ВЕК

Вот уже в течение тридцати лет имя Богдана-Игоря Антоныча символизирует поистине культовое явление в украинской поэзии. Изданный в Киеве в 1967 г., после тридцатилетнего замалчивания его произведений, томик «Пісня про незнищенність матерії» (предыдущие пять книг этого поэта выходили только в досоветской Западной Украине) стал знаковым событием. Стихи умершего в 1937 году двадцативосьмилетнего Б.-И. Антоныча зазвучали вполне по-современному, органично вписываясь в контекст иной поэтической эпохи, означенной именами шестидесятников – Миколы Винграновского и Лины Костенко, Бориса Олийныка и Ивана Драча… Столь же востребованной остаётся его лирика среди поклонников украинской поэзии и в наступившем ХXI веке.

Феномен удивительной судьбы этого безвременно ушедшего из жизни поэта (всего семь лет продолжалась его активная литературная деятельность, но за это короткое время он достиг в творчестве того уровня, к которому другие тянутся десятилетиями) стал предметом многочисленных исследований, научных симпозиумов и конференций. Небезынтересно, что изучению творческой биографии Антоныча посвятил свою кандидатскую диссертацию один из лидеров современного украинского лит­авангарда поэт и прозаик Юрий Андрухович.

Родился Б.-И. Антоныч 5 октяб­ря 1909 г. в с. Новица Горлицкого повета (Австро-Венгрия, затем Польша) и, как и его отец – сельский священник, был по своему происхождению лемко – представителем украинской этнической группы, обладавшей самобытным фольклором, богатым архаическими элементами и консервацией древних, ещё общеславянских, языковых пережитков (вот откуда, в частности, и столь явственные языческие мотивы в его стихах!). Сельская среда, природа карпатских предгорий, обычаи лемков – всё это способствовало развитию чуткой художественной натуры будущего поэта, успешно окончившего польскую гимназию в городе Сянок. Кстати, именно здесь Богдан-Игорь, с детства находившийся исключительно в лемковской диалектной языковой стихии, начал серьёзно изучать украинский литературный язык (благо, этот предмет в польской гимназии для украинцев преподавался), к той же гимназической поре относится и начало его поэтического творчества. С 1928 года Антоныч – студент Львовского университета, где изучал славистику, занимался в кружке украинистики, и украинским языком овладел настолько, что многие принимали его за выходца из центральной Украины, а потом с удивлением спрашивали: «Как, вы – лемко?!»

Б.-И. Антоныч окончил университет уже достаточно известным литератором. В 1931 году вышел первый сборник его стихотворений «Приветствие жизни», со временем ещё два: «Три перстня» (1934) и «Книга Льва» (1936). Смерть настигла поэта на самом взлёте его таланта. Уже после кончины Антоныча увидели свет его книги «Зелёное евангелие» и «Ротации» (обе в 1938).

Поэзия Богдана-Игоря Антоныча переведена на многие европейские языки, его книги сегодня изданы на английском, немецком, польском, словацком, чешском, румынском… Будучи глубоко укоренёнными в украинской традиции, обладая густым лемковским колоритом, его стихи привлекают общечеловеческим содержанием, глубиной поэтической концепции, утверждающей единство мира, космоса, природы и человека. Интересны переклички Антоныча с другими яркими поэтами минувшего века. Замечено немало роднящего его с Лоркой. Если испанский поэт черпал вдохновение из андалусийского ориентализма, то Антоныч – в лемковской фольклорной стихии с её реликтовым язычеством. Особенно много общего мы находим, сравнивая антонычевы «Три перстня» с «Цыганским романсеро» испанского поэта, в частности «Романсом о луне», где луна – также вестник судьбы, знак смерти. Впечатляют и тематические аналогии в поэтическом видении земли, замеченные в поэзии русского Велимира Хлебникова, поляка Ежи Гарасимовича и Богдана-Игоря Антоныча. И хотя трудно говорить о прямых влияниях, можно утверждать, что всех их объединяет стремление вернуть поэтический язык к первоначальным славянским истокам.

Пусть и с опозданием, стихи поэта, который «жил на вишнях тех, что славил сам Шевченко», приходят к российскому читателю. Первооткрывателем Антоныча на русском языке был незабываемый Николай Котенко, столь много сделавший для ознакомления россиян с украинской поэзией, мечтавший об издании большой книги «лемковского соловья» в Москве. Увидели свет и творческие переложения его младшего коллеги Андрея Пустогарова. Накануне столетнего юбилея поэта Библиотека украинской литературы в Москве совместно с Международным сообществом союзов писателей объявили конкурс новых переводов стихотворений украинского классика на русский язык. Для всех желающих участвовать в конкурсе сообщаем телефон Библиотеки украинской литературы, где можно ознакомиться с книгами Богдана-Игоря Антоныча, взять для переводческой работы его тексты: 631-40-95.

Виталий КРИКУНЕНКО, заместитель директора  Библиотеки украинской литературы в Москве

Богдан-Игорь АНТОНЫЧ

Рождество

Родился Младенец в санях
в лемковском местечке Дукле.
Лемки с гор пришли в крисанях*,
возложили месяц круглый.

Ночь беснуется и стонет,
воет вьюга вокруг стрех.
У Марии на ладони
месяц – золотой орех.

*Крисаня – разновидность шляпы
у лемков.

Вишни

Жил-был Антоныч –
майский жук на вишнях,
на вишнях тех, что славил сам Шевченко.
Моя страна, звезда зелёная,
библейная и пышная,
цветастая отчизна вишни с соловейком!

Где вечера евангельские и рассветы,
где небо солнцем привалило сёла белые,
растут всё те же вишни
и раскипевшим цветом,
как при Шевченко, поят песню хмелем.

К существамс зелёной звезды

Законы «биоса» для всех одни и те ж:
рождение, страдания и смерть.
Что похоронный увезёт кортеж,
травой взрастёт, чтоб дальше зеленеть.

Лисицы, львята, ласточки и люди,
звезды зелёной черви, корни, листья, –
один закон материи нас судит,
записанный навеки в небе мглистом.
Я понимаю вас, все звери и растенья,
я слышу, как шумят кометы
 и корни трав скользят.
Антоныч сам зверёк,
печальный и кудрявый.

Село

Коровы кланяются солнцу,
что всходит, пламенея маком.
В даль тополя, как богомольцы,
идут и тают по-над шляхом.

Двурогий месяц выпрягают.
Воз конопляным устлан небом.
Льняная ткётся даль без края,
в прозрачной дымке леса гребень.

Кудрявит лёгкий вихрь калину.
Кудель, и певень, и колыска.
Вливается день в долину,
как молоко парное в миску.

Перевёл Виталий КРИКУНЕНКО

Пейзаж из окна

Смотри, как день шумит погожий,
метель зелёная кипит.
В кувшине мальвы с пеной схожи,
аж лепестки летят в зенит.

И киноварью дождь на окнах
блестит зарницей, точно сталь.
Курится пылью волооко
меня волнующая даль.

И, приподняв глаза над книгой,
я мир цветным увижу сном.
Украдкой мысль сорвётся мигом,
как мотылёк, в моё окно.

В дороге

Ветрами обвитое утро
всплывёт из воды цыганёнком,
кричит на песке, как будто
капризный чей-то ребёнок.

Змеится река певуче,
и хлещут волнисто ветры,
а день прячет месяц в кручу,
словно в карман монету.

Орешник стелется гривой,
дорога – раздольем певчим.
Идёт мальчишка счастливый,
солнце взвалив на плечи.
Песня черёмухи

Пьяным цветением ночь нагрета
и дымкой плывёт в черёмушной мгле,
и буквы, как звёзды, наполнены светом
в раскрытой книге, что на столе.

Стол обрастает радугой листьев.
В мгновение ока – я уже куст.
В зарослях леса столько истин,
сколько и в книге раскрытой чувств.

Вещий дуб

Снег зеленеет в светлые ночи
и голубеет при свете дня.
Что мне дуб могучий пророчит
лирой корявой цепкого пня?

Снег, как пепел, вечером серый,
каждое утро огнём горит.
Рана солнца кровопотерей
царство снегов собой золотит.

Только дуб сквозь снежное море
вдаль дельфином летучим плывёт.
Лирой снега бесконечные порет,
жизнь предвещая на годы вперёд.

Сад

Биологическое стихотворение в двух склонениях

1
Словно пчёлы во время дождя,
дрожат слова и молчат виновато.
И мысли исчезнут чуть погодя.
Взгляд, как у бабочки, ясный, крылатый.

Комната наша – цветущий сад.
В ней мы сплетёмся,
обнявшись, как листья.
Корнем врасту в тебя, вспыхнет роса
сном очарованным, серебристо.

2
Двое нас – два сплетённых куста.
Улыбки, как бабочки, нежны и крылаты.
Пчёлы, как мысли, дрожат неспроста,
словно внезапным дождём объяты.

Песни, как ягоды, тысячи лет
сад соблазняют сплетением листьев.
Вглубь, до корней, пробирается свет
богом любви первозданной и чистой.

Перевёл Владимир АРТЮХ