ПОЭТОГРАД                                                                                                                                                                         

Владимир ПАЛЬЧИКОВ

ЗМЕЙ
Вдруг над берёзой свилеватой
дохнуло страхом и тоской –
закрыв собою ползаката,
Змей опускался за рекой.

Как видно, казни и разоры
грядут…
        Но он на берегу,
на том, гористом, канул в норы –
и тишина. И ни гу-гу.

Не тьмой ли пойман полоротой,
ломая крылья, в глубь горы
он рухнул –
         в мёртвые пустоты,
в угрюмые тартарары?

Нет. Затаился. Тень испуга
стоит у каждого окна.
Оцепеневшая округа
Его присутствием полна.

Срок некий таял, истекая.
Змей ждал, он был не так-то прост.
Чего? Депеши из Китая?
Схожденья линий, знака звёзд?

Огня не жгли, и по оградам
марь сатанела, цвёл осот.

А вечерами пахло гадом
и жутью веяло с высот.

Был недобор зерна в колосьях,
горох смущал пустым стручком.
И шерсть на всех загривках пёсьих
Стояла день и ночь торчком.

ЛЕТО 2010
Гнали дренаж
в сердце болота.
Ну и дрянна ж
эта работа!

Наша беда.
Нету с ней сладу.
Деться куда
птице и гаду?

Думай о дне
близком, далёком:
всё это – не
выйдет ли боком?

Взрывчатый пласт,
тлеющий тихо,
взвиться горазд
даже от чиха.

В храмах полян
пили, сорили –
вырвался пал,
смёл пол-России.

Дым над жнивьём
стелется еле.
Страшно, живьём
сосны горели.

Голову свесь.
Нешто иная
Родина есть,
мать запасная?

ТАНЕЦ «СИМД»
По мотивам осетинских
нартовских сказаний

 Олегу Георгиевичу Гулаеву
Над миром гул висит,
ему тесны пределы небосвода –
пляшите, нарты, симд,
покуда не вернусь я из похода!

Тот танец круговой,
связующий таинственно и свято
звезду над головой
и под пятою камешек щербатый.

Обряд или игра
безвестных сил, таящихся под спудом?
И Чёрная гора
до самых недр полна надсадным гудом.

Согласный шарк подошв
в ущельях повторяется громово.
Хромец, куда бредёшь?
Стань в круг –
ведь симд излечит и хромого!

Кто распрями не сыт?
В долину смотрит башни грань косая.
И грозный длится симд,
хребты и перевалы потрясая.

Глянь вдаль из-под руки –
моря, сверкая, тянутся друг к другу,
обняв материки,
в гремящем симде движутся по кругу.

Блаженна тяжесть чаш,
благословенна стен суровых кладка.
Симд – ритма чуткий страж,
ручательство вселенского порядка.

Исполни долг! – и вот,
как верный симд, вовек не знавший сбоя,
тебя домой вернёт
судеб круговращенье мировое.

Летит дождём косым
жизнь. Пала старость –
каменная осыпь,
ты здесь, ты рядом, симд,
но всё невнятней глохнущая поступь…

В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ
Вольная трава,
камень, на припёке накаляющийся,
расскажите что-нибудь про Льва
Николаевича.

Но, понятно, вике, повилике
это не дано,
там, понятно, разум невеликий,
прозябанье там одно.

А денёк хорош,
всё цветёт, ветвится понемногу,
всё собою занято. Ну что ж,
ну и слава Богу.

Далеко видать, во все концы,
воздуха’, прозоры.
Тишина, а в ней орут птенцы,
вот прожоры.

Всё же ясно: неких тайн поверенные –
бузина, стрекозы и дрозды,
но нельзя, не велено
разглашать те тайны без нужды.

Да и сам он, выйдя на покой,
на былое не польстится –
он теперь щебечет и кустится,
он теперь не старикан с клюкой,
а трава и птица.

МОСКВА