Звезда тридцатилетнего актёра санкт-петербургского театра «Буфф» Игоря Растеряева взошла внезапно. Записанная на мобильный телефон и «выложенная» кем-то из его друзей в Сети песенка про комбайнёров буквально «взорвала» российский Интернет. А потом появились и другие песни. Сейчас в Сети его называют и «русским Че Геварой», и «символом русского возрождения», и борцом против засилья так называемой попсы.

Кто же он на самом деле?

– Игорь, в Интернете размещено твоё обращение по поводу политики наших властей.

– У меня нет никакого обращения к властям и никогда не было. Это всё выдумки и фантазии каких-то непонятных людей. Может быть, так было интерпретировано моё первое интервью полтора года назад, которое я дал в своей деревне Раковка волгоградским тележурналистам на завалинке во дворе моего дяди после того, как в Интернете появилась песня «Комбайнёры».

Для того интервью, кстати, больше бы подошло название «Игорь Растеряев у бани своего дяди Валерия Растеряева в Раковке». Это было бы честнее и правильнее. Я – не борец с режимом. Скорее, я человек абсолютно аполитичный. Просто если у меня накапливаются некие наблюдения о людях, о жизни, я стараюсь их выразить в песнях. Я вообще против всякого пафоса.

– Но ведь люди воспринимают твои песни по-своему. Более двух с половиной миллионов человек их прослушали, и, если судить по их откликам, тебе удалось расшевелить людские души… Как эти песни создаются?

– Да всё проще простого. Я обычно, когда еду на машине, напеваю про себя. Иногда после получаса какой-нибудь тарабарщины выскакивает вдруг мелодия. Я записываю её на диктофон. И уже дома беру в руки гармошку, которую освоил совсем недавно. Так рождается мотив будущей песни. Мотив диктует тему. Я слушаю, о чём поёт гармошка, и уже потом на этой эмоциональной волне появляются либо пара слов, либо строчки. Так и возникает план песни, потом начинается работа над будущим текстом. Текст у меня изначально никогда не задумывается.

– Но люди отчётливо слышат в твоих песнях патриотические, скажем так, нотки…

– Всё дело в гармошке. Когда мелодия исполняется на гармошке, она получает другую жизнь. Именно гармошка придаёт мелодии некую особую окраску, которая вызывает у людей те или иные чувства.

– Твои песни автобиографичны?

– В какой-то степени. Когда пишу песни, я просто вижу, что происходит со мной лично, с моими друзьями. К примеру, песня «Ромашки» – о моих друзьях, которые умерли от алкоголя. Песня «Георгиевская ленточка» навеяна общением с бабушкой-блокадницей, с друзьями-поисковиками. Песня «Казачья» – о моих предках, живших в XVI–XVII веках. Песня про Юрия Прищепного – моё восприятие чеченской войны.

– Вот твои друзья, ещё молодые мужики, поумирали от алкоголя… Почему?

– Честно говоря, не могу назвать точную причину. Я не знаю, почему у нас идёт убыль населения… Не слежу за высказываниями политиков на сей счёт. Я могу судить лишь о том, что вижу сам, своими глазами.

– И что же ты видишь?

– Я вижу, что разваливается и умирает наше село. А село – это фундамент любого государства, это главная производительная сила, это стратегическая безопасность общества. Я вижу, как его подрубают, искореняют, в итоге оно загибается и исчезает. В стране с сильным селом, с мудрой аграрной политикой властей не могло бы случиться так, что крупные холдинги из Москвы скупили у крестьян их земельные паи. Крестьяне сейчас превратились у этих землевладельцев в рабов. Кстати, там, где крестьянин – хозяин своего небольшого фермерского хозяйства, дела обстоят совсем иначе. Мой дед был председателем колхоза. Был когда-то мелкий хутор Растеряев, в нём было около двадцати дворов.

– А что сейчас осталось в твоей родной Раковке?

– В 90-е годы там было несколько фермеров, а сейчас фактически осталось одно или два крестьянских хозяйства. Все остальные позагибались. Всё, что крестьяне производят, им приходится отдавать перекупщикам за сущие копейки. Как можно выжить?

– Ставшая знаменитой песня «Комбайнёры» – это твоё восприятие нынешней сельской действительности?

– Это песня о моих друзьях. Я просто наговорил её под гармошку. И она, как показывают многочисленные отклики, получилась.

– Тебя называют певцом русского возрождения…

– Признаться, не знаю почему. Правда, я девять лет назад бросил пить. Думаю, если бы я этого не сделал, меня бы уже на свете не было. Может быть, это мой личный вклад в русское возрождение?..

Вообще-то я родился в Ленинграде, можно сказать, человек городской. Но у меня сейчас появилась острая потребность ездить из Петербурга на малую родину. Просто очень туда тянет. Мне и в городе хорошо, и в деревне.

– А просто стихи ты пишешь?

– Стихов как таковых у меня почти нет. Но маленькая книжечка была. Она была выпущена в Германии и называлась «Волгоградские лица» – это та же история про Раковку, про комбайнёров, про друзей…

– Как ты относишься к славе?

– Слава – штука интересная. Утром встанешь, включишь компьютер, наберёшь в поисковой системе своё имя – вот она, слава! Потом щёлкнешь клавишей мышки – бац! – и никакой славы нет и в помине. Но если тексты моих песен появятся в «Литературной газете» – это уже будет серьёзно.

Беседу вёл Владимир КРОТОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Георгиевская ленточка

Игорь РАСТЕРЯЕВ

За окнами весенний лес летит,
Я еду в ленинградской электричке.
Напротив меня девочка сидит
С георгиевской ленточкой в косичке.

Сегодня эту ленточку носить
На сумке можно, можно – в виде брошки,
Но я прекрасно помню и без лент,
Как бабка не выбрасывала крошки.

Как много лишнего мы слышим в дни побед,
Но только этой патоке с елеем
Не очень верят те, кто в десять лет
Питался в основном столярным клеем.

А время умножает всё на «ноль»,
Меняет поколенье поколеньем,
И вот войны подлеченная боль
Приходит лишь весенним обостреньем.

Над этой болью многие кружат,
Как вороньё, как чайки... И так рады,
Как будто свой кусок урвать хотят
Бетонной-героической блокады.

Я еду в поезде, смотрю на всё подряд:
В окно, на девочку с прекрасными глазами,
А за окном солдатики лежат
И прорастают новыми лесами...

Проезжаю я зловещие места:
Там, где человек – главное богатство недр,
Где ещё с войны бойцы лежат –
По трое на один квадратный метр.

Там везде шаги, там голоса,
Чудные огонёчки по болотам,
Тени по ночам тебе поют,
Как будто просят и хотят чего-то...

«Откопай меня, браток, я Вершинин Саня!
Пятый миномётный полк, сам я из Рязани.
Много ты в кино видал о солдатах версий,
Щас послушаешь мою – эх, будет интересней...»

И начнут они вещать
На языке стонов, недомолвок.
Хочешь убежать, но впереди они опять
Мелькают между ёлок:

«Откопай меня скорей, умоляю снова.
Я Моршанников Сергей, родом из-под Пскова.
Адресок мой передай в родную сторонку:
Восемнадцатый квадрат, чёрная воронка».

А под утро всё взревёт, полетит куда-то
И попрёт на пулемёт в штыковую с матом.
И деревья все вверх дном – ввысь растут коренья
В этом славном боевом месте преступления...

Расчудесный уголок – не леса, а сказка.
Наступил на бугорок, глядь, а это каска...
Чуть копнул – вот тебе: котелок да ложка,
И над этим надо всем – ягода морошка.

Над землёю месяц май, молод и прекрасен,
Электричка подъезжает к станции Апраксин.
В небе караван гусей, скоро будет лето.
Девочка в своей косе поправляет ленту...

Ромашки

Весь день по небу летают
Какие-то самолёты.
Они на отдых в Паттайю,
Наверно, возят кого-то.
А я пешком в чистом поле
Иду-бреду по бурьяну
К погибшим от алкоголя
Друзьям Ваську и Роману.

У меня лежит не один товарищ
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где тёплый ветерок на овальной
фотке
Песенку поёт о палёной водке.
Себе такую дорогу
Ребята выбрали сами,
Но, всё же, кто-то, ей-богу,
Их подтолкнул и подставил.
Чтоб ни работы, ни дома,
Чтоб пузырьки да рюмашки,
Чтоб вместо Васи и Ромы –
Лишь васильки да ромашки.

У меня лежит не один товарищ
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где тёплый ветерок скачет
изумлённо,
Синие кресты помня поимённо.
Но все слова
   бесполезны,
И ничего не исправить.
Придётся в банке
              железной
Букет ромашек
          поставить.
Пускай стоит себе
                 просто,
Пусть будет самым
красивым
На деревенском погосте
Страны с названьем
                  Россия.