Неконтролируемая миграция, раздражающая коренное население России, всё чаще вызывающая массовые беспорядки, стала «головной болью» и для властей. Вот только что с ней делать, власть никак решить не может. Так что же, точка невозврата уже пройдена и исправить положение нельзя?
Наш корреспондент встретился в Санкт-Петербурге с ведущим научным сотрудником Института восточных рукописей РАН, доктором исторических наук, писателем Вячеславом РЫБАКОВЫМ.
– Замещение русских и иных коренных этносов России как «людей с неприспособляемым менталитетом» на «толерантных» мигрантов – это злое преувеличение или замалчиваемая реальность?
– Очень не хочется говорить банальности на сей счёт. Нынче специалистов по национальному вопросу развелось больше, чем нелегальных гастарбайтеров, а толкут в ступе одно и то же.
Ясно, что визы надо вводить, но ясно, что вводить их нельзя. Ясно, что надо выселять, но ясно, что это мартышкин труд, да ещё и весьма затратный. Ясно, что миграцию надо ограничивать, но ясно, что ограничить её невозможно. И так далее. Эти антиномии перемалываются из года в год, переходят из речи в речь, из программы в программу...
А на самом-то деле можно вводить визы, можно не вводить, можно выселять, а можно и не выселять... Пока не случилось главного, стержневого, сердцевинного переворота, самые противоположные административные меры будут иметь своим результатом один и тот же пшик.
Как и всякому нормальному человеку, мне совершенно естественным образом становится неприятно, когда на улице, где я прожил всю жизнь, я чужую речь слышу чаще, чем родную. Или вот взять посёлок Рощино, где сейчас вокруг нашего покосившегося рассохшегося скворечника образца 56-го года, входящего в древнее садоводство, вовсю строятся окружённые трёхметровыми заборами бронезащитные бункера с противотанковыми мезонинами. А в наш лесок, где ещё с полтора десятка лет назад мы за калиткой подосиновики, моховики и белые играючи собирали, стало просто не войти от, простите, нечистот... Я, доктор наук и лауреат Государственной премии, эти кучи в радиусе досягаемости чуть ли не каждое утро бесплатно закапываю. И хотя кое-какие биотуалеты на стройплощадках и воздвигнуты, бесчисленные «гастеры», силами коих прирастает зазаборная Отчизна, их, похоже, не жалуют. Культура не та...
Но, с другой стороны, я никогда не забуду сцену, произошедшую на моих глазах в вагоне питерского метро семь лет назад. Как раз напротив меня сидел классический советский ветеран – под морщинами лица не видно, потёртый пиджачок с орденскими планками, узловатые, в синих венах руки сложены на стоящей меж колен клюке. И вот пришла ему пора подниматься на своей остановке, подниматься загодя, чтобы успеть к дверям. И он, всем весом опираясь на трость, другой рукой вцепился в стойку и принялся буквально вытягивать себя с сиденья. На освободившееся место тут же рухнул наш интеллигент лет тридцати. Тоже классический. Немедленно раскрыв на коленях книгу, углубился в неё... А поезд, как на грех, тормознул резковато, старика крутнуло, и он, беспомощно ткнув куда-то косо вниз своей палкой, начал падать интеллигенту на колени. Падал медленно, точно уже смертельно раненый... Когда его спина придавила книгу, наш интеллигент лишь отодвинулся, севши чуть боком и не отрываясь от чтения. Я вскочил, с безнадёжностью чувствуя, что нет, не успею к старику...
И старик рухнул бы на пол и разбился, если бы с двух концов вагона, не сговариваясь, не рванули к нему двое азиатов, лет по двадцати с небольшим, и не подхватили под оба локтя. И поддерживали его, как отца родного, до полной остановки поезда. И довели до самой двери, и поддержали на выходе... А интеллигент наш так и продолжал повышать свой культурный уровень...
– Вы говорите, это было семь лет назад... С тех пор многое изменилось. Сегодня я вижу, как в метро молодые приезжие из Средней Азии и не думают уступить место пожилым людям – сидят себе, развалившись... Так существует ли «миграционная опасность» с Востока?
– Не только с Востока. Но надо понимать главное. Германию, как показал Наполеон, можно завоевать. Францию, как показал Гитлер, можно завоевать. Японию, как показала Америка, можно завоевать. Но такие титанические страны, как Россия, способны погубить себя только сами. Понимаете – сами.
– По мнению многих, канализация избыточного населения из Средней Азии в Россию правительствами «суверенных» постсоветских государств – это попытка избавиться от «лишних рук и ртов» и ползучее завоевание чужой территории...
– С лёгкой руки архитекторов перестройки, взращённых на антисталинской кампании Хрущёва, у нас принято рефлекторно поносить всё советское просто потому, что это как бы автоопределитель «свой-чужой». Стоит сегодня сказать «Мы победили фашизм» – и готово дело: ты – сталинист, душитель свободной мысли и гонитель интеллигенции. Стоит сказать «Трупами завалили» – и ты уже сразу светоч нравственности, совесть нации и спаситель этой страны от мракобесов и быдла. Ясно, что светочами нравственности хочется быть многим. Потому как дело прибыльное.
Примерно таким же разграничительным свойством обладает словосочетание «ленинская национальная политика».
Но если отшелушить с него лозунговую шелуху, останется крайне простое, но крайне важное ядро. Для каждой нации всеми доступными средствами, порой на пределе возможностей страны в целом, обеспечивались рабочие места по месту её, этой нации, исторического проживания. Братья дружили, но выбирались за пределы своих маленьких родин сравнительно редко и общались главным образом в лице своих культурных элит. Потому и дружили. Каждая элита рассказывала другой элите про положительные качества своего народа. Вспомните, как мы обожали Грузию и грузин благодаря грузинскому кинематографу. По их фильмам мы были уверены, что нет на свете народа добрее и бесхитростнее, и готовы были при реальных личных встречах пушинки с них сдувать.
А с какой симпатией относились мы к мусульманам – не в последнюю очередь благодаря книге «Ходжа Насреддин» Леонида Соловьёва! Помню, в пятом классе мы вдруг принялись почти поголовно клясться бородой Пророка...
Тогда встречались и вели диалог Шолоховы, Гамзатовы, Айтматовы, Сулейменовы, Амирэджиби, Светловы, Вознесенские...
Разваливаться эта идиллия начала тогда, когда за людьми, утверждавшими, что русские съели всё наше сало (хлопок, соболей, вино, нефть, селёдку, алмазы, сыр, нужное подчеркнуть), закрепился статус бескорыстных и бесстрашных правдоискателей. А конец ей был положен знаменитой фразой «Берите суверенитета, сколько сможете». Свою лепту в катастрофу внесли те из нас, кто в своё время теоретизировал: вот стряхнём отсталые национальные окраины, отгородимся от них государственными границами, повернёмся лицом к Европе и, ясен перец, запируем на просторе...
Передовая западная наука так долго доказывала, что русские цари завоёвывали совершенно им не нужную Среднюю Азию просто из врождённой агрессивности и ненависти к инородцам, что получившие блестящее европейское образование столичные мажоры не могли не пропитаться этой мудростью до самых глубин своего могучего интеллекта. Похоже, эти одарённые теоретики, так красноречиво и убедительно критиковавшие бездарность Ленина и кровожадные мании Сталина, рассчитывали и впрямь стряхнуть Среднюю Азию с глобуса. Но географию даже выпускникам Гарварда отменить не под силу. Реально это стряхивание обернулось тем, что мы сегодня – просто ради себя и своей безопасности – по-прежнему должны делать для этих окраин едва ли не всё, что делали при СССР. Но при этом оказались лишены всех рычагов воздействия на то, что там вытворяют местные вожди. Мы оставили себе все обязанности и лишили себя всех прав. Ума у молодых реформаторов была – палата.
– Судя по всему, палата номер шесть...
– Посеешь ветер – пожнёшь бурю. Что проку теперь гадать, «канализация» или не «канализация». Это их дела. Мы вольны распоряжаться только у себя. И только здесь, только самими собой, своими делами и своими телами оказывать, увы, лишь самое косвенное воздействие на происходящее между нами и окраинами СССР. Окраинами, где усилиями МВД СССР практически не было наркотиков, где стараниями Минздрава не было чумы и туберкулёза, где благодаря КГБ и Минпросвету не было ваххабизма... А теперь всё это есть, и везут, везут к нам бесчисленные мигранты.
И ещё мы можем время от времени вспоминать, что есть ещё в нынешней России места, применительно к которым не худо было бы вспомнить ленинскую национальную политику.
– В таком случае, что нужно делать для того, чтобы не исчезнуть?
– Представим две семьи, живущие в пустыне. Обе – вполне славные, да и друг к другу относятся, в общем, по-соседски. У них один источник воды на двоих. И вот родник этот начинает пересыхать.
Вопрос: как без талонов на воду, без насилия, без колючей проволоки, без призывов к толерантности и прочих пустых словес добиться, чтобы семьи не принялись бы резать друг друга, а напротив, стали бы ещё сплочённее и доброжелательнее одна к другой?
Секрет прост: подать им идею выкопать колодец, где воды хватит на всех.
Значит – такой большой колодец, такой глубокий, что отрыть его можно лишь предельным напряжением сил всех членов обеих семей. Вот тогда они примутся заботиться друг о друге – и не на словах, а на деле, в поту и грязи. Ведь каждая пара рук на счету.
Проблема наличия или отсутствия положительной перспективы – личной и общей – имеет самое прямое отношение к проявлению человеком и общностью людей своих самых положительных и самых отрицательных качеств. Когда люди чувствуют, что жизнь и время несут их в желанное будущее, они будут работать не за страх, а за совесть. Они будут рожать и пестовать детей, они будут верными, бескорыстными и дружелюбными. Когда они чувствуют, что их несёт в адскую прорву, они будут лишь предавать, куражиться напоследок и приватизировать всё, что подвернётся.
Проблема наличия или отсутствия культурного проекта, ради реализации которого хотелось бы напрячься плечом к плечу людям самых разных национальностей и культур, – это проблема, которая, будучи решённой, сама собой решит все остальные: визы, высылки, квоты... Если людям вновь станет для чего быть людьми, всё остальное приложится.
– Что за общий колодец роет современная цивилизация?
– В том-то и дело, что его нет. И мы видим всё более ожесточённые потасовки на распродажах, рост немотивированной агрессии, частенько – со стрельбой, причём уже со стрельбой по детям. Мы видим самоуверенность потребительства, у которого на любой упадок один ответ: затянуть пояса потуже, но покупать побольше. Что нас ждёт впереди? Стволовые клетки для богатеев и безработица для четверти населения, переименование папы и мамы в родителя А и родителя Б, в ближайшей перспективе – легализация педофилии... А там и до некрофилии рукой подать...
В угоду экономике и идеологии свобода, за которую Европа столько лет честно проливала кровь на баррикадах, на наших глазах превращается в свободу культивирования дорогостоящих извращений и отказа от физиологической и психологической нормы. Народы и ахнуть не успеют, как и копрофагия, глядишь, станет всего лишь одним из прогрессивных кулинарных направлений. А непризнание её будет считаться явным признаком ксенофобии, дискриминации и тоталитарного сознания; ни разу не откушавший дерьма реакционер быстро окажется нерукопожатым, потому что права человека – это святое... Какой тут, к бесу, мультикультурализм? Кого может такая культура соблазнить так, как соблазняла Европа, скажем, в XIX веке?
– Что этому можно противопоставить?
– Дайте народам альтернативу происходящему! Если не дадим мы, дадут другие. Провозвестники всемирного халифата уже тут. Шариатские суды, публичные отсечения рук и голов, рабовладение, грамотность в пределах наставлений по стрелковому делу... Простой и ясный мир Средневековья, безо всяких постмодернистских закидонов.
– И что, это весь выбор, который есть у нас?
– Нет. То, что я сейчас попытаюсь предложить, фактически уже происходит. Явочным порядком, робко, порой неосознанно, непоследовательно, всё время вроде бы извиняясь за вынужденную бестактность...
Будто трава прорастает из-под асфальта, да ещё и чувствует себя перед асфальтом виноватой. Но это не трава – это тысячелетняя традиция взламывает инокультурный саркофаг. Это наша судьба. Надо не упираться, но принять её, осознать, сформулировать, перестать стесняться и начать ей следовать и этим гордиться. Ей-богу, гордиться будет чем.
Пункт первый. Православие древнее и ортодоксальнее западных ветвей христианства. Оно идёт из самой глубины, от самого рассвета и потому, в частности, куда более консервативно. Обычно это ставится ему в упрёк.
Пункт второй. Общероссийская культура в течение нескольких веков вызревала как взаимопереплетение различных конфессий в обволакивающей атмосфере православия, то есть наиболее консервативной ветви христианства, и неизбежно несла на себе печать этого консерватизма. Последним великим проявлением такого синтеза была блистательная советская культура, от которой с воцарением свободы остались рожки да ножки.
В СССР, при всей его цензуре и всех дуростях, произошёл поразительный культурный всплеск. Он дал особую систему ценностей – а только такая особость и делает народ народом, дарит ему самостоятельность и перспективу. А ещё это – ценность или хотя бы интересность для остальных народов. Эта система была этически консервативна и потому абсолютно нетерпима к бессовестной свободе ради наживы и животных радостей, но при этом была жадна до знаний, стало быть, до науки, настежь открыта будущему. Этический консерватизм, конечно, шёл от православия. Открытость будущему – от коммунизма.
Коммунизма как такового не стало, но остальные ингредиенты многовекового исторического проекта – в том числе и привнесённая в него коммунизмом открытость будущему – покамест никуда не делись. Сейчас сама судьба подсказывает абсолютно естественную историческую миссию России – стать оплотом здорового, развивающегося, ничего общего не имеющего с упадком и деградацией консерватизма.
– И тогда?
– Мы сразу окажемся не в жалкой роли «таких же, только похуже», а в роли великой страны, сознательно отстаивающей великие ценности, которых, кроме неё, в современном мире не решается отстаивать никто.
Основной, из глубины вековой традиции идущий культурный тренд, получив смысловую энергетику, вновь станет способен перемалывать и вовлекать в себя маргинальные субкультуры, ставить их на службу общему положительному будущему. Сейчас он совершенно не способен делать и, более того, сам помаленьку ими перемалывается, простаивая и прокисая без употребления. Повальная вялотекущая шизофрения, то бишь каша в головах, культурно именуемая плюрализмом, сменится масштабным и напряжённым творческим противостоянием. И тогда по всему миру все традиционные христиане – с нами. И все традиционные мусульмане – тоже. И все консервативные, здравомыслящие атеисты, кстати.
И, начавши вместе рыть этот колодец, уже сами православные, сами правоверные, сами богоизбранные начнут давать отпор своему хамью, своим вольным стрелкам и своим гулящим взрывотехникам. Сами старательно будут подшлифовываться друг к другу, чтобы желанное для всех будущее не пострадало.
Беседу вёл Владимир КРОТОВ, Санкт-Петербург