26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты по московскому времени произошла самая страшная техногенная катастрофа в истории человечества – взорвался четвёртый энергоблок Чернобыльской АЭС. Атомная пурга пронеслась по территориям Украины, Белоруссии, России и ряда других стран. Сегодня мы публикуем записки одного из тех, кто тогда находился в районе катастрофы.
Сообщение ТАСС об аварии застало меня, старшего лейтенанта, военного корреспондента газеты «Красное знамя» (в настоящее время «Военный вестник Юга России»), в Абхазии. Но уже в первых числах мая я был в Ростове-на-Дону. Освещать работу ликвидаторов, как стали называть военнослужащих и гражданских специалистов, отбывших укрощать вырвавшийся из повиновения атомный реактор, от газеты «Красное знамя» уже был откомандирован майор Сергей Морозов.
По возвращении Морозова главный редактор полковник Николай Великанов принял решение отрядить в Чернобыль сразу двух сотрудников – корреспондента и фотокорреспондента. Не знаю, что двигало мною в те минуты, но я заявил, что готов выехать в командировку. После летучки начальник отдела майор Александр Гончаров не по-уставному, а скорее по-панибратски спросил:
– Коля, а тебе это надо?! Говорят, что Чернобыль – это вторая Хиросима… А у тебя жена, маленькая дочка...
Среди ликвидаторов уже были потери от лучевой болезни: работники станции, пожарные, милиционеры, медицинский персонал… 28 человек были похоронены на Митинском кладбище в Москве. Так что мой начальник знал, о чём говорил. Но я остался непреклонен: еду!
Моим напарником вызвался быть фотокорреспондент Александр Чеботарёв. В Киев летели в полупустой «тушке» – после аварии людской поток в столицу Украины резко упал. Да и слухи о неблагополучной радиационной обстановке этому поспособствовали. Город встретил нас тёплой июньской погодой, золотом куполов многочисленных церквей и умытыми улицами. По бульварам и проспектам непрерывно курсировали поливальные машины, изрыгая тысячи литров воды. Как пояснил один «знаючий» киевлянин, водой «поливалки» смывают радиоактивную пыль. Очень хотелось в это верить …
К вечеру с бригадой киевских электриков на старенькой «буханке-техничке» благополучно прибыли в ставший в одночасье известным всему миру Чернобыль. Оттуда нас забрал приехавший на совещание офицер политуправления нашего округа подполковник Валерий Косов. В чернобыльской зоне Косов уже считался старожилом – пошла вторая неделя его пребывания здесь. Пока ехали по пыльным просёлочным дорогам к месту дислокации полка гражданской обороны из Краснодарского края, Косов ввёл нас в курс дела. Одной из задач полка являлась доставка строительных материалов – бетонных плит, цемента – непосредственно к раненому телу четвёртого энергоблока.
В полку, которым командовал моложавый подполковник Дмитрий Рущуклу, нас встретили как солдат-новобранцев: разместили в палатке, поставили на довольствие, помыли в бане, переодели в специальную защитную форму. На следующий день, сразу после завтрака, наш УАЗ уже наматывал километры по трассе, ведущей к Припяти и четвёртому энергоблоку. Шли в составе колонны КамАЗов-цементовозов. То и дело встречались жёлтого цвета таблички «Запретная зона», «На обочину не съезжать! Заражено!» Над районом барражировали огромные пятнистые вертолёты Ми-26 с резервуарами, заправленными жидким клеем – латексом. Обрабатывали ближние леса, «консервировали» листья от радиоактивной пыли.
В первый день нашего пребывания в чернобыльской зоне слово «радиация» гнетуще давило на меня и на Саню Чеботарёва. Что это такое – радиация? Как её увидеть или пощупать? Надев респираторы, мы во все глаза смотрели в мутные окошки УАЗа, но ничего, кроме густых туч пыли, не лицезрели. А между тем здесь всё было отравлено: поля, леса, дороги, населённые пункты… На всём этом пространстве гуляла неведомая никому смерть. Сёла и деревни, через которые мы проезжали, были пусты. Лишь брошенные собаки выли от тоски в опустевших дворах или стаями «атаковали» двигавшиеся в район станции колонны техники.
Особенно поразила нас Припять. Красивый по архитектуре, весь в зелени город, где ещё недавно жили атомщики, был абсолютно безлюден. Мёртвые здания, застывшее колесо обозрения, отключённые светофоры… Сорокатысячное население было эвакуировано в один день, 27 апреля. Это был город-призрак из фантастических романов.
«Невидимый противник», как окрестили здесь радиацию, присутствовал везде. Разница состояла лишь в том, что где-то радиации было больше, а где-то меньше. Только дозиметры могли показать её объёмы в рентгенах. Сами же ликвидаторы ничего не замечали. Не стали и мы ничего замечать. Ну щёлкает прибор и пусть себе щёлкает… 0,1 рентгена, 0,2… Не 25 же…
В районе взорвавшегося энергоблока, куда мы прибыли с колонной, было много людей и техники. Работы здесь шли круглосуточно. Подчинённые подполковника Рущуклу наряду с доставкой стройматериалов мостили территорию станции железобетонными плитами, срезали заражённый грунт, вели дозиметрическую разведку, производили разгрузку прибывающих эшелонов.
К концу дня Чеботарёв отснял несколько кассет фотоплёнки, а мой корреспондентский блокнот изрядно разбух от фамилий отличившихся ликвидаторов и интересных эпизодов их напряжённых будней. Вечером я подготовил две информации с места события и передал их по телефону в редакцию.
В последующие дни мы с утра до ночи колесили по объектам, успели слетать с вертолётчиками и к аварийному реактору. Вертолётчики были из далёкого Забайкальского округа. Разумеется, записали их рассказы о том, как они выполняют поставленные задачи. Без всякого преувеличения, это были настоящие герои. За сутки они совершали до 30 вылетов в район станции, укрощая тлевший реактор.
Побывали мы и в отдельном батальоне химической защиты. Личный состав этого подразделения из небольшого городка Фролово Волгоградской области в круглосуточном режиме обеспечивал доставку специальной жидкости для обработки загрязнённых радиоактивной пылью участков местности. От солдат батальона впервые узнали о так называемых сладких дорогах. Оказывается, обычные дороги поливали сахарным сиропом, чтобы сладкой корочкой накрыть смертельную пыль…
Последняя точка нашей командировки была в белорусском городе Брагине. Здесь дислоцировался отдельный механизированный полк гражданской обороны из посёлка Ковалёвка Ростовской области. Но едва мы приехали в Брагин, как нас ошарашили телефонограммой из редакции. Нам предписывалось немедленно возвращаться в Ростов – из Москвы поступила директива, обязывающая освещать работу ликвидаторов только редакциям центральных военных изданий, а также редакциям двух окружных газет – Киевского и Белорусского военных округов, на территории которых шли работы по ликвидации последствий катастрофы. Наша газета в этом списке не значилась….
Можете представить моё и Чеботарёва состояние: собирали, собирали материалы для газеты, а в итоге – всё коту под хвост… Обидно было до слёз. Да и людей, настоящих героев, получается, подвели. Однако приказы в армии, как известно, не обсуждаются.
Сдав на склад пропитанные радиоактивной пылью защитные «доспехи», отправились в обратный путь. И если в Киев летели в полупустом самолёте, то в Ростов – в переполненном. Я и Чеботарёв сидели на приставных сиденьях рядом с кабиной экипажа. Нас взяли на борт только благодаря помощнику военного коменданта, который сказал руководству аэропорта, что мы находились в Чернобыле со специальным заданием командования и нам срочно нужно быть в Ростове.
Так завершилась наша командировка. Ну а что с исписанными блокнотами и десятками метров отснятой плёнки? Они не пропали. Выход нашёл военный цензор полковник Александр Гридин:
– Вариант, Коля, только один. Не писать, что события происходят в Чернобыле. Пусть это будут учения подразделений гражданской обороны. Ликвидаторы нас поймут.
…Вскоре под «псевдонимами» учений пошли в газете наши с Чеботарёвым материалы. А через несколько месяцев цензурные шлюзы вновь открыли – в стране вовсю набирала обороты горбачёвская гласность. Я тут же «выстрелил» большим очерком, назвав его «Там, в Чернобыле». Этой публикацией я отдал долг тем солдатам и офицерам, которые, не щадя себя, каждодневно совершали подвиг во имя спасения мира… Сегодня, к сожалению, многих из них уже нет в живых. Как нет Сергея Морозова, Дмитрия Рущуклу, Александра Чеботарёва (Чобы)… Обожжённые Чернобылем, они ушли в вечность в самом расцвете сил.
Николай Карташов