КНИЖНЫЙ РЯД

Великая душа: Воспоминания о Дмитрии Шостаковиче. Письма. – М.: Б. С. Г. – ПРЕСС, 2008. – 254 с.

Сборник воспоминаний о великом русском композиторе, составленный протоиереем Михаилом Ардовым, читать легко, но неприятно. Шостакович предстаёт в них отражённым в восприятии самых близких своих современников: детей, коллег из ближайшего круга, самого Михаила Викторовича Ардова (тогда ещё не отца Михаила); не самых близких людей, авторов знаменитых антиформалистических постановлений и анонимных статей «Сумбур вместо музыки». Картина, написанная с привлечением такой разнообразной палитры, должна была получиться впечатляюще-реалистической, но…

Отец Михаил скатился в своём повествовании к сборнику анекдотов. Анекдотов не в расхожем ныне смысле, где «про тёщу», а в истинном: забавных, но реальных историй из жизни знаменитостей.

Такой труд, конечно, имеет право на существование, если подчёркивает главную особенность героя. Каковой в случае Д.Д. Шостаковича была его несомненная, не вызывающая ни у друзей, ни у врагов сомнений гениальность. Излишнее приземление гения, да ещё сделанное в угоду политическим взглядам автора биографических заметок, ничего не убавляет от величия первого, но дурно характеризует второго.

Художника нужно искать в его творчестве. Например, читая статью академика Ванслова о Шостаковиче, я могу сто раз не согласиться с Виктором Владимировичем в его оценке исторической ситуации, но то, что автор отталкивается в своём анализе от духа музыки Шостаковича, убеждает в том, что Дмитрий Дмитриевич выразил в своих произведениях самую душу времени, причём всецело включённую в его личность.

У о. Михаила о музыке говорят лишь «враги». Он охотно цитирует «Сумбур», но что интересно: цитаты убеждают в справедливости критиков. Всё так, думаешь, и «уханье», и «кряканье» в «Леди Макбет Мценского уезда» есть. Есть у художника, воплотившего целую эпоху, «тёмная» сторона, хаотическая, женская часть, «слишком человеческое» измерение. Но ведь есть и «солнечные» прорывы, которые никто не отменял, не отвергал, а их проявления в музыке не запрещал к исполнению!

Величие эпохи пробивается в воспоминаниях вопреки тенденциозному взгляду о. Михаила Ардова. Как и величие личности «главного тирана», Сталина. Сам Шостакович, кстати, нигде на протяжении книги не жалуется, это теперь его задним числом и с большими натяжками записывают в антисоветчики.

Композитору довелось жить в непростое и великое время, в подчёркнуто мужскую эпоху, которая требовала от человека не быть собой, но быть лучше. Это «лучше» есть у Дмитрия Дмитриевича в «Блокадной симфонии», там он с большим народом. Но есть у композитора и «кабаретно-кабацкие» картинки разложения в «Золотом веке», и они не менее ярки, ибо тоже «свои», своего малого круга.

Согласно Ардову, всё, окружающее официально Дмитрия Шостаковича, было омерзительным, сам композитор, «начиная с 30-х годов и до самой смерти Сталина… жил под угрозой ареста и гибели» (говорит его дочь Галина).

Забывчивым напомним, что как раз в это время случилась война, которая унесла миллионы жизней как простых русских солдат, так и насельников прифронтовых городов, нонкомбатантов, случайно оказавшихся в «зоне поражения» авиационного бомбометания и артиллерии. Мужское население Сибири двигалось на запад, чтобы погибнуть в бою и добыть победу, творческая интеллигенция двигалась с запада на восток, чтобы жить. Двусмысленное, конечно, положение, но именно оно характеризует как «тирана», так и русский этнос в целом. К художнику народ-воин, да, относился как к несмышлёнышу, но «солдат», как известно, «ребёнка не обидит». Имел рабочий право на эту, обидную для интеллигента, покровительственную и слегка пренебрежительную – в стиле «делай, что говорят взрослые» – позицию, ибо умирал за «артиста», когда было нужно.
Имел право и требовать.

Поэтому эпоха «стальных ураганов» (Э. Юнгер) великого Сталина требовала, но не подчинения, это глупость, она требовала взросления, мужества.

Хотя, конечно, требовала излишне мягко, нежничая. И единственное «преступление» Сталина состоит именно в том, что его «система воспитания» оставила лазейку для негодяев, способных на прямое предательство выкормившей их страны. Для детей тщательно оберегаемых «тираном» родителей, неблагодарных отпрысков спасшего их русского народа, способных просить политическое убежище в США (сын композитора Максим).
Или составляющих такие вот книжки (протоиерей Михаил Ардов).

Избаловали, говорила моя бабка в таких случаях, мало в детстве шлёпали.
Да, у Шостаковича не всегда рождается «трагедия из духа музыки» (Ф. Ницше). Вернее, рождается не она одна, ибо мир композитора чрезвычайно сложен.

Однако рождение анекдота из её духа – один из возможных вариантов, но сам по себе – скверный, требующий стыдливого умолчания анекдот.

Е.М.