СЕТЕВИК

Новейший «Органон»

Наталья КЛЮЧАРЁВА

Чёрные поля, чуть подсвеченные туманом. Четыре утра. Ноябрь. Снега ещё нет. Самое тёмное время года и суток. Самое тёмное время души.
Как в подземном царстве. Вот пещерная речка мерцает странным огоньком. Вот силуэт леса: здесь чёрное (небо) становится ещё чернее (деревья).
Автобус, в котором погашен свет, с невидимым водителем и пассажирами. Едет по этой тьме. Кое-где угадываются остановки.
Остановки в чистом чёрном поле. Чёрным четвёртым часом утра. Чёрным месяцем ноябрём.
Это самое мистичное время: много пустых часов. Человек поневоле «задумывается». Застывает, запустив пальцы в бороду, без мыслей, без слов, уставившись в точку, сведя сознание к нулю, растворившись в воздухе. Может он из этого созерцания выйти великим подвижником, а может – Смердяковым. Может и не выйти вообще.
В такое время проезжаешь чёрным полем, а на остановке кто-то стоит, пошатываясь. Машет рукой, автобус долго тормозит.
Догоняет, запрыгивает, басит: «Спасибо, командир!»
Наполняет салон перегаром и запахом пота (русский дух!), плюхается на сиденье, вытягивает в проход резиновые сапоги, икает, засыпает. Спит. И едет в четыре чёрных часа утра из деревни Верхняя Грязь в деревню Нижняя Грязь.
Зачем? К кому? Какое может быть у него дело, когда сама жизнь завелась в этих краях непонятно как и зачем. Затеплилась. Затемнотилась. В четыре чёрных часа утра.
Но вот автобус снова тормозит. У просёлка, уходящего в непроглядную тьму. Вызванного из небытия скупым свечением фар. Русский дух соскакивает со ступенек, делает два шага – и исчезает. Был и нет: дух!
Безлюдное время. Бестелесное. Бытовое небытие. Дух в резиновых сапогах. Призрак с запахом сивухи. Из Верхней Грязи – в Нижнюю Грязь. Из грязи – в грязь. Нежилое утро.
А днём это серое небо можно потрогать рукой, в четыре серых часа дня – уже полумрак, затмение, сумерки – и дети, возвращаясь из школы, застыли у витрины сельмага: там электричество, жвачки, другая жизнь.
И стоят, расплющив носы, созерцают. И перестают ощущать время. И все заботы отпускают их. В ничем не нарушаемое небытие…

Если бы не нужно было двигаться в поисках пищи (достался бы нам климат, где всё растёт само), то мы давно бы превратились в Ничто, в чистое поле, в чистое нет, без примесей жизни, в чистый русский дух.
Только русский человек может сказать: «не помню, как прошёл год» – и он действительно не будет помнить. Он был в забытьи, без сознания, без чувства.
У русских особые отношения со временем: они не чувствуют, что его теряют. Они его вообще не чувствуют. Ведь дух бессмертен. Время ему ни к чему.