ОДНАЖДЫ С АЛИСОЙ ДАНШОХ

19 июля 2012 года Государственная Третьяковская галерея в рамках культурно-образовательной программы к выставке «Константин Коровин. Живопись. Театр» организовала художественную акцию «Крымский пленэр с Константином Коровиным». Это было первое мероприятие, которое открыло новое творческое пространство во внутреннем дворе Третьяковской галереи на Крымском Валу. Все желающие смогли порисовать с натуры цветочные композиции, составленные по мотивам натюрмортов знаменитого художника.
Во время пленэра в музейном дворе были высажены «Розы Коровина» сорта Souvenir de la Malmaison, подаренные Третьяковской галерее Фондом поддер­жки искусств «Арт-Линия». Историю об этих розах написал наш обозреватель.

Однажды я получила в подарок альбом художника Константина Коровина. В детстве мне очень нравились его испанки на балконе и парижские бульвары, они так напоминали французских импрессионистов, а всё французское и про Париж бередило душу, которая несбыточно мечтала попасть в прекрасный город трёх мушкетёров, в мировую столицу высокой моды и такой же кухни.
Перелистывая новенькое красочное издание, я с умилением вспомнила теперь уже свои собственные прогулки по знаменитым бульварам с обедами в Grand Café des Capucines и спектаклями в Grand-Opéra. Ранние коровинские портреты по-прежнему были хороши и чем-то неуловимо напоминали серовские, ведь недаром они додружились до объединительных фамилий Коров и Серовин. Испанки всё так же трогательно стояли на балкончике, а меня не оставляло ощущение, что я встретилась со старыми знакомыми после долгих лет разлуки. Камерное альбомное общение переросло в радостное свидание, когда в Третьяковской галерее на Крымском Валу открылась большая выставка Константина Алексеевича. Особенные эмоции вызвали работы гурзуфского периода, потому что именно в Гурзуфе меня застал августовский путч 1991 года. Через несколько месяцев Крым перестал быть советским, а СССР исчез с географических карт. Как и у Коровина, у меня остались прекрасные воспоминания о Крыме, причём мне повезло значительно больше. Покидая полуостров, я не теряла в Гурзуфе четырнадцатикомнатную дачу Саламбо с фантастическим видом на море, на скалы Адалары, на чеховский домик возле пристани. К тому же при большом желании у меня до сих пор есть возможность вернуться в места счастливого детства и юности. Коровин, уезжая из Советской России, не подозревал, что расстаётся навсегда не только с недвижимостью, но и с Родиной, и с известностью, и со всеми своими работами. Трагический поворот судьбы привёл художника к страданиям и лишениям, тогда как нам подарил волшебное ощущение крымского дня: когда «лениво тает полдень» жаркий, лениво плещется волна «и в тверди пламенной и чистой лениво тают облака», а на столе открытой веранды, прозванной «сковородкой» за нещадно палящее солнце, в простой, но тщательно подобранной вазе источают тонкие ароматы крымские розы французского происхождения Souvenir de la Malmaison.
Крым был покорён не только силой русского оружия, но и завоёван русским дворянством, построившим здесь дворцы, виллы, дачи с великолепными садами и парками, в которых властвовала королева цветов – Роза. Аристократических имений ей показалось мало, и она подчинила себе палисадники домов всех сословий, обвила стены харчевен и хижин, украсила собой железнодорожные станции и почтамты. Крым пал к её шипам.
Не избежал розового плена и Антон Павлович Чехов. Построив в Ялте дачу, он заложил собственный сад и выписал огромное количество саженцев из разных питомников. Сажал всё собственноручно и однажды даже написал: «Мне кажется, что я, если бы не литература, мог бы быть садовником». А в письме Немировичу-Данченко он сообщил, что «одних роз посадил сто – и все самые благородные, самые культурные сорта…» Похоже, Антон Павлович несколько преувеличил, округлив 70 до 100, а возможно, что кустов было сто, а сортов 70. Благодаря скрупулёзным записям писателя в тетрадь «Сад» до нас дошли все их названия. Розовый список возглавляет одна из лучших дошедших до нас бурбонских роз Souvenir de la Malmaison, названная так в честь известного розария императрицы Жозефины – первой жены Наполеона. Роза эта обильно цветёт крупными густо-махровыми нежно розовыми цветками со странным пряно-фруктовым ароматом, этакая удивительная смесь корицы и спелых бананов. Родившись в 1843 году, роза вызвала большой ажиотаж. Говорят, что её владелица мадам Белюз пряталась по ночам под окном и караулила воров, посягавших на розовые черенки. Со временем Souvenir de la Malmaison стала так популярна, что к концу XIX века ни один питомник не мог без неё обойтись. Роза прекрасно себя чувствовала в Крыму, обильно цвела в Никитском ботаническом саду, под окном Воронцовского дворца в Алупке, в гурзуфском имении О.М. Соловьёвой «Суук-Су», на Белой даче Чехова в Ялте и наполняла сладострастным ароматом коровинскую веранду Саламбо.
Без роз невозможно представить творчество Коровина. Своей красотой и изысканностью они затмили гроздья сирени, каскад настурций, скромные полевые ромашки и, появившись в петлицах на портретах Морозова и Шишакова, прочно вошли в жизнь коровинских полотен.
В очерке «В дни юности» Коровин вспоминает свой визит к Чехову в Ялте. Он пишет: «…я показал Антону Павловичу бывшие со мной только что написанные в Крыму вещи… – это были ночью сияющие большие корабли и крымские розы.
…За обедом… я сказал, … что хочу купить в Крыму маленький кусочек земли и построить себе… мастерскую, но не в Ялте, а где-нибудь около».
По словам Константина Алексеевича, Чехов предложил в подарок свой участок в Гурзуфе, у самого моря, где писатель прожил два года. «Только там очень море шумит». Коровин отказался: «…Я у самого моря не смог бы жить, … от него у меня всегда сердцебиение… После я жил в Гурзуфе и построил себе… мастерскую. И из окна моего был виден домик у скалы, где когда-то жил Антон Павлович. Этот домик я часто воспроизводил в своих картинах… Розы… и на фоне моря… домик Антона Павловича».
До сих пор белую стену скромного чеховского жилища украшает пышно цветущая вьющаяся роза Banksiae Lutea, высаженная писателем в 1899 году. Точно такая же, но не белая, а жёлтая, разросшаяся за более чем сто лет до невероятных размеров декорирует вход и двор дачи Коровина Саламбо. Подобные вьющиеся розовые лианы можно встретить и в других старинных двориках Гурзуфа. Они прошли испытания войнами, революцией, голодом, репрессиями. Другим её родственницам повезло куда меньше. После семнадцатого года почти все розарии прекратили своё существование, революционно настроенные массы выдрали с корнем благоухающее наследие проклятого капитализма, превратив плантации нежных и хрупких цветов в сытные картофельные поля. Вторая мировая война помешала наметившемуся возвращению розы в 30-е годы. Немцы поступили гуманно с Никитским ботаническим садом – просто взяли и вывезли лучшие сорта. Из четырёх тысяч красавиц, тщательно отобранных русскими садоводами, после немецкой оккупации осталось не более ста. До наших дней не дошла ни одна кустовая роза с дач Чехова и Коровина кроме упомянутых выше плетистых розовых лиан. Но сохранилось нечто другое, может быть, даже более ценное, интересное и неожиданное – крымские пейзажи и натюрморты, ставшие не только декорациями к собственной жизни художника, но и свидетельством крымской Belle Epoque, рухнувшей в 17-м году. А символом Прекрасной эпохи стали розы художника Коровина, по словам Александра Бенуа, «…обладавшего действительно совершенно исключительной виртуозностью и неувядаемой красотой колорита». Коровина часто называли первым русским импрессионистом, и словно в подтверждение этому он пишет в Гурзуфе натюрморты с розами утром, днём и вечером. Мы видим и чувствуем, как меняются цвет, освещение и настроение художника. Когда своих роз из сада не хватало, Константин Алексеевич посылал за «натурщицами» на цветочный рынок возле дома. Дневные красавицы, как правило, розовы и нежны, а вот к ночи они темнели, иногда даже краснели, словно от выпитого за ужином вина, от весёлых разговоров, от музыки, от благоухающей южной ночи с песнопениями сотен цикад и убаюкивающей колыбельной морского прибоя.
И снова день «На берегу моря», какая «…тонкая ласкающая прелесть красок, …теплота жизнерадостности… с великолепными световыми эффектами и с тонким поэтическим настроением». Настроением счастья простого и непритязательного, ставшего для Коровина прекрасным воспоминанием навсегда утраченной жизни – летний полдень, море, стол, покрытый белой скатертью, и ваза с нежными розами Souvenir de la Malmaison.

Алиса Даншох