Валерий МИХАЙЛОВ

***
Мы на камне взошли,
На песке, на крови…
Зацепились…
Песни в звёзды ушли,
А мольбам небеса приоткрылись.
Эти степи нагие окрест,
Лепо или нелепо,
Как судьбы опрокинутый крест,
Смотрят в небо.
Полынок одинокий дрожит…
Ни дорог и ни люда…
Воздух светом навеки прошит
И туда, и оттуда.

РОССИЯ
Тебя ко смерти все приговорили
Уже давно, но ты ещё жива.
Тебя казнили, мучили, морили,
А ты живые всё родишь слова.

Твои леса, и тундра, и болота
Так непомерны, что ни дать ни взять,
Но всё ж кому-то вечная охота
Тебя, до нитки обобрав, распять.

Так душу живу распинает тело,
Так чёрным дырам немила звезда,
Чтобы она не плакала, не пела
И не молилась Богу никогда.

России – нет? Россия вечно будет!
В нас – кровь её, а это не отнять.
России в нашем сердце не убудет
Ни на частицу духа, ни на пядь

Земли её, раскромсанной врагами,
Растащенной… И пусть разрушен кров –
Над степью, над полями, над снегами
Сияет Божьей Матери покров!

МАРКАКОЛЬ*
Валежины и заросли кипрея…
Бредёшь, ныряя в зелень с головой,
Медведем понатоптанной тропой,
Не думая, не мучась, не жалея… –
И хорошо, что больше сам не свой,
А никакой, а попросту – живой!
(Хотя тропа медвежья – не аллея
И трудно пробираться той тропой.)

Здесь травы и деревья – исполины,
Здесь буйно всё, и грузно, и свежо
(Уже тут сразу б выросло в ужо),
И первобытны горы и долины,
Где в жар бросает ясный дух малины,
Парящий в воздухе – хоть режь ножом…
А понизу смородина дурманит
И ягодой, и заварным листом,
И древним запахом грибы шаманят
Исподтишка, украдкой и тайком.

Таёжный дух в горах – всего могучей,
Он, как медведь, хозяйничает тут.
И облака громадами растут
В высоком небе, чистом и певучем,
И светят свежей синью небеса…
И всё одно – и скалы, и леса,
И озеро, и зной, и ты, и лето…

Вон бурундук (отнюдь не егоза)
С пенька таращит на меня глаза,
Как будто вопрошает: кто же это?
Я – это ты, но потерялся где-то…
Я – горы, и леса, и небеса,
Душа моя малиной разогрета…
Душа моя – цветущая лоза,
И песенка моя ещё не спета!

* Маркаколь – озеро в Восточном Казахстане.

***
Я проснулся среди ночи,
Поезд мчался прямо в звёзды,
Только небо, небо, небо,
Никакой уже земли.
Вот и всё, что мне осталось,
Остальное поздно, поздно.
Непомерные глубины…
Поезда и корабли…

Вот и всё, что мне осталось:
Ночи, полные пространства,
Запредельная дорога
В чёрной пропасти огней,
Неразгаданная радость,
Неподвластная тревога,
Звон копыт по небосводу
Иоанновых коней.

Горний дух, коней дыханье,
Очищающие муки,
И пылающие звёзды,
Опаляющие кровь…
Вечной музыки надмирной
Упояющие звуки,
Бесконечной, словно небо,
Беспредельной, как любовь.

Сауле УСЕНБЕКОВА

ТУРКЕСТАН
Вернуть бы мгновенья далёких ночей,
Степей азиатских услышать
дыханье.
И льётся, и льётся из звёздных очей
Великая Скорбь и Благое Вещанье.

Какая нетленная сила любви!
Верблюжья колючка –
и та расцветает.
Туранскую землю святой назови –
Прозреет твой дух,
как змея золотая.

У Врат Откровенья желанье одно –
Уйти от всего и в мирах
раствориться.
Но это… но это пока не дано:
В земной суете продолжаю
томиться.

ГОЛОС РОССИИ
Неумолима природа стихий,
С музыкой благостной льются
стихи.
Тает в них тихо божественный
свет,
Млечных галактик таинственный
след.

Где-то витает напевное «Отче»,
Где-то под куполом в звёздные ночи
Ангела золотом светится волос –
Это доносится вечности голос.
Сколько печали разлито в стихах,
Сколько любви, усмиряющей страх!
Шёпот молитвенный слышится
в них
Предков далёких и старцев святых.

Белая церковь и крест православный
В том Благогласье не символ
ли главный?
В отчем краю, где густые дубравы,
Солнцем восходит собор
златоглавый.
…Меркнут от пыли столетий
иконы,
Сонмы сокровищ российской короны.
Только б от скорби –
о русские стоны! –
Сердцем не меркли славянские жёны.

В омуте глаз солнцеликих мадонн –
Иконописная память времён.
Сквозь тишину синевы по утрам
Плач Ярославны доносится нам.

Голос России – нетленный родник,
Даль голубиную сердцем постиг.
Дух всенародный не обделён,
Божьей росою сполна окроплён.

Не потому ли поэтом воспеты
Многострадальной души
самоцветы?
Слышу я кроткую Деву Марию –
Благословляя молитвой Россию,
В горних мирах её руки воздеты.

Кадыр Мырза АЛИ

ОБРАТНЫЙ ПЕРЕЛЁТ ГУСЕЙ
Вот и осень сорит пожелтевшей
листвой,
Гуси к югу летят над моей головой,
Нам понятен язык этих стай
перелётных,
Ведь издревле казахи – народ кочевой.

Дни морозной зимы уходили, как дым,
Таял снег,
приходила
с дыханьем живым
Голубая весна –
и тянулись казахи
На джайлау, как гуси, простором
степным.

Нёс пожитки верблюд,
поднимались чуть свет
Зелень трав, словно бархат, была
и вельвет,
Кочевали алшины,
уйсуны, найманы,
Атыгай-карпыки, за соседом сосед.

Нагоняли своих, по дороге отстав.
Как хозяин, овец сторожил волкодав...
Сколько маков в степи,
столько красных платочков,
Ах, как пристален девичий взор и лукав!
О, как вольно душе,
как просторно в степях!
Шли верблюды на шерстью
заросших ногах,
Далеко по весенней степи разносился
Смех подростков,
гарцующих на стригунках.

Помню бабушку с дедушкой в том
золотом,
Как мне кажется, времени,
трудном, былом,
На привале сначала устроить качели
Торопились,
а юрту поставить – потом.

Благосклонна, мы знаем,
К влюблённым весна,
Покровительствует им от века она:
Молодёжь веселилась у алтыбакана
Иль играла, смеясь, в аксуйек допоздна...

Рано в горы приходит со снегом зима,
Надо скот уводить,
опускается тьма,
И к зимовьям своим возвращались
казахи,
С гор спускались к подножью
родного холма.
А над ними цепочкой тянулись на юг
Гуси,
крик их прощальный – пронзительный,
До весны покидали родные кочевья,
Улетали в преддверье морозов и вьюг.


Сколько в жизни тревог,
сколько в мире дорог!
Смотрит старец на сына,
а мне невдомёк:
Смотрит он просто так
или с тайной обидой,
Сын глядит на гусей,
что пасутся у ног... 

ОХОТНИК
Бог с ним, с ружьём,
Стрелять не буду влёт.
Ружьё как раз добычу отпугнёт.
Вернее соколиная охота,
Пусть сокол на плече моём вздремнёт.

На холм взойти,
Спуститься в дикий лог,
Скакать лисе и зайцу поперёк,
Я с гончей выходил бы на охоту,
Хвост у неё подкручен, словно рог.

Когда же старым стал бы я, седым,
Сидел бы у костра,
глотая дым,
Охотничьи рассказывая байки, –
И сам бы верил россказням своим.

Несётся время, словно жеребец.
Простым тем временам пришёл конец.
Увы, таким охотником не стал я,
Таким ещё был, помню, мой отец. 

Перевёл Александр КУШНЕР

Фархат ТАМЕНДАРОВ

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК
Я тру серебро
позапрошлого века:
Седой потемневший поднос
И чайник помпезный
с фигурками греков,
Бегущих в орнаменте роз.

До блеска начищу
старинные ложки,
Красивые вилки, ножи,
В солонке витой, что
на тоненьких ножках,
Соль века слегка обнажил.

Себя археологом
воображаю,
К пыли прикасаясь веков.
И дух свой мятежный
освобождаю
От будничных, серых оков.

Блестит серебро,
отраженьем любуясь,
Коснусь его нежно рукой,
И мудрости века того
повинуясь,
Я вдруг обретаю покой.

Так, слов серебро оттирая
от пыли,
В тоске я, живой печенег.
Часы ещё время моё
не пробили,
Где он, мой серебряный
век?!

Турсунай ОРАЗБАЕВА

ПЛАКАЛЬЩИЦА-ОСЕНЬ
Ты желаешь, плакальщица-осень,
Чтоб с тобою слёзы я лила,
Не тебе ли в жертву мы приносим
Дни надежд, цветенья и тепла?
Если хочешь, я заплачу тоже,
Облачась в узорчатую шаль.
Вспомню, что весной была моложе,
И себя мне сделается жаль.

Не забыть мелодию кобыза,
Что в груди звучала у меня –
Там, в дали, насупившейся сизо,
Скрылась песнь лазоревого дня.
Шепчет ночь о том, что терпеливой
Быть должна я. Как ни прекословь,
Скоро кобылицей с белой гривой
По степи зима промчится вновь.

На душе и грустно, и тревожно.
Дует ветер. Окна в каплях слёз.
И забыть весну мне невозможно
С косами зелёными берёз...

Перевёл Яков КОЗЛОВСКИЙ

МОСКВА
Сорвав с души оцепененье,
Ты в грудь мою вдохнула пенье,
Чтоб в вихрях смуты и раздора
В моей душе была опора –
Любовь, дающая терпенье.
Как я хотела быть свободной!
Но слышу гул зимы холодной.
Иду по площади, по скверу,
Ищу потерянную веру,
Как ищет корочку – голодный.

Есть путь прямой, и есть обратный.
Так где же правды голос внятный?
Немало ищущих, как я,
Святую правду бытия
В наш век крутой и непонятный.

И пусть печаль, слезой слепя,
Пройдёт, прозрение крепя.
Ты – мне надежда вековая.
Люблю тебя, Москва святая,
Люблю и верую в тебя!

Перевела Людмила ЩИПАХИНА

Станислав ЛИ

ДАЛЬНИЙ – ВОСТОК
I
На Дальнем Востоке,
В районе Посьета,
В местечке, где море
Просунуло острый
Солёный язык,
Был хутор
С корейским названием
И домик, в котором
Родился мой дед.
Как странно –
Взросло уже
Два поколения
В степях,
Роднее которых
Уж, кажется, нет…
Но к памяти деда
Я вновь возвращаюсь,
В Посьет…
И лижет мне рану
Моря кусочек,
Похожий на чей-то
Шершавый язык…

II
Не задумываясь,
Мы учили в школе
Родную речь.

Через тринадцать лет,
Склонившись над анкетой,
Я мучительно раздумываю
Над графой:

«Родной язык»…