КНИЖНЫЙ РЯД

Вышло в свет уникальное издание акафиста Пресвятой Богородице

Акафист Пресвятой Богородице – Дионисий иконник: Книга-альбом. – М.: Издатель Юрий Холдин, Фонд «Фрески Руси», 2007. – 176 с.

Фонд «Фрески Руси», основанный Юрием Холдиным, продолжает свою работу. В конце прошлого года выставка «Свет фресок Дионисия – миру» при поддержке Фонда Андрея Первозванного была показана в Италии, в городе Мерано. И вот сейчас – новое событие. Вышло в свет уникальное издание «Акафиста Пресвятой Богородице», над которым Юрий Холдин работал в последние два года перед гибелью.
Замысел этой книги возник ещё в годы, когда Юрий Иванович занимался съёмкой фресок собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом монастыре. Съёмки эти продолжались восемь лет – с 1995 по 2002 год – и были чрезвычайно сложны и трудоёмки, поскольку Холдин стремился в своих работах как можно точнее передать цвет фресок при дневном освещении. Собор в Ферапонтове знаменит не только тем, что расписывал его знаменитый «Дионисий иконник». Тот самый, который работал над росписями и иконостасом Успенского собора Московского Кремля... Тот самый, кого современники именовали «мудрым» и «преизящным». Храм в Ферапонтовом монастыре, построенный в самом конце XV века, – единственный, где сохранился стенописный акафист Божьей Матери. Более того, этот цикл фресок не просто одна из частей росписей собора – он задаёт тональность, ритм всей композиции. Поэтому получалось, что весь храм начинал «звучать» как радостная молитва благодарения Богородице и прославления Божьей Матери. Если угодно, акафист оказывался камертоном ко всем фрескам собора. Это впечатление единства молитвенного песнопения, повествующего о событиях евангельской истории, старинного стиха, сложенного в Византии VII века в честь избавления от нашествия кочевников на Константинополь, и фресок далёкого северного храма, расписанного в XV столетии русским мастером, было ошеломляющим. Неудивительно, что Холдину захотелось помочь его пережить другим людям.
Как ни странно, задача выглядела практически невыполнимой. Ведь смысл был именно в том, чтобы показать фрески Дионисия и текст акафиста вместе, в неразрывном единстве. Показать фрески как постоянно разворачивающуюся молитву, как диалог архангела и Богоматери... Ремарки, как мы бы сейчас сказали, «Ангел возопи» и «Богородица рече» предваряет каждую строфу праздничного канона. Только тогда фрески зазвучат как многоголосное пение, возносящееся к куполу храма, с которого взирает Христос Вседержитель, и одновременно как мистерия, действие которой повторяется из года в год.
Казалось, что самое сложное – сохранить, донести в фотографическом произведении удивительный свет фресок, сиявших, словно «светлое и пресветлое Солнце». Этот эффект, что богословы определяют как «светоносный», и дал название проекту «Свет фресок Дионисия – миру». Те, кто видел выставки этого проекта, подготовленные Холдиным, в Инженерном корпусе Третьяковской галереи, в Новгородском кремле, залах петербургской Академии художеств или Политехнического музея, помнят, что фотохудожнику удалось не потушить тихое свечение росписей полутысячелетней давности. Но тогда-то именно и стало ясно, что это лишь первая задача, пусть и требующая виртуозного решения. Чтобы услышать фрески, нужно было, чтобы зазвучал акафист.
Вроде бы – в чём вопрос? Берите книжку с соответствующим текстом и читайте. Благо сейчас недостатка в церковной литературе нет. Но понятно, что тогда они продолжали жить по отдельности – акафист и фрески Дионисия. Парадокс в том, что даже объединение их в одном издании фактически не решало задачу. Много ли вы знаете людей, которые способны оценить изысканную красоту ранневизантийского стиха? Да ещё к тому же изложенную высоким штилем, как говаривал Ломоносов, старославянского языка... Перевод на русский, конечно, делает текст более доступным, но лишает стих прелести старинного слога. Парадокс в том, что, хотя акафист был открыт взору каждого, он одновременно оказывался надёжно укрытым под покровом времён, словно древние драгоценности, спрятанные от лихого человека.
Холдин отказался от упрощения и текста, и издания. Напротив, он сделал всё, чтобы усложнить его. И соответственно – максимально усложнил задачу себе. Вместо того чтобы разжёвывать читателю сложные места древнего гимна, он попытался очаровать, заворожить его красой. Пленить не только стилистическими, поэтическими красотами, но – самим образом письменного слова.
Он попытался передать таинственную красу древних рукописных страниц, представить вязь старого шрифта как произведение искусства – каллиграфического, но не только. Матвей Гребенников, иконописец современных Новгородских мастерских, написал текст акафиста Пресвятой Богородице. Воплощая замысел Холдина, стилизовал манеру XV века и создал заставки к каждой странице. Более того, сама страница оказывается не tabula rasa, а изображением проживших лета листов, топорщащихся и слегка выцветших. Столбцы кондаков и икосов несут строгость и цельность. Их самодостаточность, опирающаяся на толщу 13 столетий, диктует эту сдержанность. Они не навязывают себя зрителю, как воинственная сиюминутность гламура. Старославянское письмо хранит свою тайну от небрежного соглядатая. Но благодаря кровной близости к русской речи смысл строф не закрыт от нас безвозвратно. Это мерцание на грани знакомого и неведомого, на стыке словес и образа оставляет тревожащее чувство загадки. Требует возвращения, вглядывания в страницы как в шифр иль чудный знак. Образы фресок Дионисия, данные рядышком, на соседних страницах, оказываются тут поддержкой читателю.
Для тех, кто задумает вернуться, оставлены ключи. Есть перевод акафиста на русский и английский. Есть статья Бориса Любимова об истоках праздника, истории гимна и продолжении жанра в новое время. Есть исследование Екатерины Даниловой об иконописце Дионисии и его времени, рассматривающее творчество мастера как итог века «плетения словес» и исихастских молчальников. Есть, наконец, проводник – маленькие «клейма» фресок и текст, поясняющий их связь с акафистом. Есть благословение – предваряющее книгу слово патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Захочет ли читатель воспользоваться ключами и проделать самому путь в глубь веков, зависит лишь от него. 

Мария ШМЕЛЁВА