Я прошёл через жизнь, в общем, трудную, и произносить мне это противно, потому что всем нелегко приходится.
В институт я пришёл ведь глубоко сельским человеком. Далёким от искусства. Мне казалось, всем это было видно. Я слишком поздно пришёл в институт – в 25 лет, – и начитанность моя была относительная, и знания мои были относительные. Мне было трудно учиться. Чрезвычайно. Знаний я набирался отрывисто и как-то с пропусками. Кроме того, я должен был узнавать то, что знают все и что я пропустил в жизни. И вот до поры до времени я стал таить, что ли, набранную силу. И, как ни странно, каким-то искривлённым и неожиданным образом я подогревал в людях уверенность, что – правильно, это вы должны заниматься искусством, а не я… Всё время я хоронил в себе от посторонних глаз неизвестного человека, какого-то тайного бойца, нерасшифрованного.
Теперь мне не хочется становиться в позицию и положение другого человека – я уж свыкся с этой манерой жить и работать. Мне не хочется делать никаких авансов, никаких заявлений. Ничего страшного, если промолчу лишний раз. От того, что не скажу чего-то такого о себе, ничего не случится, – я-то буду знать про это. И я хочу сказать, что мне сейчас трудно менять образ своих действий после того, как я так вот уже прожил изрядное количество лет, прошёл институт, прошёл первую пору отвоёвывания себе права работать в искусстве – это тоже было. И свыкся с таким образом жизни. Представьте себе, такая глупая, в общем, штука, но всё кажется, что должны мне отказывать в этом деле – в праве на искусство.
Василий Шукшин,
«ЛГ» № 46, 1974 год
Продолжение темы см. ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ.