Если бы Антону Павловичу кто-нибудь сказал, что он когда-нибудь, нарисованный, пройдётся по сцене Воронежского театра, герои его произведений будут представать перед зрителем под этническую музыку, компьютер будет проецировать зрителю карту поместья, описанного им, а под конец сего зрелища под гитары и барабан будет исполнена песня, написанная французами на русском языке, он бы в свойственной ему манере посмеялся и отметил богатую фантазию у своего собеседника.
Однако именно таким прочтением «Вишнёвого сада» открылся 215 сезон в старейшем театре Черноземья.
В старейшем театре города как обычно много народу. Начинать сезон с премьеры – верная традиция Кольцовского театра. На этот раз о предстоящей премьере обычному зрителю было известно немного: режиссёр-постановщик Владимир Петров, «Вишнёвый сад» Антона Чехова, комедия, два действия.
Именно поэтому почти каждый входивший в зал немного удивлялся при виде белого пластикового полотна, рассекавшего сцену и проходившего, преломляясь, сквозь балкон. Удивляла также и почти открытая сцена даже без привычного зрителю кабинета, да и мешки стояли подозрительно в ряд, на самом краю.
Никто из присутствующих даже и подумать не мог, что через считанные секунды в старинном зале погаснет свет, заиграет необычная этническая музыка, а по загоревшемуся ярким светом полотну пройдёт вприпрыжку оригинально нарисованный Чехов, следом за которым, сначала на полотне, а затем и на сцене появятся танцующие герои.
Нестандартное начало, доселе не виданное в академическом театре драмы, моментально разбило вдребезги любые ожидания и предположения зрителя по поводу предстоящего действа на сцене. И вот, когда уже, казалось, ожидать можно было чего угодно, знаменитые строки Чехова заиграли в довольно привычной симфонии.
Хорошо подобранный актёрский состав, как нельзя кстати впитавший в себя характер чеховских героев, акцентирует внимание зрителя на русской расточительности, искренней и непонятной другим любви и широте души. Раневскую, отдающую последний "золотой" начинаешь презирать за ее транжирство, подсознательно насмехаясь над её разорением, а её дочерей и брата, уставших бороться с нерадивой родственницей, так и хочется пожалеть. Расчётливого и здравомыслящего Лопахина начинаешь уважать, соглашаясь с каждым его решением, в то время как внутри рождается неприязнь и недоверие к грандиозным планам Гаева.
Сергей Карпов, Анатолий Гладнев, Надежда Леонова, Елена Гладышева, Юрий Смышников, Магдалена Магдалинина, старая и верная гвардия театра, вжились в роль настолько, что все высмеиваемые Чеховым качества кажутся в них настолько естественными, что так и хочется верить в реальность происходящего на сцене.
Не подкачало и молодое поколение, сумевшее передать тревогу за будущее и искреннюю любовь в свойственных своему веку красках. Недавно влившаяся в коллектив Милена Хорошко берет своей неопытностью, робко держась при хозяевах и так чисто и ненаигранно страдая по Якову. А уже опытный Алексеандр Рубан прекрасно вживается в роль карьериста, готового ради денег и службы пренебречь ждущей с ним встречи матерью.
Петров верно улавливает основную мысль Чехова, делясь ею со зрителем: в его героях виден простой человек с пороками, болью и ошибками, видящий мир по-своему, в узких рамках и свойственных только ему ассоциациях.
Пикантности спектаклю придавало буквально все: и Шарлотта Ивановна, говорящая с героями на ломанном немецком, и её удивительный фокус с исчезновением бутылки, и увеличение в размерах шкафа при воспоминаниях Гаева. Режиссёр то и дело погружал зрителя в нужные ему эмоции: накаляя обстановку переживаниями Раневской, оплакивающей погибшего сына и умершую любовь, он тут же выводит на сцену слуг имения, вызывающих улыбку.
Непринуждённой и очень яркой кажется сцена полуночного общения слуг поместья: неспособный попасть в им же наигранные на гитаре ноты Епиходов, Дуняша, любующаяся своим неповторимым, отгоняющая от себя дым сигары, Яков, вальяжно курящий эту самую сигару, словно барин, и Шарлотта Ивановна, обнимающая плющевую собачку и рассуждающая философскими категориями. В таких, казалось бы, простых и весёлых сценах, как нельзя лучше формируется почерк режиссёра – внимание уделено каждой детали, каждому герою, доигрывающему свою судьбу от первой до последней ноты.
Нужную атмосферу задавала интересно подобранная музыка: Петров остановился на этнической мелодии в общих сценах, задающих тон дальнейшему сюжету, на лёгкой и непринуждённой польке, выступающей в диссонанс с настроением героев, танцующих и весёлых, но убитых внутри потерей сада, на резких и трагичных нотах, как нельзя лучше сопровождающих рубку деревьев.
Уместным оказались и минималистичные декорации. Большую часть спектакля основным реквизитом и мебелью выступали старые мешки с вишней, которые герои использовали и в качестве стульев, и ставили на них подносы, воображая перед собой барский стол, и перетаскивали их из стороны в сторону, словно ценный груз. А когда все они были распороты и оставлены на сцене как никому ненужное воспоминание, подставками и господскими диванами стали обычные чемоданы. Главной декорацией служила пластиковая стена: на большой белой площади проецировались то стены уютного дома с обоями и картинами, то карта поместья, то черные рубцы - свидетели вырубленных вишен. Была художником продумана и кулиса: дверь в стене, отворяемая таким образом, что перед зрителем там, в глубине сцены, появляются зеркальные изображения всех приходящих и уходящих героев. Стена вообще становится магическим местом - она, словно душа всей пьесы: когда герои счастливы, их поддерживает уютная бело-синяя стена с многочисленными картинами и веночками, когда же прошлое разрушено вдребезги, то тут, то там отрываются обои, падают рамки, оставляя за собой потемневшие от времени и меди следы.
А кто бы мог подумать, что столь важные для героев мешки с сухой вишней будут порезаны, а их содержимое рассыпано по всей сцене? Неожиданным стал и конец, привычный с Фирсом, но пробирающий до мурашек: резкий, усиливающийся звук топора и чёрные, массивные его следы на белом экране, в ушах уже начинает свистеть, а ощущение сопричастности усиливаться, и, вот когда уже веришь, что сам находишься в умирающем вишнёвом саду, а звук нагнетает и заставляет почувствовать ужас, что переживает главная героиня, гаснет свет.
Всё заканчивается песней: один за другим герои выходят с гитарами, аккордеоном и барабаном, исполняя по-своему песню «Совы нежные». «У меня на душе стало веселее», - после этой строчки, пропетой последний раз, зал встаёт. У кого-то на глазах отчётливо видны слёзы, кто-то улыбается – нет только равнодушных, что несомненно подтверждает правильный выбор режиссёра.
Театр на то и создан, чтобы обличать жизнь, не скрывая человеческих пороков, а как же приятно наблюдать за оживающей пьесой талантливого Чехова, особенно среди нескольких мешков и огромного белого полотна, время от времени становящегося то комнатой в старом доме, то картой местности, то дорогой, по которой ковыляет нарисованный писатель. Такое прочтение Чехова вряд ли увидишь в каждом городе, особенно с ироничной песней в финале.
Фото: Валерий Драбов
Однако сам спектакль порадовал. Очень понравился Карпов и Смышников, не знаю, какие они в жизни, но в этом спектакли они еще раз показали, насколько многогранны и талантливы.
Ждем новых премьер
А никто не знает, почему в театре больше не появляется Антон Тимофеев? Он на гастролях или на сьемках?
Теперь он работает в театре "Неформат", где является художественным руководителем, а также работает в Визарде
А он вообще женат?
Но это не помешало нам получить удовольствие от спектакля. Магдалена Магдалинина, Вы дял меня лучший пример актрисы в нашем городе!
Могу сказалать, что Карпов здесь снова проявил себя как талантливый актер, а вот Леоновой не хватило, она была живая, но что-то помешало доиграть до максимума.
Критик назвала этот спектакль качественным, верю, но он вышел исключительно на актерской игре, а эти компьютерные спецэффекты просто искажают классику. Чехов был бы явно против.
Это именно Петров задал им правила игры, а не они сами играли так качественно. Музыкант может быть самым талантливым, но без партитуры он слаб.