Эта фотография относится к тем благословенным временам, когда поэты в России были едва ли не более знамениты, чем звёзды экрана. Послесталинская «оттепель», о которой теперь говорят всякое, принесла очевидную пользу нашей словесности, раскрепостила её, заставила народ искать ответы на самые животрепещущие вопросы не у дискредитировавших себя политиков, а у поэтов. На этом снимке Булат Окуджава, чьи песни тогда знал наизусть почти любой уважающий себя интеллигент, а за кадром десятки блестящих стихотворцев разных поколений и стилей. От Давида Самойлова до Роберта Рождественского, от Александра Межирова до Леонида Губанова. Недостаточно назвать их просто «шестидесятниками». Пик каждого из них пришёлся на разное время. Но очевидно одно: именно они придали России ту поэтическую составляющую, без которой её невозможно представить, без которой не было бы современной отечественной литературы во всём её многообразии.
21 марта мы отмечаем Всемирный день поэзии. Поэты в этот день выступают с особым усердием, с особой яростью. Все они понимают, что сейчас для поэзии не лучшие времена. И не только в России. В рациональном мире самое иррациональное из искусств приживается плохо. Но если учесть, что поэзия не только вид литературы, а истовая вера, то гонения – дело привычное. Когда-то Роберт Рождественский в ответ на брошенное официозом его поколению обвинение написал великое стихотворение «Да, мальчики». Наверное, скоро мы услышим солидарное: «Да, поэзия». И это будет началом чего-то нового, неизведанного и бесконечно прекрасного.
Вполне логично после статей о Солженицыне.
Стоит отметить, что в сферу поэзии входили и журнальные рассказы. Литературные критики об этом свидетельствовали по умолчанию, то есть без отрицания.
В жизни повседневной,
Зато в поэзии был бог
В мире запредельном.
Незримый смысл надмирных сил
Явился из-под спуда,
Как если б вдруг заговорил
Всевышний ниоткуда…
Пускай двух слов и не связал
В светском разговоре,
Зато такое выдавал
Своим врагам на горе…
Его удача, ё-моё,
В трепет повергала…
Косноязычие своё
Ему и помогало.
Себя он превзошёл в стихах.
Его носили на руках!..
За музой не таскался,
На водку гонорар крошил,
И Кузей величался,
И сочинял, как жил.
Смахивал издалека
На Емелю-дурака…
Мы за бутылкою не раз
Сходились с Кузнецовым,
Я точно помню, как сейчас,
Что не сорил он словом.
Всё больше молча возражал,
Лишь только взгляд его мерцал…
Тут я молчу… Когда не пил,
Когда он с бездной говорил,
Мир от него торчал.
Я помню Кузнецова гроб.
Не спьяну и не сдуру
Он сделал громкий свой подкоп,
Под литературу…
Весь в этом Юрий Кузнецов,
Хоть и не мог связать двух слов.
Но, как никто, писать умел,
Не ведая предела…
Переступив за свой предел,
Душа его сгорела…
Пред ним сходило всё на нет,
Он высказался с блеском
О том, чему названья нет,
Заглядывая в бездну…
Но не подставил я свой лоб
Его убийственному слову,
И сделал лёгкий свой подкоп
Под Юру Кузнецова.
Спасался я тогда, как мог,
Мне в этом Кузнецов помог,
Что сверху вниз на всё взирал,
При жизни памятником стал,
Подобен монументу
В прекрасные моменты.
Раскован и свободен,
Когда стоял среди толпы,
Расставив широко стопЫ,
Баловень господен.
Чтобы оставить комментарий вам необходимо авторизоваться