Стихи Николая Васильевича Панченко, которому исполнилось бы 90 лет, к сожалению, не так хорошо известны читателю, как других поэтов фронтового поколения. Даже всеведущий Евг. Евтушенко, публикуя подборку поэта в знаменитой антологии «Строфы века», признавался, что «проморгал» Панченко.
Он родился в Калуге, там же окончил учительский институт. А потом была война... Военная биография поэта проста и драматична. С 1942 г. младший авиаспециалист в составе 242-го авиаполка 321-й авиадивизии на Воронежском, 1-м и 4-м Украинских фронтах. Дважды контужен и тяжело ранен. Член ВКП(б) с 1944 г., Панченко считал, что «нет биографии отдельно от истории». И отвечал за свои слова всей жизнью и каждой строчкой.
БОМБЁЖКА
Вязнут танки – снова пробка.
Над шоссе – неравный бой:
лёгких «чаек» рокот робкий,
«мессершмиттов» властный вой.
Где-то лопаются шины –
в небе белые клубки.
Кувыркаются машины,
как от спичек коробки.
Я лежу в канавке мелкой.
Поле выжжено дотла.
Я цепляю полной меркой
из солдатского котла.
Не война – цыганский табор,
баба воет на возу.
Я лежу и грязный сахар
не от голода грызу.
1941
* * *
Мы свалились под крайними хатами –
малолетки, с пушком над губой,
нас колхозные бабы расхватывали
и кормили как на убой,
Отдирали рубахи потные,
тёрли спины – нехай блестит!
Искусали под утро, подлые,
усмехаясь: «Господь простит...»
А потом, подвывая, плакали,
провиантом снабжали впрок.
И начальнику в ноги падали,
чтобы нас как детей берёг.
1941, 1943
* * *
Соломой покалывает бока.
С похмелья раскалывается башка.
Не спят и ребята.
Как вши, их грызут
тревоги – да что за чёрт?
Сырую натягиваю кирзу,
гляжу в пистолетный зрачок.
Войны арифметика очень проста.
Иду. И в шагах четырёх от куста
к забору столбом незаметно встаю,
как взводный, когда – в строю.
Мир залит луной.
Удивительно пуст.
Озноб до зубов берёт.
Но вот разгибается чёрный куст
и делает шаг вперёд.
Идёт, как к барьеру, минует стога,
открыт в напряженье рот,
но – вольтова вспыхивает дуга! –
лишь эхом ответили берега.
Храпит за стеною взвод.
Мой враг на сапог мой упал головой.
Струится луна изо рта.
Войны арифметика очень проста:
из двух – один,
не один – из ста
с войны не придёт домой...
1945
***
Мы кол с дощечкой в землю забивали
И дальше шли на риск и напролом;
Мы жили оттого, что забывали
Оставленных навечно под колом,
И в новые вступали города.
И снова – залп,
И два стакана водки,
И где-нибудь на склоне – незабудки:
Они-то не забудут никогда.
И водка разливалась, как вода.
И мальчики сухие не пьянели.
И только очи серые – синели:
Им было – до любви,
Не до стыда.
Мы жили оттого, что иногда...
1961
* * *
О боже, было ли оно –
Спасение на русских печках,
Купанье в подмосковных речках
И деньги – только на вино...
Не деньги, господи, гроши.
Всё остальное от природы,
От чуть подпорченной породы
Мы были зверски хороши.
Смертельны, как змеи укус,
И так – на миг – необходимы.
И губ твоих древесный вкус
Мои прекрасным
Находили.
Когда закат, когда – дергач,
И всё насквозь в росе вечерней
На узкой ленточке ничейной
Вдоль ограждений важных дач.
1986
***
Весной подтоплены мосты,
К теплу раскаркались вороны,
Бегут по насыпи вагоны
Зелёные,
Свистят кусты
Ещё без листьев –
Свист их тонок,
И, розовый разинув рот,
Зеленоглазый хнычет кот
Капризным басом, как ребёнок.
Вязнут танки – снова пробка.
Над шоссе – неравный бой:
лёгких «чаек» рокот робкий,
«мессершмиттов» властный вой.
Где-то лопаются шины –
в небе белые клубки.
Кувыркаются машины,
как от спичек коробки.
Я лежу в канавке мелкой.
Поле выжжено дотла.
Я цепляю полной меркой
из солдатского котла.
Не война – цыганский табор,
баба воет на возу.
Я лежу и грязный сахар
не от голода грызу.
1941
* * *
Мы свалились под крайними хатами –
малолетки, с пушком над губой,
нас колхозные бабы расхватывали
и кормили как на убой,
Отдирали рубахи потные,
тёрли спины – нехай блестит!
Искусали под утро, подлые,
усмехаясь: «Господь простит...»
А потом, подвывая, плакали,
провиантом снабжали впрок.
И начальнику в ноги падали,
чтобы нас как детей берёг.
1941, 1943
* * *
Соломой покалывает бока.
С похмелья раскалывается башка.
Не спят и ребята.
Как вши, их грызут
тревоги – да что за чёрт?
Сырую натягиваю кирзу,
гляжу в пистолетный зрачок.
Войны арифметика очень проста.
Иду. И в шагах четырёх от куста
к забору столбом незаметно встаю,
как взводный, когда – в строю.
Мир залит луной.
Удивительно пуст.
Озноб до зубов берёт.
Но вот разгибается чёрный куст
и делает шаг вперёд.
Идёт, как к барьеру, минует стога,
открыт в напряженье рот,
но – вольтова вспыхивает дуга! –
лишь эхом ответили берега.
Храпит за стеною взвод.
Мой враг на сапог мой упал головой.
Струится луна изо рта.
Войны арифметика очень проста:
из двух – один,
не один – из ста
с войны не придёт домой...
1945
***
Мы кол с дощечкой в землю забивали
И дальше шли на риск и напролом;
Мы жили оттого, что забывали
Оставленных навечно под колом,
И в новые вступали города.
И снова – залп,
И два стакана водки,
И где-нибудь на склоне – незабудки:
Они-то не забудут никогда.
И водка разливалась, как вода.
И мальчики сухие не пьянели.
И только очи серые – синели:
Им было – до любви,
Не до стыда.
Мы жили оттого, что иногда...
1961
* * *
О боже, было ли оно –
Спасение на русских печках,
Купанье в подмосковных речках
И деньги – только на вино...
Не деньги, господи, гроши.
Всё остальное от природы,
От чуть подпорченной породы
Мы были зверски хороши.
Смертельны, как змеи укус,
И так – на миг – необходимы.
И губ твоих древесный вкус
Мои прекрасным
Находили.
Когда закат, когда – дергач,
И всё насквозь в росе вечерней
На узкой ленточке ничейной
Вдоль ограждений важных дач.
1986
***
Весной подтоплены мосты,
К теплу раскаркались вороны,
Бегут по насыпи вагоны
Зелёные,
Свистят кусты
Ещё без листьев –
Свист их тонок,
И, розовый разинув рот,
Зеленоглазый хнычет кот
Капризным басом, как ребёнок.