Еврей Абрам пытался русским стать,
Фамилию взял у жены Глафиры,
И имя поменял – за ту печать
Ему пришлось продать отца квартиру.
Да вот куда девать глаза и нос?
При взгляде на мужчину тут же зреет
Естественный и правильный вопрос:
Степан Петров, а ты не из евреев?
И в церковь он ходил, и стал играть
В ансамбле «Пересвет» на балалайке,
И в разговорах сыпал «вашу мать»,
И забивал козла в исподней майке.
Но всё не впрок – и знали во дворе,
И на работе не было секретом,
Абрам-Степан – породистый еврей,
А значит, всех обманывает где-то.
Не верили ему, и умолкал
Любой при виде этого Петрова,
И спорить с бытием Степан устал,
Сказал жене однажды, хмуря брови:
«Поехали в Израиль, я к своим,
Ну а тебе понравится там море,
Имущество всё быстро продадим,
И будем жить кошерно и по Торе!»
... Уж год супруги там на ПМЖ,
Степан опять Абрам и снова Глускер,
Но мира нет, как не было, в душе:
Абраша Глускер в Тель-Авиве – русский!
В том парадокс: когда в единый скоп
Евреи собрались – то нет евреев!
Есть русский, марокканец, эфиоп...
Герой мой то растерян, то звереет:
«Да почему я вечно в дураках?!»
Потом идёт он в кипе по лужайке,
Садится, водку пьёт и весь в слезах
Играет местный гимн на балалайке.