На его книгах выросло несколько поколений читателей. Но воспитывал он и писателей, авторов, которые сегодня продолжают лучшие традиции детской литературы. Один из них – Альберт Лиханов. Его воспоминания о Льве Кассиле – к юбилею классика.
1.
Жизнь сложилась так, что я приближался к личности Льва Абрамовича не потому, что хотел этого, а по не зависящим от меня обстоятельствам. Честно говоря, «Кондуит и Швамбрания», «Вратарь республики», «Улица младшего сына», да и многое иное из кассилевского, были со мной ещё со школьных лет, прошли сквозь студенчество…
Ну а дальше повела судьба.
Я закончил отделение журналистики историко-филологического факультета Уральского государственного университета имени А.М. Горького, много читал ещё в школе, а принадлежность к углублённой филологии обеспечивалась образовательным замыслом. Начитана была уйма! Конечно же, классики. И я насыщался ею, о литературе применительно к себе абсолютно не думая. Мечтал только о газетчине, о днях и ночах в редакциях любого уровня, лишь бы скорее – в газетное самосгорание.
Мечта исполнилась, после университета я вернулся в Киров, в партийное издание, окунувшись в одно любопытное противоречие: многие газетчики, поневоле ставшие моими учителями, литературу и писателей близких, местных, так сказать, терпели с трудом, чаще всего полагая, мол, так и я бы смог, да времени на этакую ерунду жалко. Я ещё не смел погружаться в столь «тонкие» суждения, только начиная с радостью продираться в газетную подёнщину. Но книжки, впрочем, почитывая.
Однако что-то всё же из меня пёрло лишнее, не газетное. Однажды я приболел на три дня и написал три рассказа, сунул их в стол, через месяц поправил, перепечатал и снова спрятал.
Тем временем жизнь двигалась, судьба моя, не спросив меня, изменилась, меня назначили главным редактором областной молодёжной газеты. Я учредил литературный клуб «Молодость», мы быстро выпустили первую книжечку стихов молодых поэтов – от лесорубов до инженеров – а ещё я оказался на съезде комсомола в Москве и, обнаглев, сподобился один из своих «больничных» рассказов занести в журнал «Юность» и оставить там в приёмной.
Тут я и получил подарок судьбы. Через неделю после возвращения домой меня нашли по телефону сотрудники «Юности» и сообщили, что рассказ всем, включая Бориса Полевого, понравился и идёт в номере, посвящённом новым именам в литературе.
А через полгода, в мае 1963 года, я оказался на IV Всесоюзном совещании молодых писателей, в семинаре Льва Кассиля.
2.
Начал я совещание «бравурно», потому что привёз целый рюкзачок с чудесно изданной книжицей поэтов «Молодости», которую, как и труд редакции, собравшей этот клуб, громко похвалил, открывая совещание, председатель Союза писателей СССР, патриарх литературы Константин Федин. Но далее всё пошло довольно для меня грустно. Рассказы – и напечатанная в «Юности» «Шагреневая кожа», и два других, «больничных», – Лев Абрамович поддержал, а рукопись повести про художника Андриолли, который когда-то, будучи в Вятской ссылке, написал портрет моей прабабушки, разделал под орех. Мне хотелось заметить, что я не посягал ни на что иное, кроме документального повествования и не хотел выдумывать то, что подтвердить невозможно, а он призывал, ссылаясь на Паустовского, к выдумке, утверждая, что сила литературы как раз в воображении – там хранятся творческие ресурсы.
– «Судьбу Шарля Лонсевиля» читали?
Я опускал голову: кто же этого не читал?
– А повесть про Ореста Кипренского?
Мои попытки сообщить присутствующим, что я не вижу себя «историческим» повествователем, любопытным образом нашли понимание у Кассиля. Он сказал примерно так: «Да, пожалуй, вам надо писать о современности, о том, что вы переживаете сами, а вы ещё и редактор газеты, много людей видите и знаете, так что желаем удач».
На том совещании «именинниками» стали Слава Крапивин из Свердловска, фронтовик Анатолий Соболев, тогда живший в Новокузнецке, Гена Михасенко с «Кандаурскими мальчишками» из Иркутска. А я уехал с вопросом самому себе: куда и как грести мне?
Ясности не было.
3.
И добиваться её силой не требовалось: в молодости жизнь правит сама. Совсем скоро, в 1964 году, меня направили в Новосибирск собкором «Комсомольской правды» по Западной Сибири, я написал там несколько маленьких повестей, кроме обильной газетной работы, разумеется. Подготовил сибирскую свою книжечку.
Ещё через полтора года меня забрали в аппарат ЦК комсомола. В Москве я оказался один, семья ждала московской квартиры в Новосибирске, и это ожидание длилось восемь месяцев. Тосковать не позволяла молодость, она требовала использовать жизнь с умом. Я стал оставаться после работы в 62-м кабинете на Маросейке и до ночи писать первую свою серьёзную вещь – «Чистые камушки». Девятый месяц я провёл в Малеевке, успокоенный тем, что жена с сыном наконец переехали, а мне подарили очередной отпуск для свободы совершенно необыкновенной – писательской. Ну, а судьбу повести решила замечательная женщина, главный редактор журнала «Пионер» Наталья Владимировна Ильина. Мы с ней были знакомы «дистанционно», из Новосибирска я послал по почте повестушку «Звёзды в сентябре», Ильина её напечатала. А теперь сообщила мне, что печатает и «Чистые камушки».
Наталья Владимировна была в литературе человеком авторитетным, редактировала Маршака, Михалкова, да и вообще вся детская литература шла через «Пионер». А я в ту пору ушёл из ЦК в «Смену» на должность ответственного секретаря. Вышли мои первые «московские» книжки – в «Детгизе» и в «Молодой гвардии», близкие мне люди стали меня склонять вступить в Союз писателей.
Книги свои я, конечно, посылал изредка Кассилю. Но тут решил позвонить ему, напомнить о себе и «напроситься» на рандеву. Он тотчас пригласил меня к себе домой, и я оказался в кабинете классика. Как и предполагал, до потолка там высились книжные шкафы, в том числе с изданиями Льва Абрамовича. Он расспросил меня о себе, и выяснилось, что мой путь ему известен – сначала по «Комсомолке» (читал мои сибирские публикации), а потом, как оказалось, от Ильиной и от Константина Федотовича Пискунова, директора издательства «Детская литература».
Но на главный мой вопрос Кассиль ответил отрицательно – я ведь просил его рекомендации в Союз. Он ласково пояснил, что поддерживает меня, новые мои книги ему известны, но он секретарь Московского отделения Союза писателей, да ещё и председатель объединения детских и юношеских писателей, и ему это делать запрещено уставом…
Ещё некоторое время спустя я оказался участником уже V Всесоюзного совещания молодых писателей. И снова в семинаре Кассиля. Наша группа заседала в стенах ЦК ВЛКСМ, а родные стены, как известно, помогают – и спустя шесть лет совещание рекомендовало меня в Союз. Любопытная подробность: буквально только что получил из Архива СП СССР копию своего личного писательского дела и нашёл в папке подписанное Кассилем в приёмную комиссию подтверждение, что Совещание рекомендовало меня в Союз. Казалось бы, всё это дела давно забытых времён, но не напрасно говорится, что прошлое, его события и людей мы лучше всего помним по ступенькам своей собственной жизни, по которым шли в ту пору.
4.
Мы много раз пересекались с Львом Абрамовичем Кассилем. Все, кто его помнит, подтвердят его личную щепетильность – наверное, школа 37-го года, – его обязательность и чёткость. Этого требовало его положение в писательском мире. Он обожал спорт, точнее, футбол, и его книга «Вратарь республики» долгое время входила в мой личный список духоподъёмных книг, как и у многих, уверен, мальчишек военных и послевоенных лет, а «Кондуит и Швамбрания» осталась навеки в ряду лучших произведений о детстве прошлых времён.
Но одним из самых достойных его деяний я признаю учреждение в 1943 году, в разгар войны, праздника «Книжкиных именин» в Колонном зале. Радиотрансляции с него велись десятилетиями, и мы, дети провинции, искренне завидовали ребятам, которым посчастливилось подержаться за рукав Чуковского, Маршака, Барто, Михалкова и, разумеется, Кассиля, – ведь все они были людьми, сочинявшими книги, которые дети великой страны клали на ночь под подушку, веруя в лучшее.
Лев Абрамович Кассиль давно и бесспорно пребывает в святцах отечественной литературы для детей и юношества. Книги его читаемы, издаваемы, незабываемы. Из жизни он ушёл рановато, в 65, многое ещё мог бы сказать новым людям из несказанного, а такое, «неуспетое», остаётся у каждого. Мне кажется, очень значима общественная и социальная роль, которую играл Кассиль, и не мешало бы включить его развёрнутую биографию в серию «Жизнь замечательных людей». Ведь и «Книжкины именины» были делом не только высокой духовности, но и политики, если вспомнить, что в том же году кровавых сражений открылся Театр оперы и балета в Новосибирске – самый крупный за Уралом, что была учреждена Академия педагогических наук РСФСР и создан Всесоюзный институт акушерства! Страна собиралась жить после безумных потерь и потрясений. Жить, радоваться, рожать и воспитывать детей. Может ли быть план более жизнеутверждающий?
И одним из его осуществителей остаётся Лев Кассиль.