В СССР писатели под руководством и опекой КПСС, под бдительным оком КГБ занимали весьма высокое положение в обществе. Были таланты и гении, были середнячки и посредственности. В целом быть писателем считалось престижно и выгодно. Власть поддерживала творчество, лелеяла творцов, ожидая взамен одного: обслуживать (по мере способностей) созидание нового общества, играя роль одного из отрядов «строителей коммунизма». Точнее, создателей его правильного образа. Цех работников пера был организован и структурирован. Их достойно обеспечивали материальными благами.

Тогда можно было предполагать, что, если вдруг кто-то рыпнется против режима, в рядах его защитников окажется заметно бульшая часть бойцов литературного фронта, чем тех, кто против. Вышло по-другому. В последние годы существования СССР на Украине именно Союз писателей (СПУ) взял на себя роль организатора и вдохновителя создания «Народного движения (Руха) Украины» (первоначальное название – «Народное движение Украины за перестройку»), которое переросло в первую политическую организацию радикально патриотического толка. Члены СПУ массово и с энтузиазмом поддержали руховскую затею.

Писатель вообще-то всегда и везде – натура творческая, тонкая, зачастую лучше других чувствующая дух времени, его колебания. Литератор по природе бунтарь, ему не чужды дух авантюризма и перепады настроения. Он, как никто иной, подвержен воздействию внешних раздражителей. Писатель, наконец, в наших краях по традиции на стороне обездоленных и угнетённых, готов поддержать их в борьбе за права и свободы. Настоящим писателям присуще чувство правды, справедливости, боль за сограждан.

Почему же украинское литературное сообщество на переломе эпох предпочло в основной своей массе, отказавшись от роли подручных партии, вырядиться в бунтарскую тогу, даже глубоко не осознав, а во имя чего бунтуем? На мой взгляд, наиболее точен такой ответ: преимущественно из соображений меркантильного свойства, замешанных на латентном национализме и острой внутренней потребности быть в стане победителей. Желание комфортно вписаться в новые реалии оказалось сильнее чувства творческого самосохранения и благодарности. Кроме того, страх перед КГБ, который, по идее, должен был сдерживать, не сработал. Писателям, решившимся переметнуться к бунтарям, сильно повезло: в какой-то момент КГБ Украины перестал блюсти их идеологическую девственность.

В пользу предположения, что в основе предательства членами СПУ бывшего «хозяина» и перехода на сторону нового, неведомого, лежали мотивы не столько идейного, сколько меркантильного свойства, говорит ряд моментов. Один из них – активное вхождение представителей писательского сообщества в органы власти после того, как Украина провозгласила независимость и развернула строительство новой социально-экономической и общественно-политической реальности. В сборнике классика сербской литературы И. Андрича «Беспокойства» есть фрагмент «Японская история». Размышляя о месте и роли писателя в протестных движениях, герой там говорит, что писатели склонны поддержать любой бунт, но, когда он побеждает, отходят в сторону, отказываясь от участия в дележе плодов виктории. Писатель – охотник, но специфический. Он с жаром охотится, но трофеями не пользуется. Что же касается власти, то участие в ней в любых формах писателям противопоказано.

Если бы Андричу довелось наблюдать за постмайданной Украиной, он бы поставил это представление под серьёзное сомнение. Члены СПУ к разделу добычи поспевали в числе первых. Даже если требовалось проявить особые, специфические качества, не исключая умение упражняться в доносительстве на собратьев по перу.

А вот спустя два дня писатели посещают дом-музей Бориса Пастернака.  Многие из литераторов ещё не догадываются, что такие встречи скоро сойдут на нет…

Приспособленчество – одна из отличительных черт украинских писателей. Творчество для многих членов СПУ было, увы, не высокой миссией, а инструментом, средством достижения привилегированного общественного статуса и материальных благ. При коммунистах жажда приспособиться влекла крестьянских детей, обученных рифмовать и разрабатывать сюжеты, в члены партии с последующими сладкими призами. Когда коммунизм стал списываться в архив истории, сохранять какую бы то ни было связь с ним стало для множества писателей нерентабельно. Смена режима и общественно-политического строя подвигла таких умельцев, сменив «кокарду», взяться за привычное и даже (в немалой мере) любимое дело: служить власти. Только вот (какой сюрприз!) «кормовая база» для удовлетворения писательских потребностей по сравнению с «плохими» советскими временами во времена «хорошие» сократилась до предела. В писательской среде стало крепнуть недовольство.

И кое-кем уже забывается, что мода на поношение всего советского не только проникла в ряды членов СПУ, но и распространилась в них с завидной скоростью. Многие зашли в отрицании Совка так далеко, что вместе с ним перечеркнули личное советское прошлое. Нашлись те, кто собственную биографию стал исчислять с 1991 года, как будто до того момента не писали, не печатались, не получали от «проклятых коммунистов» гонорары, квартиры, премии. Эталонный пример перелицовки – орденоносный Дмитро Павлычко. Любимец КПСС и КГБ свою деятельность в СССР стал подавать как… подпольную подрывную работу по заданию Украинской повстанческой армии (УПА – запрещена в РФ)!

Павлычко с юных лет жил и работал в Киеве, хотя родился на западе Украины, в Ивано-Франковской области. Этот край в силу то ли каких-то генетических особенностей жителей, то ли исторической судьбы, дававшей ему чуть ли не каждые пару десятков лет новых хозяев, приспосабливаться всегда умел лучше других земель Малороссии. Неудивительно, что в деле приспособленчества земляки Павлычко преуспели в большей мере, чем писатели – выходцы из центральных и южных регионов. Восток Украины в этом плане пас задних. Хотя и там нашлись свои «звёзды».

Парадоксально, но в борьбе против наследия СССР, отрицать и очернять которое в независимой Украине – признак хорошего тона, литераторы даже не нашли в себе смелости пойти на самороспуск Союза писателей. А ведь в свете новых взглядов и представлений СПУ можно считать образцом литературного Совка с явным идеологическим уклоном! Но нет, «оборотиться на себя» украинским писателям в голову не пришло. Наоборот: многим хотелось, чтобы эта «кормушка» при воцарявшемся капитализме кормила их так же сладко, как при ненавистном социализме.

Писательская среда не бывает монолитной. Её можно назвать сборной солянкой, когда под одной крышей и «крышкой» собираются разные ингредиенты и где кипят жаркие страсти, иногда, правда, с душком. Вообще природа писательских страстей разная. Они возникают то вокруг образов и рифм, пришедших на ум соседу, то вокруг гонораров и премий, полученных, конечно, не тем, то вокруг дач и квартир, доставшихся непонятно кому, то ещё по каким-то творческим и не только творческим мотивам. Писатель, он ведь в глубине души тоже человек. И ничто человеческое ему, ясное дело, не чуждо. Включая страсти. И самые возвышенные, и самые низменные.

Во времена СССР в Союзе писателей Украины царили патриархальные нравы. Молодые члены СПУ нередко годами ждали перехода в разряд среднего поколения. «Средние» же не менее долго дожидались, когда обстоятельства позволят войти в узкий круг «аксакалов». Хотя бы по возрасту. Но лучше и по значимости, литературному (и не только) авторитету и весу.

А тут пришли иные времена, запустив процесс кардинального обновления нравов. Молодые и даже совсем юные «члены» и «членчики» сначала робко, а затем всё смелее и отчаяннее взялись тявкать на стариков и середняков, теснить их с авансцены по всем возможным направлениям. Тем держать оборону было проблематично: кто угодно из конкурентов в любой момент мог предъявить в их адрес обвинения в принадлежности к КПСС и/или сотрудничестве с КГБ.

Дополнительное преимущество молодым дал интерес к ним со стороны новых хозяев украинской литературной и культурной жизни – западных фондов и грантовых организаций. В этой гонке приспособленцев «старики» – тот же Павлычко, Иван Драч, Павло Мовчан, Лина Костенко, другие – не имели особых преимуществ. В схватке за доступ к новым «кормушкам» их затирали «средние», «молодые» и совсем «юные»: Владимир Яворивский, Юрий Винничук, Оксана Забужко, Оксана Пахлевская, Александр Ирванец и др.

После полной и окончательной победы культа предательства в среде украинских писателей одним из актуальнейших и сильнейших поводов для закипания нешуточных страстей стал поиск и травля врагов. Тех, кто не пошёл за всем писательским стадом, сохранив достоинство и верность своему и общему прошлому. Враг не просто нужен пишущей стае для поддержания единения, он необходим ей как воздух. Если его нет, творцы принимаются, забывая обо всём, грызться друг с другом. На Украине долгое время в качестве главного врага «прогрессивного», патриотического писательского «загалу» (отряда) фигурировал Борис Олейник. Против него развернули настоящую травлю. К ней один за другим с особым рвением подключались особи, которым Борис Ильич когда-то помогал, кого творчески поддерживал, занимая посты в «Спілке» (СПУ) и в государстве.

Писатели «новой Украины» не могли простить Олейнику многое. В их восприятии жизни, в их понимании «что такое хорошо, а что такое плохо» за ним водилось столько грехов, что хватило бы на писательский полк, а то и не на один. Главным, конечно, являлся грех отказа от предательства. То есть категорическое неприятие, брезгливое отторжение Олейником той идейно-психологической мутации, которой с лёгкостью и приятностью поддались члены СПУ, наперегонки кинувшиеся перекрашиваться в модный политический цвет. В «Марше пятой колонны» поэт дал им меткое определение, назвав «коммутантами», «выдающимися менялами знамён» (в оригинале – «міняйла»), с удивительной точностью и прозорливостью раскрыв предательско-торгашескую, хуторянскую суть этого явления и его отдельных представителей.

На общем писательском фоне Борис Ильич остался в явном меньшинстве и в изоляции. Однако утверждать, что 100 процентов членов СПУ в 1990-е встало на путь мутации, а в 2000-е истово поддержало «майданы» было бы, думаю, преувеличением. Процентов 85, может быть, 90 – да, безусловно, но не 100. Другое дело, что на слуху и на виду в творческих кругах, в СМИ, в общественном мнении (как и в кассах за деньгами) оказались именно они – мутанты. Это придётся признать, и с этим пока ничего не поделаешь: «какое время на дворе, таков мессия»...

Тем, кто, не поддавшись соблазнам, отказался бежать за перевёртышами, задрав штаны, кто остался в меньшинстве, пришлось туго. Среди них я обязан упомянуть Александра Сизоненко, фронтовика, лауреата Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко, личного друга Бориса Олейника. Не стал гнаться за новым «комсомолом» Павел Загребельный, один из ведущих украинских прозаиков, в 1980-е годы руководивший СПУ. Была и группа писателей, не очень многочисленная, которая предпочла по тем или иным соображениям не идти открыто против майданного «мейнстрима», но пыталась не переступать определённую грань, не выходить за рамки приличия. Пусть и в продиктованном новой эпохой странном толковании понятия, но всё же – приличия. Они сохраняли отношения с Б. Олейником, бывали у него в «Украинском фонде культуры», который он создал и возглавлял до конца жизни, поддерживали его, а через него и собственное общение. Такие люди, как и часть молодых писателей, продолжают творить и сегодня, но время такое, что из соображений безопасности я даже не вправе назвать их поимённо.

В целом положение дел в современном литературном процессе в специфической форме отражает общую ситуацию на Украине. Поскольку продолжает ухудшаться жизнь, трудно ждать особых улучшений и высоких достижений в литературе. Трудно поверить, что «коммутанты» прозреют и уж тем более покаются. Важно другое: чтобы не были слепы читатели.

Яков Рудь, Киев