КАК Я БЫЛ БОГОМ
    Она шла типичной раздолбанной походкой манекенщицы: в начале шага правая нога далеко сзади и захлестнута даже чуть левее левой, потом она делает плавный полукруг и оказывается далеко впереди — и снова чуть левее левой, потом то же проделывает левая нога, захлестывая правую. Бедра так бодают воздух, что глаз не оторвешь. О! Тормознули вместе с ней: вагон третий! Вот это да! «Девятнадцатое», — буркнул проводник, разглядев ее билетик, и даже не глянув на нее. Схватившись одной рукой за поручень, она гибко втянулась внутрь, и — тут не было никаких сомнений — обернулась и улыбнулась! Сунув свой билет проводнику, я устремился за ней... Забыл, что буркнул этот толстяк, запихивая мой билет в кармашек своей сумы, — ...двадцать первое? В одном с ней купе? Не может быть! Я поравнялся с дверью, возле которой темнели в рамке цифры «19–22», затаив дыхание, заглянул в щель. Изогнувшись, разметав длинные волосы по плечам, она устанавливала свой крохотный рюкзачок на верхнюю полку, а на нижней, обалдело уставясь куда-то в район впалого ее живота, на двадцать первом месте, сидел лысый лопоухий интеллигент, безвольно что-то лопоча, вроде «...пожалуйста... разумеется...» Господи! Как же мне не везет! Лопоухому счастье. Будет лопотать вместо того, чтобы сразу, энергично, «под микитки»! Иди... твой номер тридцать первый. Ну — ясное дело — последняя дверь возле туалета. Дверь с глухим визгом отъехала... О, вот это твой вариант! Худой, как палка, военный в чине капитана, лишь злобно глянувший в ответ на мое вежливое приветствие, прильнувшая к нему сдобная жена с гладкой прической, грустно кивнувшая мне в ответ. Весь проход занят громадным чемоданом, обвязанным веревками.   «Извините, это ваш чемодан?» --произнес я. Взгляд капитана был яростно устремлен куда-то вдаль — слов моих он явно не слышал. Жена кивнула наверх.  «А вам что, мешает?» — свесился злобный старичок. ¬Я криво уселся. ¬С трудом задвинул дверь, глядел в тусклое зеркало, идиотски подмигивая сам себе. Ничего! Стянул с верхней полки напротив старичка  скатанный матрац, шерстяное одеяло, стреляющее в полутьме зарницами. Расстелил... Ничего! Как говорила моя бабушка: Христос терпел и нам велел! Ничего. Будет другая манекенщица... в другой жизни... Ничего! Я потянулся к ночнику. « Не включать!» — вдруг рявкнул военный. Словно от тока, я отдернул руку. « Извините», — испуганно глядя на мужа, пробормотала жена. Ну и соседушки! Пружины между вагонами заскрипели, рябые прямоугольники света, вытягиваясь, поползли по купе. Поехали. ¬Я крутился так и сяк, пытаясь пристроить ноги... ложиться вроде пока что невежливо, раз напротив не спят. Буду тащить свой крест. « Извините, — несколько осмелев, но все же поглядывая на мужа, заговорила женщина, — «Но, понимаете, такая ситуация... Десять лет с Виктором на Севере... от лейтенанта до капитана. Теперь — академию закончили. Думали — хоть теперь в город! Опять в тундру! Простите его...» « Ну конечно», — пролепетал я. Перед очами моими вдруг свесились ноги в слегка спущенных носках, задергались, заелозили — старичок с верх¬ней полки торопливо подтягивал порты, явно спеша спуститься, принять участие в душевном разговоре — как же без него? « А я вот пять лет безвинно отсидел!» — проговорил он, оказываясь рядом. « Интересно!» — проговорил я. ¬И сразу вспотел... что значит — «интересно»? Не то, наверное, слово? « Да уж интереснее некуда!» — уцепился старичок. Он вытащил из шаровар платок, долго утирал губы, готовясь к рассказу. Ну что же... я приготовился слушать... нести свой крест. Но хоть бы дали его спокойно нести! Дверь со скрипом отъехала, и явился проводник. Ни «здрасьте», ни «извините»! Он молча уселся, потеснив женщину. Все молчали. Он считал, что пояснения излишни, что все и так должны знать, зачем он пришел. Женщина, засуетившись, вытащила деньги. « Ах да — за белье! Сколько уже теперь-то?  Ох, мать ети!» — бормотал старичок. Я молча протянул деньги... Новая заморочка: проводник почему-то их не брал, даже не поднял руки... в карман ему, что ли, надо засовывать? « Билет», — безжизненно произнес он. « Но я же вам отдал его!» «Ты на каком месте сидишь?» « На...тридцать первом», — на всякий случай глянув на цифру над полкой, ответил я. Он молча раскинул свою переметную суму, показал — в кармашке с цифрой «тридцать один» билета не бы¬ло! «Ну?» « Я точно вам отдал билет!» « Ну так где же он?» « Не знаю... Может быть, мимо сунули?» « Я мимо не сую! Собирайся — на первой  сойдешь!» « Не собираюсь» «А это мы поглядим!» — проводник удалился. Господи! Почему все наваливается на меня? «Агнец, берущий на себя все грехи мира»? С какой стати? «...Так вот, — выдержав паузу по случаю постигшего меня горя, старичок продолжил. — «Как было: брат приехал погостить ко мне. Так?» « Наверное,» — неуверенно пробормотал я.  « Поехал уже его провожать... Ну выпили маленько, конечно, на ход ноги..» Пауза. Чувствую, он рассчитывает рассказ на всю ночь!  « Ну... дальше!» — пытался как-то взбадривать его. « Ну, закемарили в зале ожидания...» « Это просто какая-то «Война и мир»! — подумал я. — «Будет ли покой?» «Проснулся я, чувствую» -- старичок продолжил  — «Хочу курить. А в зале не до¬зволено. Пойду, думаю, на лестницу... и прихвачу с собой братнин чемодан, чтоб не сперли. Спал, пузыри пускал... брат-то» « Понимаю.» « Вышел с чемоданом на площадку, только задымил — тут же хватают! Не братнин чемодан оказался. Чужой!» « И что же?» « Пять лет!» — проговорил он. « Ну как же?» — тут я даже взбеленился. — «Надо было... все объяснить!» Дверь в купе с визгом отъехала. « Ну давай... коли можешь... объясняй им!» — вздохнул старикашка. Проводник появился, и не один. Я с отчаянием глядел на «пришельцев» — два амбала - омоновца с сонными, равнодушными мордами. « Выходи!» — просипел  омоновец. Я вышел в коридор и сразу оказался между ними, как в тесной расщелине. Один был усат, усы его свисали надо мною, другой был безусый, зато непрерывно жевал, челюсть его ходила туда-сюда.— Ну... какие проблемы? — проговорил жующий. Пятнистые их комбинезоны были сплошь утыканы какими-то наклейками, эмблемами, бляхами, полученными, видимо, за смелость в борьбе с нами. «Никаких проблем!» —бодро ответил я. «Где билет?» « Отдал проводнику.» «А почему ж у него твоего билета нет?» « Понятия не имею» « И бабок нету?» Еще чего! Я покачал головой. « Собирайся!» ¬Я вернулся и стал собираться. Что же делать? Господь терпел — значит, и нам велел. «Одним горохом питаюсь!» — старик горячо обращался к военному с супругой, надеясь, видимо, этим расположить их к себе. «Во, горох!» — он пнул ногой чемодан. — «Брату везу».Я сочувственно поглядел на него. Что делать? Все люди страдают, и часто — несправедливо. Пришел, видно, и мой черед. Я натянул плащ, кепку. Вагон, притормаживая, крупно затрясся. Мы въехали под гулкие желтые своды... Любань. Дверь отъехала. Стояли « легионеры». « Ну... будьте счастливы!» — сказал я моим спутникам. Впереди легионеров я шел по проходу. Все двери в купе были открыты, все уже знали о случившемся, с любопытством выглядывали, но никто не вылезал. Слава Богу, хоть не кричали: «Распни его!» Прощальный взгляд моей красавицы...Любит, оказывается! А я –то.. Все! Мы вышли на площадку тамбура. За концом платформы  крутил синюю мигалку «газик» с милицейской полосой, а прямо уже у дверей встречали « местные»: коренастый милиционер с расплюснутым перебитым носом. Входили новые пассажиры, показывая проводнику билеты, шмыгая носами в тепле …Но никто не выходил. «Ну где там наш клиент? Ребятки мои заждались!» —  местный усмехнулся, открывая «фиксы». Но «мои» почему-то медлили.  «Ладно... тут полюбовно все уладили!» — вдруг произнес « мой». Я не верил своим ушам!  Поезд, скрежеща, двинулся. « Гостям всегда рады!» — донеслось,  и пошла тьма. ¬Я не верил своим глазам... Что же это? Усатый мотнул головой внутрь вагона: «Пошли!» Мы ушли с площадки, и он вдруг сдвинул дверь с табличкой «Проводник». На столике красовался роскошный натюрморт: крупно порубленная пышная колбаса, благоухающая чесноком, нарезанная селедочка, усыпанная полупрозрачными кольцами лука... Зеленоватая бутыль! Три стакан. Усатый достал с полочки четвертый, поставил... Четвертый. Мне?— Спасибо! — пробормотал я. Шмыгая носом, явился проводник. От шинели его приятно пахло холодом. « Ну, давайте, по капле, с холодка!» — он плеснул по стаканам, оглядел всех строго, особенно меня. — «За то, чтоб мы всегда были людьми!» Я быстро закусил луком, и, наверное, от его едкости по щеке заструилась горячая слеза. Проводник стал раскладывать новые билеты по карманам сумки, и вдруг я, как завороженный, уставился туда... Тридцать первая ячейка — вон она где, в самом низу, а мой билет — я вспомнил — он вставлял в середину. Вот же он! Господи! Двадцать первый! Я поднял  взгляд. « Ну ладно... чего расплакался», — пробурчал проводник. — «Давай лучше по второй!» О я не мог отвести взгляд от билетной его сумочки…Двадцать первое! А я сел на тридцать первое, приняв на себя все эти муки. Зачем? « А ты, наверное, думал, мы не люди!» — проговорил безусый, чокаясь со мной. Когда это я так думал? Мы быстро выпили. Чувствовалось, что у всех накипело на душе и всем хотелось высказаться. Правда, то, что думал сейчас я, сказать никак было нельзя. Сказать, что ничего на самом деле нет и я еду обыкновенно, по билету? Большего плевка им в душу невозможно даже представить! Они только что помиловали «зайца», и я им скажу, что я вовсе не «заяц»... Нет. Они только что показали благородство –а ты мим в ответ…Нет! « Да! Разговорчивый гость попался!» — произнес усатый, и они засмеялись. Действительно, что я сижу тут как пень?! Люди сделали добро, и хоть слов-то они заслуживают? « Спасибо... вам»! –искренне произнес я.  « Разговорился», — произнес усатый, и они снова за¬смеялись .« Ну ты... мастер слова!» — мысленно проклинал я себя. —« Можешь, вообще, родить что-нибудь? Ну, давай!» « Потратился, что ли, в Москве?» — уютно усаживаясь, спросил проводник. Мол, хотя бы увлекательным рассказом о московском загуле ты можешь нас ублажить? Во ситуация! Любая история о любом безобразии будет здесь лучше, чем правда. Правда тут — самое худшее, что может быть. Любая ложь будет возвышеннее –и жизненнее, чем правда. ¬Давай. Я молчал, но чувствал уже себя величественным, как  Бог, который из ничего создал Храм Любви и Добра... Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах. ¬И одним лишь словом я могу все разрушить! Но зачем? « Обокрали!» — неожиданно даже для себя вымолвил я. Ну даешь, мастер слова! Я испугался. « Где?» — цепко спросил безусый. Да, сюжет удачный, слушатели ей заинтересовал.» В поезде! — с интересом услышал я свой ответ -- « По пути в Москву.» « Номер поезда какой?» — спросил усатый, почти уже официально поправляя ремень и берет. Да... Разговорился на свою голову! Мы все вместе летели в пропасть, и надо было успевать еще как-то рулить.    «Двадцать восьмой,» — проговорил я, вспомнив историю, приключившуюся с моим другом. Что ж, и несчастья могут сгодиться, иначе куда их девать? « Точно!» — усатый торжествующе шлепнул себя по мощному колену. — «Она! Какая из себя?» Так. Новая сложность. « Ну...» — произнес я.  « Ясно!» — произнес безусый. Вечер удался!  « Бутылочку со снотворным распили?» — плотоядно улыбнулся проводник. « Ну я же не знал, что со снотворным», — ответил я простодушно. Они радостно захохотали. Удачный ответ! Уходя, я слышал за дверью возбужденные их голоса. Да, чувствую — с историей я им угодил. Моя красавица, стоя в коридоре, грустно глянула на меня: ну когда же?.. Работаем! Пока недосуг! Красавица вздохнула. С некоторым изумлением она увидела слезы на моих щеках. Главное — чтоб людям было хорошо! И кстати, лопоухий наконец-то оказался рядом с ней и, тыкая в абсолютно темное окошко, что-то бубнил. ¬И здесь все будет складно! Я прошел мимо в свое купе... Вернее — в чужое, но оказавшееся моим. Сдвинул дверь и ударился о запах. Да, питание одним горохом сказывается! Я мужественно сел. -К тому же царь-горох у себя на верхней полке еще и храпел. ¬И это еще не все! « Витя! Ну угомонись! Ну что ты делаешь?» — донесся жаркий шепот из темноты. Ладно! Глубокий, освежающий сон! Сдвинув одеяло, стреляющее зарницами, я улегся « Витя... Что же ты со мной делаешь? О-о-о... Ви-итенька!» Да, в этом купе можно спать только гороху наевшись! « О-о-о! Витенька! Да! Да!» — вопила она. А то нет. Натренировались у себя в тундре долгими полярными ночами! «О-о-о! Витенька! О-о-о!» Только что я был почти Богом, возвышал все, и вдруг вот! Спасибо Вите, что хоть он не проронил ни звука.  « О-о-о-о-о!...» — с постепенным затиханием…Спасибо! В купе наконец-то воцарились покой и блаженство, которые каким-то образом перетекли и в меня. Снова горячий шепот! Я вздрогнул. « Ничего, Витенька... Не горюй! С такой машинкой, как у тебя, мы нигде не пропадем!» Вот это верно. Главный инструмент в хозяйстве всегда при них. Значит, и за них могу быть спокоен? Я начал засыпать под уютное покачивание. По коридору мимо, как дуновение ветерка, пронеслось: тихий, но довольно уже напористый басок лопоухого, хохоток красавицы. ¬И за них, стало быть, можно быть спокойным? Все. ¬Я рухнул в сон. Проснулся я в купе, освещенном неподвижным солнцем. Стоим? Видно, мои добрые ангелы не решились даже меня будить. ¬Я сладко потянулся, выглянул в коридор: из вагона выходили последние пассажиры. ¬Я быстро собрался. На ходу увидел, что я, оказывается, не последний: в своем купе крепко спал лопоухий, почему – то одетый... Счастливец! « Я думал, ты навсегда решил остаться!» — усмехнулся проводник на выходе. « Нет. Ухожу. Спасибо Вам! « Помни мою доброту!» — проговорил он почти величественно. По-моему, он уже маленько зазнался. Сказать? Сказать ему, что ничего на самом деле не было, и, кстати, взять мой билет, с двадцать первого места? Ладно уж... Пусть все остается! Не буду счастье разрушать! « И ты помни, своб доброту!» --пожелал ему я. Мы неожиданно обнялись. Потом я  шел по платформе и вдруг впереди в толпе увидел ее! Она шла одна типичной раздолбанной походкой манекенщицы, так бодая воздух бедрами, что глаз не отвести. Вот она, моя Мария Магдалина! Раз уж у меня так хорошо получается — спасу и ее! Не одних же легионеров должен я обращать к добру. ¬Я прибавил ходу и почти уже догнал ее, но тут вдруг перед ней возникли мои омоновцы. Они вежливо расступились, пропуская ее и вдруг взяли ее за руки с обеих сторон. -С разбегу я чуть не налетел на них. «Так. Где же хахаль-то твой?» — глядя на нее, усмехнулся усатый. – « Спит? АЙ –ай –ай! Пойди, разбуди его.» --  сказал он  напарнику, а сам спокойно обшмонал ее, вынул из сумки стеклянную трубочку с таблетками, встряхнул перед правым глазом. « Этим, что ли угощаешь?» — спросил он. « Это я сама употребляю!» — неожиданно дерзко и хрипло проговорила она. « Разберемся!» --промолвил наш богатырь. Из вагона показался напарник со встрепанным «счастливцем», изумленно хлопающим себя по карманам. Да, видно, Мария Магдалина еще не созрела для святых дел, а мир еще далек от совершенства. ¬Я вошел в вокзал. « Милок! С тобой вроде ехали?»Я быстро обернулся. Царь-горох! « Помоги горох брату доставить!»…Всегда! Я взял его чемодан и чуть не упал. « Ладно…Пошли!» Вот она, моя Марина – Магдалина! « Горохом – то угостишь?» -- поинтересовался я…