Для некрологов и статей о недавно умерших людях давно найдены нужные слова, которые, правда, стали штампами.

Новые отыскать или придумать очень сложно, а может быть, и невозможно. Постараюсь штампы не пускать сюда, хотя «невосполнимая утрата», «безвременно» в отношении смерти героя этого очерка, наверное, самые точные.

На смерть 77-летнего Эдуарда Лимонова последовала реакция неожиданная: люди погрузились в горе, словно умер молодой талант, у которого очень многое было впереди. Впрочем, и Эдуард Вениаминович до последних недель жизни выглядел не дряхлым, уставшим, опустошённым: глаза горели, острые слова скорострельно срывались с языка, а главное, одна за другой выходили новые книги.

Книги разные и по жанрам, и по родам литературы, по объёму, по степени обработанности – одни производили впечатление набросков, другие – ювелирных изделий словесности. Но всё это были вещи горячие, интересные, заражающие энергией. После чтения Лимонова очень хочется писать самому.

Да в общем-то моё и следующие поколения литераторов (конечно, не целиком, но в значительной мере) начинали не то чтобы с подражания его «Эдичке…» или «У нас была великая эпоха», а с ощущения, что так, оказывается, возможно. Мы хватались за ручку и бумагу в 1990–2000-е, чтобы описать свой жизненный опыт. У одних он был богатый, кровавый, тюремный, у других бедный, комнатный, но от этого часто не менее драматичный.

«Это я – Эдичка» – книга отчаяния, по сути, предсмертная книга. Наверняка автор был уверен, что, написав её, умрёт. С той же уверенностью начинали писать и многие из нас. Некоторые действительно погибли после первой книги…

Лимонов был на двадцать пять – тридцать пять лет старше нас, но в то же время оказался в литературе почти нашим ровесником – в Союзе его стали печатать в 1989-м. Ровесник и одновременно учитель – это здорово.

Но о нём можно было узнать и в самое застойное время, когда эмигранты для советских людей просто исчезали, уходили в небытие. Уезжали Коржавин, Гладилин, Синявский, Максимов, Аксёнов – и словно умирали. Лимонов же, мало кому известный до эмиграции поэт, вдруг докричался оттуда сначала своей статьёй «Разочарование» (кстати, не утратившей актуальности), перепечатанной советской «Неделей» из забугорной газеты «Новое русское слово», а потом рецензией на роман «Это я – Эдичка» Леонида Почивалова, опубликованной в «Литературной газете» в 1980 году.

Содержание и тон её я хорошо запомнил: мои родители выписывали «Литературку», и отец иногда читал вслух интересные статьи. Прочитал и эту, под названием страшным и притягательным: «Человек на дне».

Были в рецензии такие строки: «Где-то сейчас там этот самый Эдичка… Один на один с огромным, чужим и враждебным ему городом, во взаимной неприязни и непонимании. Слышал я, что и в этом году в Нью-Йорке снова тяжёлая жара. Что делает он в эти минуты? Околачивается по приёмным офисов в поисках работы? Одурев от зноя и дешёвого вина, спит на скамейке в Централ-парке? Или хлебает кислые щи в тесной, как клеть, комнатухе? Ещё недавно Эдуард Лимонов был советским гражданином, жил в Москве, имел семью, друзей… Сейчас у него нет ни отечества, ни семьи, ни дома…»

Мне было лет девять тогда, я мечтал стать бродягой, как Гек Финн, и потому Эдичке не сочувствовал, а завидовал. Вот же – спит на скамейках в парке в мифическом Нью-Йорке, роется в мусорных баках. И ещё про это целую книгу написал.

Но концовка рецензии хлестнула: «Вытирая слёзы кулаком, он злобно проклинает торчащие вокруг тяжёлые, похожие на надгробья нью-йоркские билдинги, словно в них олицетворение всей его безысходности.

Так кончается книга – тоскливая исповедь потерянного человека, потерявшего свою родину навсегда».

Конечно, текст Почивалова был идеологический, но спорить с содержанием трудно – по сути, настроение лимоновской книги передано точно. Ошибся автор лишь в том, что Эдичка потерял свою родину навсегда. Через десять лет он вернётся…

Когда-то уже давным-давно Лимонов заявил: «Я встретил в своей жизни десятки тысяч людей – ну и что? Никто не даёт им права объяснять меня». С одной стороны, справедливо, а с другой – он сам пытался объяснять очень многих.

Кем только не определяли Лимонова и при жизни, и в первые дни после смерти. По моему мнению, он был именно писателем и всем остальным занимался ради материала для будущих книг. Конечно, наверняка мечтал и многое делал для того, чтобы программа созданной им в 1993 году партии воплотилась в жизнь, одерживал маленькие победы. Но и победы, и в основном неудачи на этом пути обязательно становились сюжетами прозы, статей, эссе. А неудачи для писателя обычно куда плодотворнее побед.

Не случайно, наверное, что вскоре после самой большой победы – частичной реализации одного из главных пунктов программы партии – «Пересмотр границ России, чтобы они соответствовали этническим границам расселения русских. Крым и Донбасс должны быть русскими…» (но именно частичной, так как капитализм в России не был отменён) – Эдуард Вениаминович начал заметно чахнуть. В первую очередь, как общественный деятель, по меткому замечанию Игоря Яркевича, он запутался «между Путиным и оппозицией».

Да, с прежней яростью бороться стало не с кем, зато книги посыпались одна за другой – кажется, чаще Лимонов выдавал новые вещи лишь во время тюремного заключения.

Я понимаю тех, для кого Лимонов враг, кто возмущается той волне скорби, что возникла после известия о его смерти. Да, он много чего наговорил, порой возмутительного, много кого оскорбил. Но в обществе должны быть такие люди, иначе общество окостенеет и погибнет.

Меня неприятно удивляло, что Лимонов не мог долго терпеть рядом с собой по-настоящему талантливых, крупных людей. Он рассорился практически со всеми первыми соратниками, с союзниками, с теми партийцами, что могли стать ему конкурентами.

Вспоминаю их разрыв с Егором Летовым, как позже оказалось, неокончательный, в 1996 году. Тогда, в начале предвыборной президентской кампании, Лимонов поругался с Зюгановым и призывал сторонников голосовать за олицетворявшего для людей левых убеждений абсолютное зло – Ельцина.

Летов, конечно, возмутился такому решению, уехал из Москвы в родной Омск; позже был найден устроивший всех кандидат в президенты штангист и писатель Юрий Власов. Но позже Лимонов подробно описал этот инцидент в книге «Анатомия героя», в главе под названием «Обыкновенное предательство», после чего их отношения с Летовым уже по-настоящему не восстановились.

В 1998 году он разорвал отношения с членом партии Алексеем Цветковым. Может быть, не столько из-за идеологических разногласий, сколько из-за растущей известности Цветкова как писателя. А за год до этого Эдуард Вениаминович выступал на его защите диплома в Литинституте, вообще относился к Алексею с заботой. Но до тех пор, пока тот был рядовым бойцом.

Я это к тому, что Лимонову необходимо было оставаться одиноким волком. Наверное, эта потребность была подсознательной, он с ней боролся, но побороть не смог.

Как-то я побывал у него в гостях на одной из съёмных квартир. Это была двухкомнатка. Так называемый зал почти пуст – лишь стол и десятка два стульев вдоль стен. Видимо, для собраний. Другая комната служила спальней и кабинетом. Узкая, чуть ли не панцирная кровать, письменный стол. Выделялся добротный – от пола до потолка – стеллаж с книгами. Кажется, это всё из мебели… Чай Эдуард Вениаминович заваривал в стеклянной банке.

О его аскетизме сказано много. Да, всю жизнь кочевал, не имел загородного дома; наверное, на его деньги был куплен автомобиль, но это было партийное средство передвижения. Богатством гардероба, особенно в последние лет пятнадцать, не выделялся.

Для меня показательным стал такой эпизод. Однажды мы оказались рядом за столом с едой и напитками. И, осмелев от алкоголя, я задал давно мучивший меня вопрос: «Эдуард Вениаминович, зачем вы издали книгу «316, пункт «В»? Она ведь слабая, вы сами себе навредили». Я думал, он пошлёт меня подальше. Но с малознакомыми людьми Лимонов был вежлив. И потому внешне спокойно ответил примерно следующее: «Партии нужны деньги, а я могу зарабатывать только литературой. Согласен, не всегда она получается высшего уровня. Я когда-то шил штаны, и они тоже не все бывали идеальны».

За тридцать лет жизни в России он написал множество книг – точное число подсчитают исследователи – и не получил ни одной денежной премии. Ближе к ним был роман «В сырах», потрясающий, по-моему, конгениальный «Эдичке…», но и он не дошёл даже до финальной пульки… Да, зарабатывать на жизнь, на деятельность организации Лимонов мог, только выпуская новые и новые книги. Настоящий литературный пролетарий.

Его смерть нанесла удар по левому движению – несмотря на «лево-правую» идеологию партии, сам Лимонов был более левым, чем правым (на этой почве они когда-то разошлись с Александром Дугиным). Ещё одна значимая личность, выступающая, грубо говоря, за социализм, покинула этот свет.

А что касается литературы… Три десятилетия Эдуард Вениаминович кормил нас своей прозой, стихами, своими идеями, прозрениями, своей ересью. Иногда возникало ощущение, что перекармливает. Посмотрим, что будет с нами без этой капельницы. Наверное, ломка предстоит серьёзная.