Опубликован «Ежегодный доклад Временной комиссии Совета Федерации по защите государственного суверенитета и предотвращении вмешательства во внутренние дела Российской Федерации». Вообще-то предотвращать вмешательство поздновато. Оно идёт полным ходом; просто до сих пор не было сил взглянуть на дело прямо. В докладе «много букв», слагающихся в правильные слова: враждебные действия через СМИ, вредоносные акции на выборах, всякие иные прочие способы подрыва суверенитета. Всё это, спору нет, опасно, но есть один аспект, который опаснее всего остального, взятого вместе.
Речь идёт о западном влиянии на образование.
Да что там влияние! Если уж начистоту, образование у нас деятельно перекраивается и уж перекроено по западному образцу. И речь не только и не столько о ЕГЭ или нелепом разделении вузовского курса на бакалавриат и магистратуру. Речь в первую очередь о трансляции враждебных нам смыслов. И эта трансляция ведётся вольготно; за неё ещё и спасибо говорят. Многие даже не замечают её: а что тут, собственно, дурного? В результате народ наш заражается чем-то вроде аутоиммунного заболевания: иммунитет не опознаёт заразу и, соответственно, не может сопротивляться. Недруг встраивается в наш народный организм, подтачивая изнутри. А ведь образование – матрица, с которой воспроизводится народ.
Это в нашей истории уже было: привозная наука и иностранцы-учителя привели в XIX веке к тому, что русский образованный класс возненавидел своё государство и его порядки. Набрасывая на русскую жизнь западную понятийную сетку, русский образованный человек видел, что всё в ней, в жизни, не так, не правильно, и надо всё снести. Или просто брезгливо отойти в сторонку. Это хорошо понял Ключевский: «Когда наступала пора серьёзно подумать об окружающем, они начинали размышлять о нём на чужом языке, переводя туземные русские понятия на иностранные речения, с оговоркой, что хоть это не то же самое, но похоже на то, нечто в том же роде. Когда все русские понятия с такою оговоркой и с большею или меньшею филологическою удачей были переложены на иностранные речения, в голове переводчика получался круг представлений, не соответствовавших ни русским, ни иностранным явлениям.
Русский мыслитель не только не достигал понимания родной действительности, но и терял самую способность понимать её».
Вопрос вестернизации нашего образования настолько важен и болезнен, что мужи разума, похоже, боятся сказать об этом вслух и даже, подозреваю, всерьёз об этом подумать. Неслучайно, наверное, раздел об образовании был в т.н. «Предварительном докладе», а из окончательного текста исчез. Сказано походя об антироссийской программе «Открытый мир. Российская программа лидерства», которую прошли аж тысяча человек. Это вообще-то мелочи по сравнению с капиллярным проникновением враждебных смыслов в незрелые умы через школы и вузы.
В «Предварительном докладе» сказано также о «стимулировании лиц из числа профессорско-преподавательского состава» к этой самой враждебной деятельности. Вузовские преподаватели – вообще благодатнейший контингент для антироссийской обработки. Люди они умные, но по натуре робкие, предпочитают дело иметь не с жизнью, а с её отражениями. Им легко вложить в голову любую модель: сравнить её с реальностью они не могут, поскольку реальности боятся, не знают и стараются держаться подальше. И если их слегка приласкать, свозить на стажировку, деньжат подкинуть – они твои. И искренне уверуют, и будут рассказывать студентам, что Сибирь нам не нужна, поскольку у современной экономики знаний нет нужды в ресурсах. Эта работа продолжается уж четверть века, и конца-края не видно; вот недавно 25-летие ВШЭ отпраздновали…