СЕНТЯБРЬ. ИТОГО

Россия стала другой. Другим станет и мир

Основные события прошедшего сентября комментирует писатель и публицист Анатолий САЛУЦКИЙ

– Первый вопрос – традиционный для рубрики: какие события сентября вы считаете наиболее значимыми?

– Начну с главного – с последствий августовских событий на Кавказе, которые требуют глубокого анализа. Ясно одно – преодолён «комплекс униженности» 90-х годов, ощущение русской неуспешности. А конкретно наряду с практическими результатами пятидневной войны для меня стало важным то, что кавказские события показали возросшую силу Российского государства. Силу не в физическом, военном смысле (хотя и этот аспект актуален), а силу государства как властной структуры, управляющей жизнью страны. Когда боевики Басаева напали на Дагестан, понадобилось 12 дней, чтобы со всей России собрать боеспособный армейский кулак. На этот раз танки прошли через Рогский тоннель уже через 12 часов после начала грузинской агрессии. 

Здесь два важных аспекта. Не знаю военных секретов, но то, что наша армия была в полной боеготовности, – несомненно. Такое ощущение, что в сейфе командующего 58-й армии давно лежал пакет и требовалась только команда «Вскрыть!». А там всё расписано, и никаких согласований не нужно. Но ведь агрессор рассчитывал именно на согласования, требующие времени, и надеялся запечатать Рогский тоннель. И второе – эта ситуация показала полное единство на вершинах российской власти. Путин – в Китае, и расчёт Саакашвили строился именно на замешательстве в российском руководстве. Но наши лидеры действовали предельно слаженно. 

Есть ещё один весьма существенный момент. Вспомните, сколько клевали нашу армию, долбили, поливали в СМИ. Да, она до сих пор оснащена слабо, и потому речь теперь идёт о перевооружении. Но в кавказских событиях армия показала себя блестяще. И речь не только о военной победе. На меня большое впечатление произвела сама организация дела. Нужны очень чёткая работа, отличное тыловое обеспечение и ясный штабной расчёт, чтобы за три дня вывезти с грузинских баз уйму трофеев. А как великолепно и стремительно сработало МЧС! Это и есть истинная роль государства. 

– То есть военная машина постепенно отлаживается? 

– Она на деле показала свою эффективность. Теми днями по одному «Эху» выступал некий политолог, который говорил, что мы, дескать, в спешке принимаем ошибочные решения. На самом деле решения принимались верные и с заглядом вперёд. Например, моментальная установка наблюдательных постов в зоне безопасности для последующего политического «торга».
 
– Как вы оцениваете реакцию и роль европейских партнёров? 

– Процитирую слова Саркози на вторых переговорах с Медведевым: «В этом кризисе мы увидели возникновение важного действующего лица – Европейского союза, который попытался найти пути примирения в войне на Кавказе. Когда Европа хочет – Европа может быть фактором мира, она может играть свою роль даже в регионах, где не играла такой роли. Вот что может сделать Европейский союз!» Считаю, что позиции ЕС резко усилились. И уже на нынешней сессии Генассамблеи ООН Саркози заявил, что Европа хочет сотрудничать с Россией. То есть если ранее у ЕС из-за диктата США практически не было самостоятельной политики, то теперь он начинает играть новую роль. В этом смысле Саркози может войти в историю как лидер обновлённой Европы. 

В убытках оказались только США. Это сразу проявилось в нюансах. Например, перед заседанием ОПЕК мир был абсолютно уверен, что квоты на нефть не изменятся, – этого требовали США. А в итоге квоты уменьшились по требованию Ирана и Венесуэлы. Это означает, что влияние США сразу ослабло. Зато резко усилились позиции России и Европы. 

– А как в данном контексте следует трактовать позицию стран СНГ? 

– Страны Содружества увидели не только мощь и силу России, но почувствовали её спокойствие в решении острых вопросов. Незачем замыкаться на том факте, что наши партнёры пока не признали независимость Южной Осетии и Абхазии. Хорошо, что мы не оказываем на них давление – это тоже признак силы. Но практически все лидеры стран СНГ встретились с высшим российским руководством, развитие отношений усилилось, ускорилось. Усиление России благотворно повлияет на всё СНГ, на его позиции в мире. 

– Кстати, уже меняется политика украинского президента, который на сессии Генассамблеи ООН не стал открыто поддерживать грузинского коллегу. Видимо, международной изоляции России не предвидится. 

– О какой изоляции можно вести речь! Изолировать Россию невозможно, само это словосочетание ушло из политического лексикона европейских деятелей. Стоит заметить, что после кавказских событий внешняя политика России стала, я бы сказал, на два порядка глубже, серьёзнее. 

В подтверждение два факта. 1 сентября собирается ЕС для рассмотрения санкций против России. А накануне Путин летит в Находку и даёт старт строительству крупнейшего НПЗ, тем самым намекая, что углеводороды пойдут на Восток. Очень тонкий дипломатический ход… И второе: полёт стратегических бомбардировщиков в Венесуэлу. За этим «экспериментом» стоит нечто гораздо большее. Это – асимметричный ответ на американскую систему ПРО у наших границ. Если обстановка обострится, мы сумеем тихо доставить в Латинскую Америку боевые ракеты на сухогрузах, потом туда прилетят «белые лебеди». А оттуда подлётное время ракет до США – пять минут. И американская ПРО окажется ненужной дорогостоящей игрушкой. Теперь стратегические бомбардировщики – по сути, наши летающие военные базы. Это очень серьёзный фактор, изменяющий геостратегическую обстановку в мире. США не могут чувствовать себя так же безнаказанно, как ранее, не могут вести себя так же нагло. 

– Порой это приобретает комичные формы. Недавно Конгресс США призвал президента признать полувековую оккупацию Советским Союзом прибалтийских стран. 

– Да, в Белом доме принимают такого выдающегося деятеля, как Каспаров, а Конгресс голосует за резолюцию по Прибалтике… А всё из-за чистого поражения Америки в кавказском кризисе. Потому американцы сейчас и предпринимают массу нелепых политических действий – в эмоциональном запале. В последнее время я часто бываю в США и могу оценить некоторые ведущие тенденции развития этой страны, могу констатировать, что Штаты – это всё-таки упадающая страна. Да, она мощная, сильная. Но если 20 лет назад, после победы в холодной войне, её можно было уподобить сорокалетнему энергичному мужчине, полному сил, то сейчас это уже – сытый 65-летний человек с пошатнувшимся здоровьем. 

А Россия набирает темп. Это уже совершенно другая Россия. Изменился и мир, которому нужна новая система коллективной безопасности. 

– Медведев заявил, что система международной безопасности себя исчерпала. И предложил европейским коллегам выстраивать новую систему общей безопасности… 

– Это логично. Уверен: продвижение этой идеи усилится, хотя ей будут противиться США, не желающие допустить самостоятельности Европы. 

– Как сюда вписывается развитие отношений Молдовы с Приднестровьем? 

– После кавказских событий первым приехал к Медведеву в Сочи именно Воронин. Молдавский президент опасался, что Россия может так же решить вопрос с Приднестровьем. Однако на этом примере мы продемонстрировали, что силовой путь – не наш путь. Его нам навязали, и мы достойно ответили. Зато в Приднестровье мы идём тем путём, который нам близок, – через мирные переговоры. Думаю, там будут найдены компромиссы. Это и есть истинное позиционирование России в мире.
 
– Вы особо отметили единство, согласованность действий Медведева и Путина. Разве до кавказского кризиса его не было? 

– Наверняка было, но воочию мы его не видели. Тем более некоторые наши СМИ раздували их мифические разногласия. Но кризисная ситуация всё показала наглядно. То, что они слаженно работают в четыре руки, – совершенно очевидно. Все решения принимаются быстро. Такой сдвоенный центр значительно усилил российскую власть и её авторитет в мире. А как великолепно Медведев и Путин отыграли на информационном поле битвы, когда выдали серию интервью зарубежным СМИ! В те дни я был во Франции и наблюдал, как зарубежные телеканалы без конца крутили интервью с российским президентом и премьером. Комментарии тоже были интересные: события на Кавказе стали официальными похоронами однополярного мира. 

– Как вы оцениваете высказывание Медведева о том, что события 8 августа стали для России тем же, что события 11 сентября для США? 

– На мой взгляд, их нельзя сравнивать. «9/11» стало для Штатов поводом для агрессивной политики и перекройки мира. А Россия, как говорится, официально вернулась в разряд великих держав. 

– Скорее, речь идёт о перекройке международных отношений? 

– Да, об отказе от однополярного мира, о переходе к системе коллективной безопасности. Кавказские события – поворотная точка. Но выводы и действия по сравнению с «9/11» совершенно разные. 

– К слову, в беседе с Медведевым сам интервьюер «Евроньюс» констатировал, что «кавказский кризис перевернул последнюю страницу в постсоветской истории России и стал отправной точкой для нового миропорядка». То есть и в Европе всё отлично понимают. 

– Согласен. Та мощная серия интервью Медведева и Путина во многом раскрыла глаза миру, однако при этом возникает другой вопрос. Кавказские события и то, что за ними последовало, привели к качественным изменениям внешней политики России. Но история учит, что резкие изменения внешней политики не могут не сопровождаться изменениями внутренней политики. Что, кстати, произошло и в США после 11 сентября, когда был принят, в частности, Патриотический акт, заметно урезавший многие гражданские права. Теперь речь вообще идёт о потёмкинских деревнях американской демократии. 

У нас вопрос стоит иначе – хотя бы потому, что эти события различны по своей сути. А значит, должны повлечь за собой разные последствия. 

– И какими, по вашему мнению, могут быть последствия? 

– Какими конкретно, сказать трудно. Но вектор абсолютно ясен: курс на консолидацию общества вообще и элит, интеллигенции – в частности. Проблема лишь в том, что не все в творческом мире готовы к такой консолидации, и та властная фигура, которая возьмёт на себя инициативу примирения конфликтующих групп интеллигенции, поистине войдёт в историю России. 

Раскол, произошедший в годы перестройки по идеологическому разлому «коммунизм – антикоммунизм», исчерпал себя, такого размежевания уже нет. На смену пришла примитивная конкурентная борьба за близость к власти, за деньги и т.д. И потому какой-то части творческой интеллигенции, удовлетворённой своим положением, примирение невыгодно. А ведь наши потрясения начались именно с разлада в творческой интеллигенции, и, пока она не сделает шаг к примирению, к консолидации, трясти будет всё общество. Кстати, в президентских посланиях Путин трижды поднимал вопрос о консолидации общества. И трижды отечественные СМИ полностью игнорировали этот вопрос.
 
– Но как, по-вашему, должно произойти примирение? 

– Примирение в демократическом обществе вовсе не предполагает унификацию точек зрения. У примирения только одна основа – диалог! В нашем же обществе никакого диалога нет. Да и откуда ему взяться, если лишь небольшая часть творческой элиты имеет возможность вещать по ТВ, проповедуя свои взгляды. Вспоминаю шутку Путина: кое-кто хотел бы приватизировать метр госграницы и беспошлинно ввозить товары. Эта шутка воплотилась на практике в эфире: кое-кто приватизировал свой час в сетке вещания и годами однобоко, недиалогично протаскивает свои воззрения. 

– В связи с этим как вы относитесь к утверждению о том, что информационную войну мы проиграли? 

– Полностью проиграли! И это прискорбно, ибо информационная война теперь стала частью обычной войны. 

В тех же США можно смотреть все наши телеканалы. Но их не смотрят. Ибо эти телепакеты, да и «Раша тудей», верстаются так, чтобы потрафить Америке. И они американцам неинтересны. У нас теперь большой объём возможностей и средств внешнеполитической контрпропаганды, но все они крайне неудовлетворительного качества. Тут нужны кардинальные решения. 

– Это уже зависит от качества кадров… 

– Несомненно. Поэтому, наверное, настало время привлечь на роль консультантов опытных сотрудников советского телевидения, которых преждевременно отправили в тираж. Сегодня проблема качества нашей контрпропаганды громко стучится в двери. А во внутренней сфере возникла острая потребность в позитивном самоутверждении – мы теперь не на пепелище страны и не на обочине мировой истории. Посткоммунистическая травма преодолена, но она аукается кризисом ценностей. Для этого и нужен диалог. К слову, это один из главных выводов августовско-сентябрьских событий. 

И последнее. Слава богу, с началом ХXI века закончилась эпоха, когда лидеры России недотягивали до своей исторической роли. Теперь ситуация иная. Хочу в этой связи напомнить, что ответил когда-то Дэн Сяопин на вопрос советского журналиста: не возникнут ли у Китая претензии к СССР? Дэн Сяопин ответил исчерпывающе ясно: «Если вы будете сильны, то никакие претензии не возникнут». 

Беседовал Сергей ТРУСЕВИЧ