Алексей Сергеевич Суворин, 175-летие которого отмечается в эти дни, – великий русский человек. Пора это наконец-то признать на государственном уровне и поставить его имя наравне с именами Суворова, Менделеева, Толстого, Чайковского…

Величие Суворина определяется, конечно, не его литературными заслугами. Да, он был неплохим драматургом, в некоторых отношениях предвосхитившим Чехова; крепким прозаиком, порою приводившим в восторг такого требовательного читателя, как Лесков. Но даже самый пылкий поклонник Алексея Сергеевича не решится поставить его в один ряд с Антоном Павловичем и Николаем Семёновичем. Безусловно, Суворин был выдающимся публицистом, и его «Маленькие письма» тому свидетельство. Но и тут у хозяина «Нового времени» есть более успешный соперник – его же работник М.О. Меньшиков, чьи «Письма к ближним» живостью слога, разнообразием тем и интеллектуальной насыщенностью всё же затмевают «Маленькие письма».

Суворин велик прежде всего как деятель. Надо ли говорить, сколь это важно именно для русской культуры – культуры красноречивых теоретиков, столетиями тосковавших по энергичным, волевым и разумным практикам во всех областях национального бытия. Ситуация казалась столь беспросветной, что, кроме как на «варягов», вроде бы и надеяться было не на кого, и вот страницы классической русской прозы заполнили костанжогло, инсаровы, штольцы…

Почему наши гении слова не замечали живущих рядом с ними гениев дела – Губониных, Невельских, Третьяковых, – психологическая загадка, у которой, естественно, есть разгадка, но о ней надо писать особо… Суворин как раз из этой плеяды незамеченных (или даже оклеветанных) богатырей русской деловитости.

Не буду говорить о его многочисленных книжных проектах, скажу сразу о главном – о «Новом времени». Алексей Сергеевич сумел сделать то, что было не под силу никому ни до, ни после него, – популярную, общественно влиятельную и коммерчески успешную ежедневную русскую национальную газету. Издания славянофилов читали только славянофилы, «Московские ведомости» Каткова читало только правительство, «Новое время» читала вся читающая Россия, не столь уж обширная по нынешним меркам (не более трети населения), но именно она в ту пору и составляла русскую нацию. Суворин начинал дело практически с нуля, но у него всё получилось: собрать вокруг газеты целый полк золотых перьев (среди прочих – Чехова и Розанова); сделать её интересной и для интеллектуалов, и для простецов; наладить широкую и стабильную сеть распространения на железных дорогах…

Либеральные литераторы, публично поносившие «Новое время» за «реакционность» и «продажность», тайком слали его владельцу предложения о сотрудничестве – уж очень хотелось забраться на всероссийскую трибуну.

Кстати, о «реакционности» Алексея Сергеевича. Это совершенно пустой, бессодержательный ярлык. Реакционерами можно считать позднего Каткова или Константина Леонтьева, отчаянно пытавшихся гальванизировать умиравших на глазах, «скованных одной цепью» самодержавие и дворянство, но никак не национал-прогрессиста Суворина, ярчайшего представителя ещё только оперявшейся русской буржуазии. Его пафос – не консервативная революция и не консервативная стагнация, а постепенное, но уверенное движение России к национальному государству по западноевропейскому типу.

Суворинский национализм был абсолютно лишён не только цепляния за отжившие или отживающие социально-политические формы, но и от метафизических фантазий о всемирно-спасающей миссии русского народа, заполонивших отечественную историософию прошлого и позапрошлого веков (и до конца не изжитых по сей день). Издатель «Нового времени» был слишком практик, чтобы увлекаться дворянско-интеллигентским романтизмом, питаемым уютом помещичьих усадеб и профессорских кабинетов. Едва ли не первый у нас он начал говорить о том, что русские ценны сами по себе и должны жить для собственного блага.

«Пусть русский человек не обнимет всего человечества – это не беда и человечество в этом нимало не нуждается. Но пусть он сосредотачивает в себе Россию, её нужды, её потребности, её исключительность даже, и за это борется. Для этого одного необходима вся его энергия, всё его мужество. Если бы он напряг это вдесятеро, во сто раз, то и тогда он не исчерпал бы всю нужду, которая стоит перед ним и ждёт его помощи. Когда ещё будет тот излишек, который мы вправе расходовать вне России, сказать трудно. Но пока – всё для России и только для России». В этих простых словах, на мой взгляд, смысла несравненно больше, чем в полном собрании болтовни о «русской идее».

Суворин – природный, дистиллированный русак, самим фактом своего существования опровергает чрезвычайно полезный для власть имущих миф о русских как об отрешённых от земных забот идеалистах, которых поэтому можно держать впроголодь, бить по рукам при каждом выходящем за рамки высочайше утверждённого регламента жесте, отдавать на убой ради торжества разнообразных химер. Таким, как Суворин, не нужен «строгий, но справедливый» опекун, который знает, что нужно, а что не нужно делать его инфантильным подопечным. Суворин – взрослый, самостоятельный, самодостаточный мужчина со светлой, трезвой, рациональной головой, прекрасно знающий, в чём состоят его интересы, и способный их отстаивать. Впрочем, и жертвовать ими тоже – но во имя интересов нации, а не по прихоти начальства. Он сам себе хозяин, а потому и хозяин своей земли, наряду с другими равноправными ему хозяевами.

Не этот ли человеческий тип нам сегодня наиболее необходим, если мы действительно хотим, чтобы в нашем Отечестве всерьёз укоренилась демократия? Не на него ли нужно делать ставку, если мы всерьёз намерены выйти из тупика патернализма, к чему призывает в своей недавней статье президент Медведев? Не это ли имя потребно России?

Но пока что потенциальным сувориным в родной стране жить несладко. Любой крупный, даровитый и самостоятельный русский человек (если только, конечно, он не принадлежит к какому-либо привилегированному клану) испытывает на своей шкуре режим наименьшего благоприятствования как со стороны душащего в отеческих объятиях государства, так и со стороны изрядной части единоплеменников, готовой сладострастно жалеть неудачников, но на дух не переносящей победителей. Он вынужден плыть против течения. И скольких ещё поглотят волны бурного российского моря…

Сергей СЕРГЕЕВ