и суждениями. Вот почему теперь нас так просто на мякине не проведёшь.

Бои за историю идут сейчас по всей стране. Задача государства – придать этим боям созидательное направление. Чтобы они не перетекали в распри. Ибо хочется это кому-то или нет, но история – дело государственное.