…в Москву!
Вечный, известный более столетия зов; в Москву из глуби и дебрей деревни добираться, в сердце храня вектор мечты: стать художником; а сначала – попасть бы в Третьяковку, увидеть цветовое богатство жизни, переведённое в холсты…
Да только воскресный день, в который Ф. Матёрин оказывается в столице, вспыхивает первым днём невероятной, опровергающей жизнь войны…
«Свидание с Нефертити» В. Тендрякова пропитано субстанцией жизни, и пронизано лучами плазмы оной; строго и точно делаются главы о войне, где вчерашние мальчишки вынуждены абсолютно перестраивать свою жизнь, где пуля, которую определяют, как шальную, уносит навеки того, с кем только что говорил.
Но и мирные главы – о становлении художника, о мучительности выработки собственного почерка: ибо если нет индивидуальности, нет и искусства, – выписаны с той силой и крепостью, что проза расцветает таинственной правдой жизни.
Таинственной.
Сложной.
Но крутая словесная лепка Тендрякова внешне проста.
Конфликты, во многом определяющие книги Тендрякова (помимо стилистической неповторимости), остры, как биссектриса: и то, насколько режут сознание необходимостью выбора нравственного порядка, есть продолжение пульсаций классических традиций русского слова.
Тендряков прошёл войну, первое ранение получил под Сталинградом, после второго – тяжёлого, под Харьковом – был эвакуирован в госпиталь, откуда вернулся инвалидом.
Он учится во ВГИКе, переходит в Литературный институт; по всему – ему бы вписаться в страницы лейтенантской прозы, но он по-другому расшифровал собственное «я», и понял меру своего призвания.
Первый рассказ «Дело моего взвода» публикуется в «Альманахе молодых писателей»…
…и краткие его рассказы рождали радугу эмоций: и сколько б в этой радуге не было тяжёлых цветов, всё равно… пульсации жизни превосходили, словно оправдывая фактом бытия, оные.
«Хлеб для собаки» бьёт в бубен сознания фразами, какие заставляют… словно под иным углом взглянуть на мир: «Больше всего походили на людей те, кто уже успел умереть. Эти покойно лежали – спали»…
Он чувствует время – В. Тендряков: чувствует его сгустками сил: которым надо противостоять, и – разливом работы, какую необходимо совершить.
Внутренние метания – пострашнее внешних бурь, хотя и могут быть спровоцированы ими; такое прекрасно показано в «Находке» – повести, выстроенной совершенно по-тендряковски: весомо и точно, с плотной фразой и медовой густотой письма.
И – скрыто христианское – в лучшем аспекте – проступает сквозь разводы жизни инспектора рыбнадзора, учащегося постепенно видеть в поступках не механические реакции на каверзы яви, а нечто большее, гораздо более сложное…
В. Тендряков словно составил художественный отчёт – о пребывании в том времени, где суждено было жить: и сделал это с размахом умной силы и виртуозностью словесного мастерства, что обеспечило книгам неугасаемое горение.