ПРЕМЬЕРА

Фёдор Чеханков – Башмачкин. «Шинель» в Театре Российской армии

Актёр, чья звезда взошла в 70-е годы прошлого века, когда он сменил Владимира Зельдина в коронной для того роли Альдемаро в пьесе Лопе де Вега «Учитель танцев» и почти одновременно пришёл на первый канал телевидения (всего было четыре) в качестве ведущего музыкально-развлекательной программы «Артлото», к своему
70-летию подошёл с багажом легенд, одна из которых, впрочем, нуждалась в корректировке. Отсутствие ролей и в театре, и в кино (иначе – нереализованность актёрских возможностей) в последнее время тревожило, и сильно. Собственно, для любого актёра простой выглядит приговором, несмотря на любые исторические заслуги, а потому идти на невесть откуда взявшуюся в репертуаре ЦАТРА «Шинель» по Гоголю с Чеханковым в роли Акакия Акакиевича Башмачкина было и страшновато, и предсказуемо. Ибо освоить такую роль после долгого молчания вроде бы нельзя, тут требуются тренинг, современное чутьё, абсолютный слух и натяжение всех нервов, из которых, кажется, только и состоит актёр. Тем удивительнее показался результат.

Парадокс в том, что и режиссёр Борис Морозов, смело взявшийся реанимировать некогда многообещавший талант, и почти отсутствовавший в репертуаре театра актёр Чеханков взяли материал неимоверной сложности, выбрали роль поистине гамлетовского свойства и при этом одержали победу. Актёр вернулся в строй впереди многих, театр получил спектакль, о каких давно не думал, режиссёр открыл секреты гоголевской повести не потому, что к этому его побуждал юбилей классика, но потому, что того требовала забота об Актёре. Что может быть интереснее во времена слепого прагматизма и дурманящего театральный дух пиара?

Что ставит Морозов и что играют Чеханков со товарищи? Петербургскую повесть Гоголя? Историю о маленьком человеке? Извечную для России мифологему о столкновении смерда со «значительным лицом», то бишь всесильным чиновником? Или фантасмагорию о фетишистском «романе» одушевлённого с неодушевлённым – Башмачкина с заново пошитой и вожделенной шинелью? Ведь можно и так и эдак, можно – как в спектакле В. Фокина с М. Неёловой в роли Башмачкина – пройтись и по следам анимации Ю. Норштейна.

Спектакль, вышедший из-под пера Морозова и пером Чеханкова, – ни о том, ни о другом, ни о третьем, хотя образ его, конечно, складывается из всего перечисленного наперекор всему – так сильны стереотипы и едва ли их собирались разрушать. Морозов и Чеханков ставят и играют спектакль об одиночестве, которое не знает многого. Не знает, где Петербург, а где окраины. Не знает, кого выбрать по жизни человеком маленьким, а кого лицом значительным. Не знает, что такое или кто такой «наш северный мороз» и почему он враг бедно одетому гражданину. Одиночество ещё много чего не знает – ни усатых разбойников, отбирающих обновку, ни ненадёжного народа – «секретарей», через которых трудно пробиться ко всякого рода превосходительствам, ни дурацких анекдотов про «фальконетову статую», которой почему-то или зачем-то подрубили хвост, – ни его это, одиночества, дело.

Зато знает человека как такового – всего, целиком – не важно писатель он, режиссёр, актёр или персонаж вовсе вымышленный, но похожий как есть на Акакия Акакиевича Башмачкина.

Парадокс в том, что соскучившийся по премьерам, и по премьерам значительным, Чеханков вовсе не пытается слить себя с Башмачкиным, изображать его, искать в воплощении роли какую-либо характерность, повадку, похожесть. Он остаётся самим собой или – точнее – рассказчиком, который на фоне вполне декорированной сценической истории (художник И. Сумбаташвили) и в изложении вполне хрестоматийного текста (инсценировка О. Бурдина) превращает простой анекдот в подчёркнуто-строгое и по отбору художественных средств минималистское размышление о том, что вовсе не является частным, анекдотичным, сиюминутным, а простирается к общечеловеческому, природному, многозначному. К естеству человеческой природы. Именно так: порода в данном случае (или спектакле) не важна. Важна природа. Чеханков – больше Гоголь, чем Башмачкин, больше – автор, чем персонаж, больше – артист, чем исполнитель.

Конечно, в спектакле много выразительных образов и художественных метафор (чего стоит одна только сцена «венчания» Башмачкина с новой шинелью!). Конечно, коллеги Чеханкова по сцене добираются высот виртуозности и умело играют режиссёрскими метафорами. Конечно, музыка Альфреда Шнитке буквально «танцует», дышит в параллель пластической партитуре режиссёра-хореографа А. Молостова. Но всё-таки главным голосом в небольшом по формату, но значительном по взятым рубежам спектакле становится голос Фёдора Чеханкова. О себе и своём актёрском одиночестве. О режиссёре, который в одиночестве переживает поиски художественных смыслов. О писателе, который одиноко и неузнанно прячется за своим персонажем. И об Акакии Акакиевиче Башмачкине, который одиноко умирает в своей петербургской квартирке от того, что у него отняли шинель. Не много? Больше не добавить.

Сергей КОРОБКОВ