ОБЪЕКТИВ

Карлик среди журавлей, или Журавль среди карликов

Продолжаем разговор о произведениях, вошедших в шорт-лист

Андрей ВОРОНЦОВ

Юзефович Леонид. Журавли и карлики: Роман. – М.: АСТ, 2009. – 477 с.

Главным, определяющим жанром современной прозы является романистика, а романов-то и нет. Парадокс! Те толстые книжки, коими забиты полки в книжных магазинах, – это со всевозможными ухищрениями растянутые до десятка-другого печатных листов рассказы, в лучшем случае – повести. Роман, если использовать терминологию художников, – это картина с перспективой. А у так называемых романистов современности нет в «полотнах» ни перспективы, ни глубины: все герои и события размещаются на одной плоскости, как в детских рисунках.

«Журавли и карлики» Леонида Юзефовича – безусловное исключение. Это в чистом виде роман, к тому же неплохо написанный.

Герои Юзефовича, как и требуется в многомерном романе, действуют не только в пространстве, но и во времени – я имею в виду время историческое. Автор из 2004 года «отступает» в 1993 год, в XVII век, переносит действие из Монголии в Россию и наоборот. Идейная концепция «Журавлей и карликов» пронизывает несколько веков (а в подтексте – тысячелетий). Герои – суть одни и те же люди, самозванцы и проходимцы, только под разными личинами. Причём они не просто проходимцы, а проходимцы, что называется, с идеей. Жизнь им видится Сциллой обязательств и Харибдой принуждений, через которые им необходимо проскочить, и желательно без потерь. Судьба играет с ними, лицедеями, как кошка с мышкой, и даёт им побегать в лабиринтах под половичком, чтобы в один момент прихлопнуть лапой – и уже навсегда. А эти Анкудиновы и Жоховы думают, что им удалось обмануть судьбу!

Жизнь, по их мнению, – это «сезонная» война между журавлями и карликами. Сюжет этот древний, восходит к Гомеру. Авантюрист XVII века Тимофей Анкудинов так интерпретирует его: «Журавли с карликами входят в иных людей и через них бьются меж собой не на живот, а на смерть. Если же тот человек, в ком сидит журавль или карлик, будет царь (…), то с ним вместе его люди бьются до потери живота с другими людьми. Спросишь их, отколь пошла та война, и они в ответ чего только не наплетут, потому как нужно что-то сказать, а они знать не знают, что ими, бедными, журавль воюет карлика либо карлик журавля». Каждый из нас, по Анкудинову, воюет на стороне журавлей или карликов. Возможны и варианты (за исключением неучастия). Можно быть карликом в стане журавлей или журавлём в стане карликов.

Итак, «Карлик среди журавлей, или Журавль среди карликов», перефразируя название известного фильма… Что ж, для романа подобные метаморфозы человеческих сущностей – это уже концепция, пусть не такая уж глубокая, но создающая требуемую перспективу. Посмотрим, как воплощена она в жизнь Юзефовичем-романистом.

Давно замечено, что в романе произвольные литературно-философские схемы удобнее применять к отдалённой истории, нежели к новой, а тем более новейшей. Действие «Журавлей и карликов» Юзефовича разворачивается и в новейшей истории. Более того, это первый роман в либеральной печати (журнал «Дружба народов»), объективно описывающий события 1993 года с марта по октябрь.

Можно сказать, что до прошлого года, когда появился роман Юзефовича, тема октября 1993-го в либеральных изданиях преподносилась на протяжении 15 лет исключительно односторонне. Чего только не произошло за это время! Либералы успели разлюбить Ельцина, потом снова полюбить, потом снова разлюбить, а затем, после его смерти, – опять полюбить. Многое, многое поменялось за это время, но только не отношение к 1993 году. Это, как говорится, святое, не замай. Юзефович первым из авторов «толстых» либеральных журналов поднял руку на идеалы Октября (естественно, не 1917-го, а 1993 года) – и это уже само по себе является вехой в истории российской либеральной литературы.

«Герои 1993 года» у Юзефовича – несчастные, ограбленные люди. Они не «лузеры», не лентяи, не закоснелые в политическом и экономическом невежестве «совки» – просто нормальные люди, которых взяло и обчистило государство, как это делают «напёрсточники».

Юзефович прекрасно сумел передать гнетущую атмосферу того памятного года, когда люди в глубине души прекрасно понимали, что их элементарнейшим образом грабят, но в большинстве своём продолжали верить телевизору.

1993 год – серые люди, серое небо, серые дома. Бессмысленное броуновское движение десятков миллионов индивидуумов. Заводы, превращённые в гигантские металлоремонты. Советские пенсионеры, вышедшие к метро продавать сигареты. Милиционеры, похожие на карманников. Особо «упёртые» интеллигенты всеми силами пытаются играть самих себя в прежней жизни, но в том театре с прохудившейся крышей, на сцене которого они сходят с ума, уже украли и занавес, и декорации, и весь реквизит. Историк Шубин ходит по редакциям с идеей создания очерков о самозванцах в мировой истории. Это, конечно, очень актуально в перевёрнутой реальности 1993 года, когда самозванцы оказались наверху, а остальные люди – внизу. Причём один из шубинских героев – тот самый Тимошка Анкудинов, мнимый сын царя Василия Шуйского, которому действительность представляется войной невидимых журавлей и карликов. И в то же самое время, когда Шубин сочиняет жизнеописание Анкудинова, в романе действует ипостась последнего, бывший геолог Жохов, мечтающий выгодно сбыть по дешёвке купленный диск из редкоземельного металла европия.

Но кто же, собственно, у Юзефовича журавли, а кто карлики? Между кем и кем идёт война? Среди героев романа, главных и второстепенных, нет активных участников конфликтов 1993 года, есть только «жертвы реформ». Допустим, карлики – это некий закоснелый в почвенничестве народец, сражающийся с залётными журавлями – пернатыми существами с двумя, скажем так, гражданствами. Тогда журавлей определить легко – это люди «перекати-поле» типа Анкудинова и Жохова. Сложнее с карликами. Ни Шубин, ни его жена, ни любовница Жохова Катя, ни прочие подобные им персонажи Юзефовича ни с кем не сражаются и даже не помышляют об этом. Они существуют по принципу: день прожит, и слава богу. Таким образом, в романе Юзефовича есть война (1993 год), но почему-то не видно одной из воюющих сторон. Точнее, видно, но где-то далеко на заднем плане. Случайно ли это? Думаю, неслучайно. Тут вырисовывается потаённая концепция автора, что нет на самом деле никаких журавлей и карликов, а есть сезонное, как у сумасшедших, обострение агрессии у людей, которое успешно используют в своих целях их небескорыстные вожди, сами не ведающие разницы между журавлями и карликами. Да и не существует её, этой разницы, потому что все люди – одновременно журавли и карлики. Оттого неудивительно, что «осенью среди карликов обязательно есть один журавль, заодно с ними воюющий против своих же сородичей, а среди журавлей весной – один карлик». Автор, очевидно, сам себя ощущает журавлём среди карликов. Или карликом среди журавлей.

«Кто смотрит на мир как на мираж, того не видит царь смерти», – вспомнил Жохов путеводную мысль из «Дхаммапады». Он её напрасно вспомнил, ибо, будучи по природе скорее журавлём, нежели карликом (или наоборот, что не имеет, по Юзефовичу, принципиального значения), он стремится обрести в иллюзорном мире отнюдь не иллюзорные барыши и открыт взору царя смерти. Один раз он сумел спрятаться от него под покровом ночи, и смертоносная стрела поразила другого, но в следующий раз, и тоже под покровом ночи, стрела вместо монгола Баатара (ипостась Жохова и Анкудинова образца 2004 года) попала именно в него. И это никакая не война, а просто выбор царя смерти. А вот кроткого, работящего, не гоняющегося за благами мира сего Шубина царь смерти не видит. Он вместе с женой как-то перетерпел, пересилил лихолетье и живёт через одиннадцать лет после октября 1993 года вполне припеваючи.

«Беги, беги от страстей и соблазнов этого мира, и жизнь сама даст тебе то, в чём ты нуждаешься», – говорит нам, словно буддийская притча, роман Юзефовича. Но меня смущает его трактовка страстей и соблазнов. Вероятно, им руководило чувство справедливости, когда он правдиво описывал положение порядочных людей в 1993 году. Но где в его концепции мира справедливость? Я уже не говорю о таких вещах, как истина. Ведь если мир – мираж, то бессмысленно и негодование против обмана, грабежа и развала, которое, без сомнения, руководило пером Юзефовича. Оно лишь открывает нас безжалостному взору царя смерти, как и гешефтмахерство Жохова.

Мне по-человечески релятивизм Юзефовича понятен. Даже без всякого буддистского подтекста. Может быть, одно из самых гармоничных состояний человека – когда он лежит пьяненький на диване. Во всяком случае, я знаю немало людей, считающих именно так. Но мне хотелось бы – так, между прочим – спросить у Юзефовича: война с фашизмом – это тоже была бессмысленная война журавлей и карликов?