ИСКУССТВО

Своё восьмидесятилетие народный художник России Николай Александрович Селиванов встречает с лёгким сердцем, памятуя о длинной веренице радостных встреч и пронзительных чувств, коими наградила его судьба. А начало было положено ещё на заре XX века в подмосковном селе Храневе. И дед Устин, и дед Иван, и отец Николая Александровича были замечательными плотниками и столярами. Целая семейная артель трудилась. Наличники, сработанные отцом, удивляли всех соседей. В доме деда Устина мальчик весной и летом не расставался со своим двоюродным братом, студентом ВХУТЕМАСа, а впоследствии известным художником Н. Лапшиным. Он давал Коле карандаши, и тот старался перенести на бумагу бесхитростные детские впечатления, изображая то окрестные поля с талой водой, то яркие пятна клевера. Брат всячески поддерживал юного рисовальщика.

Николай Александрович указывает мне на картину – это работа Н. Лапшина. Вот он, прямо передо мной, храневский Храм, и мальчишки, купающие лошадей, и небо с птицами, и длинные вереницы отражений в воде. Теперь оглядываюсь вокруг и вижу образы Сергея Есенина и Николая Клюева, Александра Блока и Сергея Клычкова, Дмитрия Кедрина и Павла Васильева. В мастерской скульптора Селиванова я уже не первый раз. И здесь, в центре столицы, меня всегда переполняет ощущение некоего отрыва от шумной и суетной московской жизни. Не зря, думается, книга Елены Козловой, недавно вышедшая в «Советском писателе», так и называется – «Мир скульптора Селиванова». В этом мире многое недоступно стороннему наблюдателю, многое требует осмысления, многое потрясает вошедшего.

Первого своего Есенина он сделал более полувека тому назад и с тех пор не расстаётся с образом поэта. «Он моя путеводная звезда, – признаётся мастер. – Есенин ведь тоже крестьянский сын…» И действительно, как определить тон и верное созвучие русской жизни, не сообразуясь с поэзией Есенина? Как знать, чем жить будем, не понимая значения его стихов?

Селиванов учился в Суриковском институте, в мастерской М. Манизера. В 1958 году имя студента уже было широко известно в московских художественных кругах. Вот что писала тогда «Московская правда»: «Первая же самостоятельная работа молодого художника Николая Селиванова привлекла к себе внимание общественности. Его скульптура «Сергей Есенин», удостоенная высшей похвалы художественного совета института им. В.И. Сурикова, экспонировалась на международной выставке VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Она была представлена также на юбилейной выставке произведений художников Московской области 1957 года…»

Посмертная маска Есенина, увиденная Николаем в то время, произвела на него огромное впечатление. Эта была неожиданная встреча, скорбное дыхание истории, отчасти подсказавшее скульптору пути и подходы к образу великого страдальца. «Сначала я сделал, как положено, обнажённую фигуру, – вспоминает скульптор. – А потом «одел» Есенина. Одел в свою косоворотку. Точно такую мне когда-то мама сшила».

А вообще, руками мастера изначально двигала любовь. Ведь он пристрастился к лепке, когда родилась младшая сестрёнка, и во время войны для неё пришлось мастерить игрушки из глины. В это время семья переехала в Бирюлёво – тогда подмосковный посёлок, с которым связана юность скульптора.

После института Селиванов был распределён в Областное отделение Художественного фонда. В это же время был организован Союз художников РСФСР. Для проведения первой выставки «Советская Россия» молодым художникам было предложено поездить по стране, понаблюдать жизнь в колхозах, на стройках. Селиванов попал в группу, направленную в город Электросталь, на завод тяжёлого машиностроения. Как положено, показали им Героев социалистического труда, депутатов Верховного Совета. Однако художники медлили – нечего лепить. Но когда они прошлись по цехам, то сразу же откопали интересную бригаду – лица как на подбор: выразительные, смелые. Правда, им сразу сказали, что бригада эта отстающая, надо бы поискать чего-нибудь получше. Но Селиванов с товарищами не отступились. Они поверили своему художественному чутью. Скульпторы начали трудиться прямо в цеху – день и ночь, не отходя от печи. Рабочие удивлялись: оказывается, художники вон как работать умеют! А через некоторое время выяснилось, что эта бригада в текущем месяце перевыполнила план. В Электростали тогда только и говорили о молодых художниках, что, не жалея себя, ударно трудятся в цеху вместе со сталеварами. Селиванов в соавторстве с Рыбкиным сделал трёхметровую работу «Сталевар», которую на республиканской выставке поставили в центре экспозиции, в зале, посвящённом электростальскому заводу.

Николай Александрович как скульптор работает с любым материалом – это и мрамор, и гранит, и дерево. В дереве он создал «Женщину с ребёнком», «Телятницу», «Плотника с топором» и множество других работ, прямо-таки излучающих добро и свет. По признанию самого скульптора, он испытывает особую любовь к дереву. Это потому, наверное, что в его сердце звучит отдалённое постукивание дедовской плотницкой артели…

В 90-м году ему предложили заняться памятником Василию Шукшину для Сростков – заказ Министерства культуры. Работу напечатали в «Правде», и множество восторженных отзывов получил мастер. Портрет был сделан из стеклопластика, поэтому Селиванов смог сам довезти его завёрнутым в чехол прямо на закладку памятника. Позже памятник был отлит из бронзы и весил полтонны. Его установили около деревенской школы в Сростках.

В мастерской скульптора встретят вас портреты многих поэтов и писателей. Здесь и знаменитый земляк Селиванова поэт Николай Тряпкин, и одна из новых работ – бюст Павла Васильева. Особо хочется сказать о портрете Юрия Бондарева. Взгляд писателя кажется настойчивым, словно бы он только что произнёс очень важную фразу, объясняющую смысл происходящего. Или вдруг вспомнил что-то из своих фронтовых будней и промолчал, слушая собеседника. А перед моими глазами при виде этого портрета всегда проплывает одно примечательное предложение из «Горячего снега», где писатель вдруг разом говорит и о «Тишине», и о «Береге», что напишет позже: «Ах, какая тоска и пустота декабрьской ночи были в этой без единого выстрела тишине, в этом заснеженном береге, без единого солдата, в этой позёмке, позванивании льдинок, в этих корявых ветвях вётел, врезанных в сумрак уже предрассветного воздуха, неживого, серого, недвижного, и было невыносимо больно дышать на этом сковавшем всё холоде!» Селиванов показывает писателя Бондарева, готового растопить этот холод, пусть даже одним своим взглядом. Желание друг другу добра – вот и всё, чему должно научиться изголодавшееся по счастью человечество. И пусть литературные портреты Николая Селиванова – всего лишь часть его многообразного творчества, но это немаловажная часть, она связывает воедино, по крайней мере, два великих вида искусства. И мы видим своими глазами то, что не в силах были заметить прежде: мгновенное излучение всей сути человека, живой образ того или иного писателя или поэта.

Селиванова отличает удивительное в наши дни уважение ко всякому человеку, он всегда помнит малейшие детали разговора, если они кажутся ему значительными, и в следующую встречу обязательно продолжит начатую ранее мысль, точно собеседник с ним и не расставался. Пусть же таких встреч будет больше!

В письме Н. Лапшину на фронт в начале 1945 года мальчик Коля Селиванов писал: «Сегодня вынул из печи «Петра на коне». Боялся, что лопнет, но обжёгся хорошо, звенит и красный, как кирпич. «Готов и смирен верный конь, почуя роковой огонь, дрожит, глазами косо водит, и мчится в прахе боевом, гордясь могучим седоком»… Художником он был всегда. Наверное, с самого рождения. Всё-таки это великая тайна – кому и когда открываются врата настоящего искусства и как оно своим крылом благословляет входящего…

Елена САПРЫКИНА