– Ну проснись же ты, соня! – кричал и расталкивал меня лейтенант Алексей Никитин из Костромы. – Просыпайся, война кончилась!

Это было 8 мая 1945 года на подступах к Восточной Пруссии. Шла вялая перестрелка с противником. Было мне 19 лет. На солнышке не меня одного клонило в сон. Виделись родные места, земляки, мать, учительница по литературе. Мы, пехотинцы, вечно на ногах, пользовались каждой минутой затишья, чтобы дать расслабиться затёкшему телу. Мечтали: «Первое, что сделаем после войны, – отоспимся»…

– Ну проснись же, сынок! Успокойся, не кричи. Война давно кончилась, мы победили. Ты вернулся домой.

А это было в 1947-м, в 1948 году и... Если раньше снилась «тихая моя родина» и земляки, то теперь – война и однополчане. Я вместе с ними шёл в наступление и кричал истошным голосом, пока мать или сестрёнка меня не разбудят.

Прошло 70 лет, как кончилась Великая Отечественная война, но тревожные сны продолжают сниться. Странные, мистические, будто предвестники какой-то беды. Думаю, многие ветераны войны стремительно уходят из жизни не только из-за преклонного возраста и физических недомоганий, но и потому, что не справляются с плохими видениями во сне и несправедливыми событиями наяву.

Постарело уже послевоенное поколение. Казалось бы, пора забыть о прошлом, а нас, фронтовиков, всё ещё спрашивают: как это было? Сначала первоклашки спрашивали: «А сколько ты фрицев подшиб?» Будто те сидели на ветке, а я по ним – из рогатки… Приходилось выкручиваться: «Я же не снайпер, не считал». Спустя годы смутил меня своим вопросом девятиклассник: «А любовь на фронте была?» Я его разочаровал, сказав правду: ни среди санитаров на поле боя, ни в госпиталях, где я лежал с ранениями, девушки мне не встретились. Они-то и были снайперами, а я – автоматчик; они были радистками при штабах, но я-то сидел в окопе. Сейчас ребята своими вопросами порой вызывают недоумение: как это мы воевали без мобильных телефонов, планшетов и прочих умных аксессуаров, да ещё и победили?

В преддверии праздника часто спрашивают, как я узнал о конце войны, какие эмоции пережил 9 мая 1945 года. Мы эту новость узнали от всезнающих связистов. Что тут началось! Вместе с другими солдатами я побежал в ближайший медсанбат, где от радостной вести с коек вскочили даже безногие. От избытка чувств мы похулиганили: выпустили в воздух полсклада сигнальных ракет – был грандиозный салют. Дожившим до Победы трудно было измерить всё её значение, но главное было ясно: спасена Родина, мы живы, открывается дорога для осуществления прерванных планов.

Для меня последние дни войны оказались судьбоносными. В начале мая 1945 года меня вызвали с переднего края (дело было под Кёнигсбергом) в штаб дивизии, в политотдел. Читают анкету военнослужащего: до призыва в армию работал сотрудником районной газеты в Тульской области… Так это же я!

– Нужен корреспондент в редакцию дивизионной газеты, – говорит полковник. – Немедленно отправляйтесь туда.

– Но у меня, – отвечаю, – совсем мало опыта.

– Опыт придёт. Кроме автомата держите под рукой блокнот и карандаш. Вой­не скоро конец, прославьте наших героев!

Так я стал военкором газеты «За Родину» 357-й стрелковой дивизии. Мотался как челнок: из редакции на передовую и обратно. Пешком, на попутной машине, на лошадке, даже на танке. Героев было много, к ним причисляли не только солдат, но и боевую технику, орудия. Мне пришлось написать очерк, например, о гаубице 6476, которая проделала путь от Сталинграда до Восточной Пруссии, сделала 3165 выстрелов, уничтожила 12 пулемётов, сотни гитлеровцев и тем спасла жизни многих советских солдат.

После Победы нашу часть погрузили в железнодорожный эшелон и отправили на Восток. Но до Дальнего, как предполагалось, мы не доехали – свернули на Ближний, на границу с Афганистаном, где было неспокойно. В средней полосе я не боялся марш-броска с полной выкладкой стрелкового снаряжения, а тут раскис от климатических перепадов. Заговорили оставшиеся в теле вражеские осколки. После операции в госпитале мне сказали: «Бери шинель, иди домой». Вместо старой, опалённой у костров шинели выдали отрез на новую, с ним я и вернулся домой. Плохо слушалась раненая правая рука, зато кому-то понравился тембр моего голоса, и я работал диктором на местном радиовещании.

Около десяти лет потребовалось, чтобы наверстать упущенное («украденное войной»): окончить 9 и 10-й классы в школе рабочей молодёжи, Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. После практики в Германии попал в поле зрения тассовских кадровиков, и мне предложили поработать в информационном агентстве. Учитывая, что меня чаще всего посылали в горячие точки Латинской Америки, где к власти приходили военные хунты (Перу, Панама, Чили, Аргентина), я считал себя военкором. Были у меня и другие соблазнительные приглашения, но я оказался однолюбом: около 30 лет оставался в штате агентства, а с учётом сотрудничества с многотиражкой «Тассовец» и общественной работы в Ассоциации ветеранов-журналистов – более полувека.

Нередко вопросы фронтовикам звучат как приговор: почему победители молчат, терпят несправедливость, утешаются парадами и неадекватными подарками? Об этих «нестыковках» мы не раз порывались сказать, но сами же себя одёргивали: «Не надо портить праздник!» Он же принадлежит не только фронтовикам, но и всем остальным, включая малышей в детских колясках. Но сейчас я прихожу к выводу, что фронтовикам надо было громче и решительнее говорить об уроках войны и не терять бдительности от пафоса Победы. В частности, почему мы проигнорировали итоги референдума и не предприняли решительных действий за сохранение СССР?

Было бы совсем не так, ребята,

Не было б развала без войны,

Не стояло б у границы НАТО,

Дани не платили б без вины.

Почему героическими называют только города, почему – не посёлки и деревни? Возможно, бойцу «второстепенного» участка бывало тяжелее, чем кому-то на главном направлении. Лично мне больше всего досталось как раз в бою у безымянной высоты под номером 65: я был ранен и контужен. Мы понесли большие потери, но высоту отвоевали. Сегодня некоторые могут рассуждать: зря старались, высота-то теперь не наша, отошла к отделившейся Прибалтике. Но там была крупная немецкая группировка, которая рвалась к Москве, и мы её задержали на дальних подступах. Значит, не зря.

Каждый раз перед Днём Победы, Днём защитника Отечества рождается идея: дать ветеранам высказаться в СМИ, издать книгу воспоминаний. Но если она и реализовывается, то в виде грандиозного, многостраничного, неподъёмного издания, которое будет стоять под стеклом музея. А нужно-то совсем другое: сделать каждому персональную, авторскую брошюрку. Это будет лучшей наградой фронтовику. Они уходят из жизни на наших глазах. И уносят с собой свою, солдатскую правду о войне, которая послужила бы новым поколениям уроком. Останется только правда маршалов, генералов, политработников, водителей, журналистов и вдов. Это немало, но не вся правда.

Эти воспоминания я обращаю прежде всего к молодым. Разумеется, у них ещё остались вопросы о войне, возможно, самые главные, с их точки зрения. Но и я ещё не всё извлёк из своей памяти. Надеюсь, мы достойно отпразднуем Победу и продолжим наш душевный разговор.