И тьма вокруг. И снег летит на вздох,

ни слухом не опознанный, ни взглядом.

В такую ночь бессилен даже Бог,

как путник, ослеплённый снегопадом...

Эти строки Игоря Меламеда, как и многие другие из книги «Арфа Серафима», позиционируют поэзию как тайну простых слов, как то, что вызывает неосмысленный трепет, заставляет в который раз восхищаться лексическим и семантическим устройством нашего языка. Игорь Меламед с его безупречной поэтической самобытностью выплыл, словно прекрасный корабль из зеркальной послештормовой глади мирового литературного моря, и прожил на этом дивном судне столь ослепительно несчастным, что это несчастье в пору возводить в ранг особой святости – святости русского литератора. Без этого ощущения, без этой интонационной константы, наверное, современная наша поэзия потеряла бы львиную долю своего томительного обаяния.

Стихи Меламеда, как в порывисто ранние годы, так и в сдобренные безнадёжностью поиска счастья поздние, проникнуты идеей грандиозной восстановимости русского слова. Композиторы-мелодисты то в шутку, то всерьёз мучаются малым количеством нот. Случается, и поэты постанывают от того, как всеобъемлющ силлабо-тонический русский стихотворный корпус, наработанный до них. Меламед своим творчеством доказывает, что эксперимент – такая же тщета, как архаика, что суть поэзии – в наличии тишайшего, не громче шелеста камыша, звука и в бесконечности его движения:

Я говорил с тобой, а ты уснула.

Сырая мгла сгустилась, и всю ночь

к окну листва испуганная льнула

и, содрогаясь, отстранялась прочь.

Есть ли в поэзии Меламеда ошеломляющие поэтические открытия? Скорее да, чем нет. Но главное не в этом. Определяющее всё его творчество качество – это синтез высочайшей стихотворной культуры с пронзительностью проговорок о себе.

Любопытно, что, несмотря на пыльную горечь судьбы, на вполне мученический удел, особенно последних лет, в его стихах совсем нет жалоб – только осмысление трагедии как личной, так и мировой, и преодоление. Пожалуй, это лекарство, которое необходимо сейчас не только литературе, но всей нашей насыщенной обидами и драмами жизни:

Всё имеет значенье на этой земле,

Даже то, что навеки ушло, –

Второпях умирающий дождь на стекле

и твоё ледяное тепло.

Как цветок, распускается чья-то ладонь,

Но цветок – на столе, в хрустале.

Через тысячу лет ты раздуешь огонь

На моей безымянной золе.

Книгу предваряет тонкое и подробное предисловие Дмитрия Бака, в котором облик поэта открывается читателям во всём своеобразии личных биографических черт. Любителям европейской поэзии будут интересны переводы Игоря Меламеда, венчающие это великолепно подготовленное издание.