ВЕХИ-2009

Секрет успеха «Вех» – проникновение в сознание «среднего интеллигента»

Интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества...

Интеллигенция всегда охотно принимала идеологию, в которой центральное место отводилось проблеме распределения и равенства, а всё творчество было в загоне.
«Вехи», 1909

Лишь в течение 1909 года, когда сборник «Вехи» появился, вышло пять изданий, а в печати с марта 1909 по февраль 1910 года появилось 219 откликов на него. По современным меркам это равнозначно трансляции содержания помещённых в нём статей по всем каналам телевидения не только центрального, но и регионального. В «Жизни Клима Самгина» Горького бойкий журналист Иван Дронов с сожалением говорит, что ему не удалось заполучить для публикации текст «Вех»: «Эта книжечка – наскандалит! Выдержит изданий пяток, а то и больше. Ах, черти…»

Как образец вольного философствования, книга отражает миросозерцание русской интеллигенции, её отношение к религии, философии, культуре, государству, праву, этике.

Это было время, когда русская философия, тесно связанная с православной религией и основами восточнохристианской цивилизации, представляла «лицо России», лучшие образцы её духовного творчества. Кстати, высланная в 1922 году на печально знаменитом пароходе русская философия была с интересом воспринята на Западе отнюдь не в силу своего «прозападного» характера. Скорее наоборот, привлекала внимание своей фундаментальной критикой западной культуры и цивилизации, более острой и оригинальной, чем та, которая имела место в марксизме и атеистическом социализме.

Да и сама высылка философов воспринималась как сбывшиеся предостережения авторов «Вех». С.Н. Булгаков определил характер русской революции как интеллигентский акт, что, на мой взгляд, верно не только по отношению к событиям 1905–1907 гг., но и к последующим сломам в русской жизни, включая горбачёвскую перестройку и ельцинские реформы.

Русская политика как произведение интеллигентской революции есть явление вненациональное, беспочвенное, никак не связанное с коренными основами и традициями русской жизни, с христианской религией. Интеллигентское политическое сознание по природе своей безрелигиозно, атеистично, хотя со временем само обрело черты псевдорелигии. Партийная непримиримость, сходная с религиозной нетерпимостью, любовь к крайностям, пристрастие к уравнительности – эти псевдорелигиозные качества интеллигенции были блестяще раскритикованы в «Вехах». Теперь философия вернулась к своему естественному состоянию, слава богу, отделена от власти и больше связана с правом и политологией.

Какие-то философские обобщения всё же нужны, но они ныне не относятся к числу государственных приоритетов. Философия сегодня сплошь и рядом вытесняется дисциплиной «более полезной» и, очевидно, более престижной для власти и её отдельных представителей – политологией. Причём политологами в России стали именовать в отличие от Запада не только специалистов в области political science (то есть собственно политической науки), но также и журналистов, газетных и телевизионных, государственных и негосударственных чиновников, депутатов разных уровней, предпринимателей – словом, всех, кто так или иначе соприкасается в своей деятельности с политикой. Как представитель массовой профессии политолог чуть ли не сравнялся по численности с другим отрядом профессионалов – охранниками.

Всё это означает, что структуры, ответственные за формирование образовательной политики, поддерживают курс на дегуманитаризацию и дегуманизацию, на устранение философии как фундаментальной дисциплины мировоззренческого профиля, рассматриваемой в настоящее время наравне с физкультурой.

Прагматистский подход так называемого компетентностного принципа нацелен на формирование не знаний и мировоззрения, а минимальных «компетенций». Нынешним сторонникам «тощего духом» утилитарного подхода к образованию уместно напомнить философско-образовательное кредо великого хирурга Н.И. Пирогова, который писал: «К чему вы готовите вашего сына? – кто-то спросил меня. – Быть человеком, – отвечал я. Разве вы не знаете, сказал спросивший, – что людей собственно нет на свете: это одно отвлечение, вовсе не нужное для нашего общества. Нам необходимы негоцианты, солдаты, механики, моряки, врачи, юристы, а не люди. Правда это или нет?»

Знаменитый вопрос Пирогова высвечивает традиционное внимание русской философии к человеку, с особой силой выраженное Достоевским: «Человек есть тайна. Её надо разгадать…»

Эту линию и продолжили веховцы. Первый коллективный манифест русских философов назывался «Проблемы идеализма» (1902). Там впервые была выражена мысль о неперспективности чисто политической трансформации общества, если она не затрагивает сферу морали и духовных ценностей. Уже тогда была подчёркнута необходимость синтеза общечеловеческих идеалов справедливости и достоинства с идеалами индивидуального самосовершенствования человека, поскольку лишь персонифицированные гуманитарные идеалы, направленные на моральное совершенствование человека и общества, могут служить основой прогресса, и лишь они обладают абсолютной ценностью.

Можно ли назвать такую позицию элитарной? Бесспорно. Психологически она стимулировалась тревогой перед лицом надвигающейся «охлократии», угрожающей существованию высоких образцов культуры и философии.

Как мы знаем теперь, эти тревоги не просто сбылись. Они стали ещё более актуальными в XXI веке. «Культурный элитаризм» веховцев был направлен против калечащих последствий распространения массовой культуры в российском обществе, т.е. против того, что теперь именуется «попсой», – против «мутной волны порнографии и сенсационных изделий» и других суррогатов культуры.

Веховское понимание культуры в характерной для русской философии версии очевидно противостоит понятию цивилизации. Культура понималась веховцами прежде всего как совокупность высших духовных ценностей (религиозных, философских, эстетических, моральных), которые не могут быть отождествлены с ценностями индустриальной цивилизации, комфортом, материальным благополучием, распространением грамотности и просвещения.

В сборнике не отрицались важность и полезность для России правовой культуры, о чём специально писал Б.А. Кистяковский, предвосхищая в каком-то смысле сегодняшнюю критику «правового нигилизма» нашим президентом. Важно, однако, то, что «Вехи» подчёркивали первостепенную значимость для нации и государства фундаментальных духовных ориентиров, непреходящих ценностей. С этих позиций и было подвергнуто ими критике утилитарное понимание культуры как «железные дороги, канализация и мостовые».

Веховцы не были снобами, далёкими от реальной русской жизни, в которой как раз, то есть по-прежнему, нет «ни дорог, ни канализации». Они видели нецивилизованность и необустроенность русской жизни, понимали важность для России «повышения производительности материальной» (Франк), но при этом не считали внешнее устройство жизни и «механико-рациональную теорию счастья» высшей смысловой проблемой для русского человека. Думаю, они бы отшатнулись от нынешней рекламы: «Бери от жизни всё».

Они считали, как и их последователь Г.П. Федотов, что все хозяйственные трудности в России порождены «головотяпами» и они когда-нибудь всё же переведутся. Гораздо важнее сохранить бесценные духовные сокровища, которые Россия копила в течение столетий. Для этого нужна «новая элита», способная воспринять старые ценности и создавать новые. Где она?

Скажу иначе: любой глобальный кризис Россия переживёт, она не переживёт крушения собственной цивилизации, основу которой составляют не какие-то котировки акций и прочие «экономиксы», а тысячелетние ценности, среди которых помимо философии – отечественная наука, искусство, мудро организованные просвещение и образование. Веховцы решительно отвергли укоренившееся среди интеллигенции представление о примате политики над другими сферами и ценностями, в том числе и противопоставление так называемой интеллигентской правды философской истине.

Что следует отсюда для сегодняшней жизни? Полагаю, что прежде всего понимание острой необходимости перехода к новому пониманию человека и его ценностных представлений. Чтобы избавиться от экономики двух труб – нефтяной и газовой – и стать на путь инновационного развития, потребуется другой человек – не просто сознательный «представитель электората» и «компетентный исполнитель». Нужен человек творческий, гармонично сочетающий свой профессиональный талант с развитым духовным потенциалом.

Секрет успеха «Вех» – проникновение в сознание «среднего интеллигента». Этот слой дал России массу культурных деятелей, но он же породил и людей амбициозных, считающих себя «солью земли», на деле же – беспочвенных, безнациональных «апатридов».

В примечаниях к своей статье И.О. Гершензон привёл известную цитату из письма А.П. Чехова:
«Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр». Гершензон добавил: «Последние слова Чехова содержат в себе верный намёк: русская бюрократия есть в значительной мере плоть от плоти русской интеллигенции».

Этот прозрачный намёк остаётся актуальным по сей день, как и призыв Бердяева к «нарождению новой души интеллигенции».

Давайте сто лет спустя зададимся этим вопросом: народилась ли эта «новая душа»? И поняты ли наконец «Вехи», разгадавшие самосознание русской интеллигенции с её блужданиями, шараханьем, слепотой, ошибками и ложью, нелюбовью ко всему родному и поразительным пристрастием ко всему «общечеловеческому», к вождизму и сервилизму, лжепророчествам и унижению? Решены ли те отнюдь не только «интеллигентские» проблемы, которые были опознаны и выражены авторами сборника с такой мощной и неустаревающей силой?

Пусть читатели ответят сами. Что же касается автора… Увы, его ответ отрицательный.

Михаил МАСЛИН, заслуженный профессор МГУ