ЮБИЛЕЙ

Ауэзхан Кодар – автор книг «Крылатый узор» (1991), герменевтического сборника «Абай (Ибрагим) Кунанбаев» (1996), «Круги забвения» (1998), «Очерки по истории казахской литературы» (1999), монографии «Степное знание: очерки по культурологии» (2002), книги стихов с параллельным английским текстом «Цветы руин» (2004), книги «Зов бытия» (2006) и составитель «Антологии казахской поэзии в переводах Ауэзхана Кодара» (2006), а также поэтических сборников на казахском языке.

Кодар – писатель-билингв, в совершенстве владеющий казахским и русским языками, что позволяет ему быть переводчиком национальной классики. Он перевёл на русский язык поэзию средневековых жырау, произведения Абая Кунанбаева, Магжана Жумабаева, Жуматая Жакипбаева. На казахский перевёл драму Е. Замятина «Атилла», философские работы М. Хайдеггера, Ж. Делеза, Х. Ортеги-и-Гассета и других зарубежных философов в «Антологии западной философии» (2002). Является одним из авторов «Культурологического словаря» на казахском языке (2001). Внёс крупный вклад в государственную программу «Культурное наследие».

30 октября 2008 года исполнилось 50 лет Ауэзхану КОДАРУ, известному писателю, драматургу, переводчику, критику, культурологу, публицисту, кандидату философских наук, академику Народной академии Казахстана.

Для уяснения феномена его творческой личности, по мнению филолога Рабиги Кулжановой, «лучше всего подходит образ кентавра, возникший на рубеже греко-скифского мира как символ единства миров оседлости и кочевья, природы и культуры, животного и человеческого, души и тела». Известно, что кентавр Хирон был воспитателем многих греческих героев, в том числе и Геракла, который ранил его в ногу стрелой, смоченной ядом лернейской гидры. Боль была настолько мучительной, что Хирону пришлось отказаться от бессмертия. Р. Кулжанова пишет: «Да, добро не всегда находит воздаяние, как и талант – в нашем случае талант философа и поэта в эпоху рыночной экономики и этнофетишистского провинциализма». В нынешнее время писателю-билингву «суждено остаться кентавром и жить с ядом в крови, превращая его в светлое вино двуязычного творчества. Лишь бы мы сумели прочесть то, что написано такой ценой».

«Русский язык диктует мне свои правила и опыт, свои средства выражения, отличные от казах­ского…», – пишет Ауэзхан Кодар. Он подвергает глубокому осмыслению системы двух языков, на которых творит свои произведения. До 7 лет будущий поэт рус­ского языка не знал. Однако, попав в Россию, он быстро заговорил по-русски, а приезжая на родину, в Казахстан, сразу переходил на казахский.

Кодар получает образование на русском языке и первоначально выбирает языком научного, поэтического и переводческого творчества – русский, затем переходит на казахский: «Теперь я пишу и на казахском языке. Я билингв в полном смысле этого слова. А задача билингва, с одной стороны, разрушить границы жанров, а с другой – способствовать их взаимопроникновению».

В нужный момент, в зависимости от обстановки, он легко переключается с языка на язык. «Моё двуязычие для меня – как спасение, как выход из любой ситуации и творческого кризиса. Когда на русском я сам себе не нравлюсь, когда я как бы исчерпал свои средства выражения, я перехожу на родной, казахский – и будто омолаживаюсь. Я вхожу в стихию этого языка, лиризма, романтики, который полон каких-то новых, ещё не использованных средств, нерастраченных сил. И этот язык меня как бы заново рождает. Мои стихи на казахском полны языческой радости жизни, в то время как стихи на русском полны грусти. В этом, по-видимому, кроется разный опыт этих двух языков, который порождает различную ментальность моего поэтического стиля».

Одно из своих стихотворений, написанных на русском языке, он посвящает Коркуту – святому старцу, находящемуся в особом ритуальном пространстве, пространстве шаманского полёта, шаманской медитации. Кодар утверждает, что иного способа генерирования мысли у человечества нет до сих пор. Мысль нельзя вызвать волевым усилием. Она рождается при особых условиях, к которым мы инстинктивно подлаживаемся. Ритуал камлания и призван был создать такие условия, а кобыз являлся инструментом, погружающим шамана в транс и выводящим из него. Музыка сродни наркотическому опьянению. Это Кодару удаётся передать в стихотворении «Коркуту».

Вихрем кружится кам в маске сокола
с серпиком клюва,
Так египетский Гор расправлялся
с предателем Сетом.
Бубен с чёрным крестом оставаться
в покое не любит,
И камлание шло, пока кам не упал на рассвете.
Как подкошенный рухнув, исходит он белою пеной,
Закатились глаза, превращаясь в ужасные бельма.
Не бросайтесь к нему, он в волшебное это мгновенье
Облетает, паря, Гималаи, Сахары и сельвы.
Вот воскрес Осирис… Гильгамеш об Энкиду горюет…
Будда в водах сидит,
подобрав в виде свастики ноги…
Солнце пышно встаёт… в переливе лучей,
словно в сбруе…
Ослепляя красой молодого исламского бога…
«Прочь же, прочь, Азраил! –
 отбивается кам утомлённо, –
Смерть – подобие сна,
дай проснуться посланнику тюрков!»
…Долго плачет кобыз – заунывно и потусторонне,
Словно с жизнью играя в последние жуткие жмурки.
«Слух – жилище души… сон –
 её пребыванье вне тела…
Не живой и не мёртвый,
я – медиум между мирами…»
Просыпается кам, извлечённый из транса умело
Мерным ритмом кобыза,
придуманным этим же камом.

Поэзия А. Кодара, даже на русском языке, высвечивает главную для казаха мысль: на каком бы языке ни мыслили казахи, круг их суждений вращается вокруг одного и того же – создания национальной культуры и осмысления национальной истории. Поэтому, говоря о приоритетах национального самосознания, Кодар предлагает следующее: «По Леви-Строссу, осмысление разнообразных этнических мифов – третий этап гуманизма после античного и ренессансного. Мировая стратегия мысли ныне движется к тому, что европейцы отказываются от европоцентризма. В такой ситуации любые формы этноцентризма только тормоз на пути к диалогу с миром».

Ауэзхан Кодар считает, что в «стремлении к диалогу с миром… очень актуально искусство перевода». Перевод, по мнению писателя, «это не только нудная копиистика, это возможность посостязаться с автором, создать свои варианты интерпретации текста, обогатить аналитическую палитру родного языка… Двуязычие – постоянная возможность инобытия, возможность всенаходимости. Человек, который пишет на разных языках, знает, что каждый язык ведёт себя в сознании писателя абсолютно как собственник, требуя особого к нему отношения».

Улданай БАХТИКИРЕЕВА, профессор, доктор филологических наук