ПРОЗА ЛАТВИИ

Анита ПОКРОВСКАЯ

Всю жизнь хотела научиться разговаривать с кошками. Меня вообще всегда привлекали кошки больше, чем собаки. Но я почему-то понимаю именно собак.

И они меня понимают. Бывает, заблужусь в городе, а мне какая-нибудь дворняжка дорогу подскажет. А я так тихонечко: «Спасибо». Тихонечко, чтоб люди не подумали, что я с ума сошла. А бывает, ко мне на улице какая-нибудь собака привяжется. Она всю дорогу что-нибудь рассказывает, и мне самой не скучно.

Саша понимает кошек. Он с ними охотнее разговаривает, чем со мной. Усядется прямо посреди улицы напротив какой-нибудь мурки бездомной, и они так минут пятнадцать могут друг другу в глаза смотреть. А я рядом топчусь, жду, когда они наговорятся. И сказать-то ничего не могу, боюсь его обидеть. Он вообще обидчивый. Один раз ушёл из дома и пропал на неделю. Вещи все оставил и исчез. Я его ждала, ждала, даже уснуть боялась: вдруг он позвонит, а я не услышу. А на шестой день легла на кровать и поняла: если он не вернётся, я так с этой кровати и не встану. А он пришёл ночью, сел рядом на кровать и молчит. И я молчу, думаю: «Сейчас извиняться начнёт». А он говорит: «Слушай, а что у нас поесть есть?»

Рыжая кошка смотрит на Сашу. Саша смотрит на кошку. Я смотрю на Сашу. На меня никто не смотрит.

– Саша, пойдём, – я переминаюсь с ноги на ногу и слышу, как под подошвами сапог тихо урчит снег. На улице январь, минус пятнадцать, а у меня осеннее пальто на тонкой подкладке.

– Саш, мне холодно.

Саша не реагирует. Зато рыжая кошка неохотно переводит на меня свой красивый пренебрежительный взгляд. Саша усмехается, и встаёт с корточек.

Мы идём по обледенелой дорожке, присыпанной песком. Саша молчит. В правой руке у него сигарета, а левая – в кармане куртки. А я крепко держусь под его левую руку: не потому, что боюсь поскользнуться, а потому, что это Сашина рука.

– И что сказала кошка?

– Сказала, что ты дура, – Саша выкидывает недокуренную сигарету в сугроб.

Я искренне удивляюсь:
– Почему?

– Потому что в осеннем пальто.

– Откуда ж у меня шуба может быть? Мы все деньги за квартиру отдаём. – Я чувствую, как мои остекленевшие от мороза губы обиженно кривятся. – Твоя кошка сама бездомная, а людей обижает.

– Зато ей деньги за квартиру платить не надо, – Саша говорит негромко и размеренно, то и дело прищуриваясь и глядя перед собой.

Мы заходим в магазин. Надо купить продуктов на неделю вперёд. Саша расплачивается, а я с трудом поднимаю с прилавка тяжёлый пакет.

Саша берёт в правую руку очередную сигарету, левую кладёт в карман. Я беру левой рукой пакет, а правой по-прежнему цепляюсь за его руку. Ручки пакета врезаются мне в ладонь, и я надеюсь, что Саша предложит понести пакет. Но он всё так же молчит, курит, прищуривается и смотрит перед собой. Через метров шестьсот я останавливаюсь и ставлю пакет на землю. Вздохнув, вглядываюсь в малиновую борозду на ладони. Саша переводит взгляд на меня.

– Чего?

– Пакет тяжёлый, – жалуюсь я, с робкой надеждой глядя на Сашу.

Саша кивает, и я вижу, что он смотрит не на меня, а сквозь меня. Комок обиды застревает у меня в горле, и я сдавленным голосом спрашиваю:
– А ты не хочешь мне помочь?

Саша так же кивает и равнодушно подхватывает пакет с земли. Теперь в правой руке у него сигарета, в левой – пакет, а мне ничего не досталось, поэтому я просто иду рядом. Саша идёт быстро, поэтому мне иногда приходится переходить на бег.

– А почему ты сам не догадался? – спрашиваю я, пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Что? – переспрашивает он, не глядя на меня.

– Почему ты первый не предложил помочь мне?

– Так ты же не просила, – он говорит это как само собой разумеющееся.

– И мне всё время надо тебя о чём-то просить… – Я пытаюсь протолкнуть комок обиды, но он не проходит, поэтому я добавляю: – Или ждать, пока ты сам догадаешься?

Саша переводит на меня свой удивлённый взгляд:
– Ну я же не читаю твои мысли.

Дома холодно, несмотря на горячие батареи. Я раскладываю продукты по полкам холодильника, а Саша бродит по квартире из угла в угол. Когда я пришла в комнату, оказалось, Саша уже спит на диване прямо в одежде. Я осторожно накрываю его шерстяным пледом и сажусь на пол рядом с диваном. Долго разглядываю его профиль: тонкий длинный нос, острые скулы, тонкие губы, длинные тёмные ресницы. Саша – наполовину татарин, и мне всегда кажется, что он приехал только погостить на пару деньков. Такие люди точно здесь не живут, их родина там, где тепло и все улыбаются. Он ещё немного побудет со мной из вежливости и уедет навсегда туда, где таких, как Саша, – очень много.

Когда я проснулась, было утро и не было Саши. Я знаю, что он уехал на работу, но каждый раз у меня что-то разбивается внутри, и целый день я только и делаю, что собираю это что-то по частям. Я боюсь, что он уехал не на работу, а к себе в Татарстан.

Я убирала в квартире, когда зазвонил телефон.

– Алло, – сказала я.

– А Сашу можно? – спросил приятный женский голос.

– Вы не туда попали, – зачем-то соврала я.

– Извините, – сказал голос, и пошли короткие гудки.

Через пять минут история повторилась.

– Алло.

– А Сашу можно?

– Вы не туда попали.

– Извините.

Прошло ещё пять минут, и телефон снова настойчиво зазвонил.

– Алло.

– А Сашу можно?

Я помолчала, вздохнула и спросила в ответ:
– Его нет, что ему передать?

– Передайте, что звонила Неля, – голос совсем не удивился.

– Хорошо.

Моё «хорошо» было сказано коротким гудкам в трубке. Неизвестная Неля как будто знала, что я передам в любом случае.

Вечером пришёл Саша, и я обрадовалась, что он со мной, а не в Татарстане. Я смотрела, как он ест суп, и чувствовала себя почти счастливой.

– Тебе сегодня какая-то Неля звонила.

Саша даже не поднял голову, а коротко спросил:
– Чего хотела?

Я пожала плечами. Саша встал из-за стола, вытер полотенцем рот и сказал:
– Будет ещё раз звонить, скажи, что она не туда попала.

Я убирала тарелки, а Саша шуршал в комнате газетой. Неизвестная Неля не давала мне покоя. Я зашла в комнату и села напротив Саши, сверля его неотрывным взглядом. Саша опустил газету и пристально посмотрел мне в глаза. Внутри меня что-то начало медленно переворачиваться, как бельё в стиральной машинке.

– Саша, кто такая Неля? – спросила я, собрав в голосе всю твёрдость.

– Знакомая, – ответил он, спокойно глядя мне в глаза.

– Я тебе не верю, – ответила я дрогнувшим голосом после пятисекундной паузы.

Саша раздражённо вздохнул и поднял газету поближе к глазам. Я медленно встала и пошла в комнату. Достала спортивную сумку и аккуратно стала складывать в неё вещи. Зашла в ванную, забрала свою зубную щётку. Сашина щётка мгновенно стала одинокой, и слёзы невольно подступили к горлу. Я сглотнула нахлынувшие чувства и потащила сумку в прихожую. Саша всё так же сидел на диване и читал газету. Я как можно медленней стала застёгивать сапоги, надеясь на то, что Саша наконец-таки поднимет глаза и спросит, куда я собираюсь. Но Саша читал газету и молчал.

– Я ухожу, – не выдержала я.

– Ясно, – ответил Саша своим самым обыкновенным голосом.

– Навсегда, – как можно беспечней отозвалась я.

Саша молчал. Я хотела хлопнуть дверью, но вовремя передумала и тихо прикрыла её.

Я спускалась по лестнице с десятого этажа, прощаясь с каждой ступенькой. И с каждой ступенькой у меня всё громче и громче в голове отзывался вопрос: «Зачем?» Нет, правда, зачем я ухожу? Если Саша каждый раз возвращается вечером домой, значит, что-то его удерживает. Я могу наблюдать, как он ест, читает, спит, улыбается, говорит. А Неля может только звонить и спрашивать: «А можно Сашу?»

Я спустилась на первый этаж, села на ступеньки и заплакала. Вспомнила, как пару дней назад у меня завязался непринуждённый разговор с соседским доберманом Рико. Рико сказал тогда:
– Собаке не важен дом. Собаке важен человек.

– А кошкам? Что важно им? – спросила я. Рико задумался, поднял свою красивую острую морду и задумчиво ответил:
– У кошек всё наоборот. Человек для них, в лучшем случае, просто ещё одна составляющая Дома.

Я согласна быть частью Дома. Пусть даже не самой значительной. Главное, чтобы Саша всегда возвращался. В такие моменты я согласна на всё.

Я даже не поняла, что в какой-то момент уснула. Мне приснилась татарская степь. Во сне я шла за Сашей по узкой тропинке и боялась свернуть, хотя степь была необъятная. Саша изредка оборачивался и говорил: «Не сворачивай никуда. Иди за мной». И я никуда не сворачивала, а шла за ним.

Я проснулась резко, как от внезапного толчка. Но меня никто не толкал. Я сама вытолкнула себя из тревожного сна. Глянув на часы, я обнаружила, что на странный сон ушло всего две минуты – слишком мало для того, чтобы Саша начал волноваться. Но мне было уже всё равно. Я просто встала с нагретых мною ступенек и тяжело поднялась на свой этаж.

Саша всё так же сидел на диване с газетой, однако взгляд его был не-внимательный и блуждающий. Наверное, он уже десятый раз перечитывал одно и то же предложение и не мог сосредоточиться.

Он помолчал, отложил газету и внимательно посмотрел на меня.

– Почему ты не пошёл за мной?

Он усмехнулся, потянувшись за лежащей на столе пачкой сигарет.

– Понял, что вернёшься. Ты слишком долго застёгивала сапоги.

Я обречённо опустилась на тумбочку в прихожей прямо в верхней одежде. Саша прошёл на кухню, и до меня донёсся его повеселевший голос:

– Слушай, а что у нас есть поесть?