МАНИФЕСТАЦИЯ

Русский минимализм, или Поэтический ракурс ритмического образного малословия

Вместо манифеста

Группа минимализма, или ритмического образного малословия современной русской поэзии, возникла в 70—90-е годы ушедшего ХХ века. Первоначально основные идеи были обсуждены и опробованы в художественной реальности литературного процесса советского периода 70-х годов Михаилом Чердынцевым, Сергеем Моревым и Сергеем Чупаленковым на страницах журналов «Новый мир», «Юность», «Октябрь», альманахов «День поэзии», «Поэзия» и др. Со временем к ним присоединились другие представители русской словесности.

Сам подход к художественному изображению действительности с применением метода образного малословия сложился от чувства неудовлетворённости состоянием современного поэтического языка и из-за невозможности использования в русской литературе привычного творческого подхода, за два века опустошённого постоянными набегами и экспериментами.

С одной стороны, в поэзии ХХ века до них в основном употреблялся газетно-описательный подход — стихорепортажи, подробно и по возможности точно описывающие историческую перспективу или реальность происходящего; с другой стороны, безудержный неоправданный вал сравнений и метафор (метаметафоризм, как оказалось, бессмысленный в своей сути языковый эквилибризм, глубоко чуждый национальному сознанию).

Против русской художественной словесности сегодня объединилось несколько тайных врагов. Среди них безусловно интернациональные: «Голая истина», «Здравый смысл» и «Святая простота». Но в поэзии, как выяснилось, «здравый смысл» возможно преодолеть только подлинным безумием, поскольку «безумие, достигнув совершенства, становится безвыходным блаженством». Что же касается «святой простоты», то только поэт в отличие от философа и историка способен, отделяя святость от простоты, достигать истины.

В русском минимализме, или в поэтическом ракурсе образного малословия, сознательное огра­ничение самого лексического материала, несущего внутренний опыт, использование одних и тех же ситуаций, метафор, понятий и слов в разном контексте происходит путём смещения в сторону малоупотребляемых словосочетаний. При этом музыкальный повтор слов и фраз, сдвиг понятий в сторону кружения пути познания раскрывают перед участниками движения иную художественную ритмическую реальность и дают авторам и читателям широкие возможности в поэтическом осмыслении современного мира.

М. ЧЕРДЫНЦЕВ, С. МОРЕВ, С. ЧУПАЛЕНКОВ

Наличие литературных течений — это естественное выражение самых различных представлений, взглядов, идей, творческих методов, эстетической полифонии. В литературной жизни России начала ХХ века были манифесты футуристов, акмеистов, имажинистов, ничевоков, пролетарских групп и т.д.

Если допустить, что история развивается по спирали, то с шагом в 100 лет мы присутствуем при зачатии аналогичного процесса. С нового года мы открываем рубрику «Манифестация», где будем публиковать тексты представителей различных литературных течений современной России.

Этой публикацией «Общий круг русского образного малословия, или ритмического минимализма» представляет своих лидеров Михаила Чердынцева, Сергея Морева, Сергея Чупаленкова.

Михаил ЧЕРДЫНЦЕВ

ГРАФФИТИ, МЕЖДУ ПРОЧИМ
Желающим денег и славы пошлю сообщенья из бездны
Формальных желаний, с рассказом
О прелестях позднего света.
Когда тренируешь события, ждать бесполезно
Прогулки и чтения вслух с ожиданьем ответа.

Тут, кстати,
Пусть после ожогов в пространстве свиданий,
Где холод внимания ты от других отвергая,
Настолько уже заготовила фраз оправданий,
Что можно разбиться на части, себя предлагая.

На скользком пути ощущенья у двери забвения
Потребуем время: назначив к урокам камлания
Условия встречи. Но даже в звонках откровения
Виденья наводят порядок угрозой желания.

А малая вера спасает от жёсткой расправы,
Потратив с избытком участия редкие граммы;
Вослед испытаньям
В согласьях меняются нравы,
Раз силы возможности разъединяют упрямо.

За исчезновеньем, постигнув завидную степень,
Взойдя на трибуну, с отказом от собственной доли,
Открою секрет,
Как постигнуть бескрайние степи,
Услышав за верой гортанное пение воли.

ОБРАЩЕНИЕ С ТЕМНОТОЙ
Грубый сон оборвав, отвечаю за всё и повсюду:
Наблюдая отдельно желание чувств без прикрас,
Подпишусь под единством с тобой на бумаге и буду
Встречи переживать, словно прошлое мне не указ.

Гром и звон перемен от забытого к возрасту права
Разрывают сознанье всё громче и крепче в груди.
Так зачем
Торопиться, до дна расставаний отраву
Пить из плошки поступков с презреньем пути
впереди?

Остаётся мечта: этих криков в нас соединение
Не услышит никто. Оправданья решительный взор
К позабытым понятьям отыщет нам с освобождением
Разногласья поток, испытав безразличья позор.
Да,
Смешная строка выше кажется переживания,
Может руки согреть или холод в душе отменить.
Впрочем, к случаю счастье, пускай через горечь названия
Дни безжалостно крутят незримую времени нить.

Здесь вернёмся к началу,
Где всегда от объятий истока
Смысл заносит насильем да тает в свиданиях власть…
А пока можно тенью от солнца с движеньем,
наполненным током
Света, не удержавшись, в иное пространство упасть.
ПОБЕГ К ТЕБЕ: ТАК БЫЛО – 8
И КОЕ-ЧТО ИЗ ЮНОСТИ: ПОКА
 ТОСКУ НОЧНУЮ СПОХВАЧУСЬ ЗАПОМНИТЬ,
пусть СЛУЧАЙ ждёт в поступках ПУСТЯКА, –
 конкретно, в смысле, КТО теперь БЕЗДОМНЕЙ?

ЧЕМ БОЛЬШЕ СЛОВ, ТЕМ ЯРЧЕ И ОГРОМНЕЙ
Бессмертные, НАВСТРЕЧУ ВРЕМЕНА.
СКАЖИ, К ЧЕМУ так КЛОНИТСЯ СПИНА?
ВЕК КОНЧИЛСЯ! ВДАЛИ КАМЕНОЛОМНИ.

ПОБЕГ ИЗ ЗАВТРА БРОШЕННОЙ СТРАНЫ
ЛИШАЕТ ТАЙНЫ ПЕРЕВОД ЧУЖБИНЫ
В ПОНЯТИЕ, А СМЫСЛ — ГЛУБИНЫ.
РАЗ ВСЕ НЕВИННЫ и ОТЛУЧЕНЫ?!
ПУСТЬ нам в пути поБОЛЬШЕ БУДЕТ ГЛИНЫ.

О, ВРЕМЕНА РОЖДЕНИЯ БЫЛИНЫ,
КОГДА ВСЕ ТАЙНЫ ИЗОБЛИЧЕНЫ.

И ОЧИ ВОЛЧЬИ В ПЫЛЬ ИСТОЛЧЕНЫ,
И В ПОЛНОЧЬ ОТЦВЕТАЕТ КУСТ БУЗИННЫЙ,
И ЯЗЫКИ ТРЁХ ЯЩЕРИЦ В ОГНЕ...
ТЫ ЛАСТОЧКИНО СЕРДЦЕ даришь мне
И ЛЯГУШАЧЬЕ СЛОВО без ПРИЧИНЫ
из пузырька согласия во сне.

ПОСЛЕДНЕЕ
                                                                          
А.Б.
Через свои души
Мы протянули густую эпоху
Беспрерывного сна в ужасе переживаний.
Но когда последовала команда:
Открыть глаза!
То окружающее оказалось
Невероятно сложным изобретением
Для нас,
Воспитанных на ужасе и переживаниях сна
В течение целой эпохи,
Пока высыхало сознание
и
выросло
поколение слова Next.

Сергей  МОРЕВ

ИЮНЬ
За деньги Иудеи – тополя
Идею лета извратили в зиму.

Вселеннейший! Они уже казнимы!
Всесильнейший! Очищена земля
Для голоса и голода любого...

Но наволочку неба голубого
Набил кровавый тополиный снег.

Кому продать божественный ночлег,
Где молотка не слышно гробового?

Я ПРИМЕРЯЛ ПРЕКРАСНУЮ
Не углубляясь, лишь до первой крови
Я примерял Прекрасную. Как жмёт!

А впереди Неочевидность ждёт.
Ночь. Очи – под арест. На ощупь связь.
Безумьем самодельным вдохновясь,
Прекрасная рвалась. Какая боль!
И, разрываясь вдоль и поперёк,
Врывалась в мой сердечный кошелёк
И воровала мелкие монеты.

Сгущение мелодий. Гибель цвета,
Красноречный крик кровотеченья:
«Сердечный кошелёк из тонкой кожи
Ещё не уничтожен. И тяжёлая монета
чуть-чуть живёт, ворочаясь во сне».

Мне примерять Прекрасную сейчас,
До семяизверженья, до гримас,
В ночном осеннем парке, при луне...
Но смерть моя великовата мне.

ПОД  КУПОЛАМИ
Под куполами – жёлтым зверь падучий
И перепляс паучий и ещё:
Тяжёлый шёпот в голос превращён.

«Прибей себя к молитвенным ступеням»...
Уже прибился. Изгибаюсь. Бьюсь.
И так боюсь исчезнуть исступленьем...

«Путь откровенья тихо покоряя,
На месте будь. Пронзайся якорями».
Уже пронзили и пронзят ещё.
Тяжёлый зверь во мне не прекращён.

Дыханьем слёз увековечен воздух,
Паучья нить блуждает в птичьих гнёздах,
Кончаются молитвенные песни припевом:
«Полноценный! Не воскресни!
Но материнство воскреси во мне!»
Я без огня купаюсь в жёлтой пене,
Зверь чувствует меня всем опьяненьем,
Блуждаю по молитвенным ступеням...
Под куполом, впадая в сотый пот,
Рожаю  долгожданных напролёт
И провожаю выродков своих
В инопланетных библий чистый стих.

СТРОКИ НА ПАМЯТЬ
Стояла пьяная пальба
На танцевальном льду.
Балы справляла голытьба,
Как малую нужду.
Рукав реки неголубой
Впадал в глубокий грех,
А соблазнённые собой
Любили больше всех.

ТАНЦУЯ
Под острым соусом румянца
Ломалось синее  лицо.
Мизинцы наступали танцем
На обручальное кольцо.

К утру танцоры онемеют
И задохнутся подо льдом....
Когда мой труп окаменеет,
Ты из него построишь Дом,

Обнимешь комнаты руками,
Оценишь каменную тишь....
Танцуя, кинешься под камень.
Танцуя, девушку родишь.

ПЬЯНЕЮ
Пьянею одиноко в кабаках
Мгновенно, внутривенно и подкожно.
Сбылись надежды. Стало безнадёжно.
Все козыри – в отрубленных руках.
Где новые надежды? В облаках....

И проливную солнечную рвоту
Пророчат молодые соловьи.

Колокола уснули от любви
И кладбище выходит на работу.

Сергей ЧУПАЛЕНКОВ

КАСЬЯН ОСТУДНЫЙ
«Сизый бомж на ветру качается.
Громыхает на крыше жесть.
Век кончается? Начинается?
Продолжается ли? Бог весть.
Суетимся, смеёмся, плачемся.
По грошовым спешим делам.
Только Вечности – всё до памперса
или савана – как их там?
Под сурдинку успел повеситься
столб фонарный на проводах.
И рукою достать до месяца,
только он ни к чему в руках.
И не вижу света в окошке я.
Поспешаю всё не спеша.
И живут, как собака с кошкою,
тело грешное и душа».
           Вот и всё, что было занятного
           на крутой планете Земля
           поздним вечером 29-го
           високосного февраля.

***
…когда вдоль холодной Волхонки
по склону грядущего дня
скользящей походкой вакханки
Вы движетесь мимо меня,
когда на усталой Ленивке
Вас ждёт незапятнанный дождь,
небрежно смывая обрывки
иллюзий, мгновений, подошв,
когда занимается алый
закатный рассвет во весь рост,
когда Вы минуете Малый
(но всё-таки каменный) мост
и – вдоль Обводного канала
навстречу воде и звезде,
когда мне и этого мало,
чтоб быть благодарным судьбе,
когда Вы смеётесь и плачете,
и талая стынет вода,
и свищут пичуги на Балчуге,
когда Вы живёте, когда…

***
Вечер пьяными
пахнет вишнями.
Были зваными –
стали лишними.
Время позднее.
Келья тесная.
Каша постная.
Слово честное.

***
Будет сон. И запущенный сад,
совершивший осенний обряд.
И ночное свеченье стволов,
обнаживших бессмысленность слов.
И росою растаявший след
неизвестно кем прожитых лет.
Будет полдень молитвы и битвы.
И манящее лезвие бритвы.
И лозы виноградной слеза.
И усталые чьи-то глаза.
И глаза застилающий пот.
Каждый миг, каждый день,
каждый год.
Будет дождь. И пустынный перрон.
Аистиный растерянный стон.
И молитва Твоя и моя:
«Да минует нас чаша сия!»

***
Большая Ордынка, положим.
Допустим, что атомный век.
О как дерзновенно по лужам
Трёхлетний идёт человек.
Подвержены вечным заботам
в апреле, но в тысячный раз
искусство хожденья по водам
смущает доступностью нас.

ОСЕНЬЮ ПОД МОЖАЙСКОМ
Я в мозолистые ладони
голубой воды набирал.
Я купался в реке Исконе
И усталых коней купал.
Вдоль России текла Искона.
Вдоль России дожди текли.
Вдоль России скакали кони.
Голубые кони мои.
    
***
Накануне рассвета душе
всё отчётливей чудятся лица
и навеки ушедших уже,
и ещё не успевших явиться.
Всё назойливей гул голосов.
Всё прозрачнее времени мета.
И душа, откликаясь на зов,
отлетает на крыльях рассвета.