Эпидемиологическая ситуация в стране изменила до неузнаваемости нашу повседневность, и эти дни однажды непременно будут описаны в книгах. А пока мы решили узнать, как живётся литераторам в условиях самоизоляции, и задали им два простых вопроса:

1. Насколько карантин влияет на вашу жизнь и творчество?

2. Как думаете, чем закончится эта история?

Роман Сенчин:

1. Распорядок моей жизни изменился не особо. И до карантина я большую часть времени проводил дома. Отменили Горьковский фестиваль в Нижнем Новгороде, вручение премии Решетова в Березняках, фестиваль КУБ в Красноярске, куда я был приглашён. Жаль, конечно, но, думаю, это правильно. Нужно на две-три недели укрыться в своих жилищах, как можно меньше общаться друг с другом – это проверенный временем способ останавливать эпидемию. Ну вот, сижу дома, читаю, пробую писать. Правда, особого вдохновения пока не ощущаю.

2. Это может растянуться на многие месяцы, а может исчезнуть через две недели. Говорят, у многих симптомы появляются через десять-двадцать дней и человек всё это время является разносчиком. В этом коварство коронавируса. Если бы было как в фильмах ужасов: заразился – и через полчаса ты болен – было бы, наверное, легче справиться… Я верю в разум природы. Наверняка она посылает подобные вещи неспроста. Человечество должно поумнеть благодаря коронавирусу.

Инна Кабыш:

1. Начну с констатации очевидного: Пушкин – в который раз! – доказал, что он «наше всё». Первая ассоциация с коронавирусом у, надеюсь, всякого русского (писатели не обсуждаются) – холера, Болдинская осень… Карантин не влияет, а выявляет: есть что сказать – скажешь, нет – пеняй на себя.

2. Чем закончится история? У такого классного писателя как Бог (и, кстати, Пушкин), разумеется, всё будет хорошо, и все поженятся. По-моему, 2020-й (два конца – два кольца) для этого подходит как нельзя лучше. Горько!

Марина Степнова:

1. Я и раньше в основном целыми днями торчала за ноутбуком, так что физически для меня мало что изменилось. Психологически – другое дело. У нас с мужем – маленькая дочь и весьма пожилые родители, много друзей во всём мире, в том числе – в сильно пострадавших странах. Я совершенно не паникую, не боюсь заразиться сама, но не могу не тревожиться за близких.

Если же включить писателя, то мы сейчас переживаем невероятное время. Дни, когда земля остановилась. Пугающее и очень величественное зрелище.

2. Пандемии не бывают вечными. Человечество видало вирусы и пострашнее. Всё непременно и обязательно закончится хорошо. Это, конечно, слабое утешение для тех, кто потерял близких, – а таких, к сожалению, немало. Но человечество как вид никуда не денется. Очень надеюсь, что мы даже станем наконец ближе друг другу. Последние десятилетия бесконечный поток информации привёл нас к небывалому эмоциональному равнодушию. Любая трагедия забывалась за несколько дней или даже часов. Вот это действительно страшно. Если мы снова начнём жалеть и понимать друг друга – значит, вся планета не зря сидела взаперти.

Денис Драгунский:

1. На мою литературную работу карантин не повлиял. Ни в смысле расписания, ни в смысле новых тем и идей. Как всегда, я после завтрака сажусь за письменный стол и начинаю то ли сочинять новый рассказ, то ли редактировать старый, то ли писать колонку или отвечать на вопросы интервью. Ну и пока никаких сюжетов, связанных с эпидемиями, карантинами, врачами и больными у меня не появилось.
Но сильно изменились планы моих встреч с читателями. У меня весь апрель был расписан. 14-го у меня выходит новый роман – «Богач и его актёр», предстояли презентации в библиотеках и магазинах, а тут – стоп. Сидеть дома. Ну ничего! Справимся по скайпу!

2. Любая эпидемия кончается рано или поздно. Поскольку сейчас не XIV век, а всё-таки XXI, я почти уверен, что это продлится максимум полгода, но это имея в виду уже полнейшую безопасность. А так, думаю, через месяц или полтора всё станет гораздо легче. Надеюсь, что все отменённые литературные события, как малые, так и большие (например, Санкт-Петербургский книжный салон), пусть с опоз­данием, но всё-таки состоятся.

Юрий Буйда:

1. Можно сказать, никак. Или почти никак. Гуляю с собакой, редактирую новую книгу, то есть зачёркиваю и переписываю. Когда присылают работу, редактирую чужие тексты (я уже года два на удалёнке). Как не участвовал в литературной жизни, так и не участвую. То есть веду привычную жизнь.

2. Судя по прессе и социальным сетям, многим непривычно возвращение смерти в нашу жизнь. Столько лет приплясывали, смеялись, всеми силами пытались вытеснить эту тему отовсюду, обесценить жизнь, но, как оказалось, безуспешно. И это повод для переоценки того, чем обычно заполняется жизнь. Чем это закончится – не знаю, допускаю, что ничем: чувства старше разума, наши же чувства притупились без настоящей работы. А чем закончится вся эта история – об этом пока никто не знает. Сегодня полезнее не гадать, а вдуматься в реплику из «Гамлета»: «The readiness is all». («Готовность – это всё».)

Андрей Рубанов:

1. Карантин создал множество бытовых неудобств, но пока всё терпимо. Жалко людей заболевших, а также тех, кто нервничает и напуган. Психологически такие «паузы» даже благотворны для любого человека, но, к сожалению, вредны для экономики.

2. Я сбился, пытаясь подсчитать, какой это кризис на моей памяти: то ли восьмой, то ли девятый. Я привык давно. Все эпидемии заканчиваются, вот и эта закончится. Вирус победят. Будет экономический спад, граждане обеднеют, будут очень недовольны, но потом привыкнут. Главное – не слушать предсказателей, прорицателей и экспертов-дилетантов. Никто вам сейчас не предскажет, что будет через полгода, ситуация слишком необычная.

Марина Москвина:

1. Хотелось бы, чтобы писатель в изоляции чувствовал себя как рыба в воде. Я стараюсь писать роман, веду мастер-класс онлайн, казалось бы, самое время с головой окунуться в работу. Но в получасе езды от меня живёт мой папа 94 лет, которого я умоляю не высовываться, но этот интеллигент не может не выйти – не поблагодарить соцработника или курьера… Единственное, на что он со скрипом согласился, – не обнимать и не целовать обожающих его соседок, вахтёрш, невесток, правнуков и далее по списку. Сегодня ему позвонили в дверь – он посмотрел в глазок: незнакомый мужчина в красной куртке. Я строго по телефону велела не открывать. Спустя некоторое время позвонила в дверь женщина – и тоже в красной куртке. Мы не на шутку всполошились. Наконец кто-то сообщил, что это ходят волонтёры к ветеранам войны, предлагают помочь. Тут я ещё больше испугалась: вдруг они подумают – чего это старик не открывает? Всё ли с ним в порядке? Мы ему, например, медаль принесли, подарки к Дню Победы, пилотку, флягу, фронтовые сто грамм, поздравление от президента… Как он тогда проголосует за поправки к Конституции, когда нагрянут агитаторы? Это я шучу, конечно, но уже всё вселяет тревогу, даже абсолютно добрые начинания!

 2. Она закончится, как в песенке на стихи Юрия Левитанского:

– Чем же всё это окончится? – Будет апрель!

– Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен.

Я уже слышал, и слух этот мною проверен,

Будто бы в роще сегодня звенела свирель!

Всеволод Емелин:

1. Пока не очень понял, как влияет. Он только начался. Но первые впечатления положительные. Выпить не с кем – здоровье значительно улучшилось. Жду наката небывалого вдохновения.

2. Думаю, гораздо хуже, чем ожидаем. Я вообще алармист и паникёр. Последние годы у меня острое ощущение, что у Того, кто всем реально управляет, терпение на исходе. И Он, вроде, неоднократно и ясно нам это показывал. «А Васька слушает, да ест». В голове фраза из св. Иоанна Богослова вертится: «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут её; пожелают умереть, но смерть убежит от них».

Василий Авченко:

1. До сих пор не влиял никак. Но если сейчас закроют детсады – придётся больше времени сидеть дома с детьми (старший в школе, им уже продлили каникулы, младший в садике). В остальном мой режим никак не меняется, как жил, так и живу.

2. Да ничем. Будем жить дальше. Но если сейчас все бросят работу, экономические последствия будут почище Великой депрессии. С другой стороны, мы и не такое переживали.