Московская программа включала 5 дней самой разнообразной музыки – от Бетховена до Мессиана. Было много Скрябина (все три «Поэмы» и фортепианный концерт), сюиты Римского-Корсакова и Стравинского, 1-й фортепианный концерт Шостаковича и многое другое. Но лично мне запомнился 4-й концерт Рахманинова – произведение столь же изысканное, сколь и редко исполняемое. Интересно, что время создания этого опуса охватывает две войны – основные наброски были сделаны в 1914 году, а окончательная редакция – в 1941-м. Солировал бразильский пианист Нельсон Фрейре, которого накануне очень хвалил Гергиев. И тут возникло чувство острого когнитивного диссонанса. Оказалось, что Фрейре – пианист с лёгким, воздушным, прямо-таки «прозрачным» звукоизвлечением. Это замечательно для Шопена, Шумана, импрессионистов – не зря он номинирован на Грэмми и награждён орденом французского правительства, но Рахманинов… Создавалось впечатление, что страшную историю про Фредди Крюгера рассказывает добрая тётя Валя в программе «Спокойной ночи, малыши!», причём на фоне кадров из полноценного кино – оркестр-то звучал без дураков, по-рахманиновски… Потом чувство диссонанса как-то незаметно растворилось в музыкальном мареве и этот странный контраст мощного оркестрового сопровождения с тонкой, транспарентной игрой солиста стал восприниматься уже как «фишка». А если прибавить к этому огромную свободу Фрейре, то временами казалось, учитывая его бразильское происхождение, что это Антонио Карлос Жобим сидит и импровизирует в клубе. Особенно ярко это проявилось в Largo, где фортепианная партия изобилует большими мажорными септаккордами, столь любимыми джазменами. И ещё одним моментом не могу не поделиться. Слушая 4-й концерт, лишний раз убедился, что так, как у Рахманинова, струнная группа не звучит ни у одного композитора в мире. Знал какой-то секрет наш ранимый гений, который придаёт его партитуре такую мистическую глубину, полноту и красоту. И даже в исполнении любого посредственного оркестра это звучит здорово. А уж такая совершенная звуковая машина, как Мариинский, доводит подобные места до уровня акустического катарсиса.
Завершился Пасхальный, как всегда, 9 мая, ну а на следующий день все желающие могли лицезреть финал «Евровидения». По сути, ничего не изменилось (см. мой материал в «ЛГ», № 22, 2013 год) – это по-прежнему общеевропейский конкурс художественной самодеятельности. Особенно отрадным для наших слуг народа, участвующих в шоу в студии (по-моему, самое интересное – это не столько конкурс, сколько его обсуждение), стало участие в одной из команд, пробившихся в финал, депутата местного парламента. Жириновский и Митрофанов тут же стали формировать состав на следующий год… Ну а если серьёзно, то обсуждать результаты просто не с кем. Попытки любого более-менее профессионального анализа (как это пыталась сделать Роксана Бабаян) тут же обесценивались персонажами типа Сергея Соседова, для которого победитель был краше и талантливее всех женщин. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что пресловутая Кончита действительно пел(а) вполне эмоционально и старательно, но если бы не борода – не видать ей первого места. У той же испанки песня была не хуже, а в импровизационных моментах даже сложнее и интереснее, но – бороды-то не было. Кстати, наши Толмачёвы выступили вполне прилично, особенно в финале. Пожалуй, за последние несколько лет это самое качественное выступление от России (исключая «Бурановских бабушек» – но они – особый случай) и седьмое место – вполне достойный результат. Возможно, продюсеры рассчитывали на «фишку», что они сёстры-близнецы. Но против бороды Кончиты это оказалось слабым аргументом. Вот если бы, скажем, они вышли в ватниках и валенках, изображая жертв ГУЛАГа (а именно так хотят видеть россиян европейцы), обритые наголо и с недельной щетиной, да ещё и спели бы какую-нибудь тюремную лирическую в стиле евродэнс – вот тогда австрийской красавице пришлось бы поднапрячься.
А вообще кулуарность отбора и его мафиозная заангажированность достала даже Жириновского. Неужели в России, кроме Киркорова с его греческой камарильей, больше нет композиторов, поэтов, хореографов, дизайнеров? Да и Толмачёвы, при всей их добросовестности, не самый удачный выбор. Одно дело – детское «Евровидение», где, как и на всяком детском конкурсе, побеждает тот, кто больше похож на взрослого, а другое – взрослый конкурс, где ты – такой, как все. А главное – и это пыталась донести Роксана Бабаян – из конкурса ушла музыка – остался в основном эпатаж. Особенно остро ощущается это в контрасте с Пасхальным фестивалем, когда впечатления ещё так свежи… Кстати, если не борода, то по меньшей мере лёгкая небритость – это неотъемлемая часть имиджа Гергиева. Вот и подумалось: а кого – его или свою землячку Кончиту – рекомендовали бы слушателям великие австрийцы – Моцарт, Шуберт, Малер и другие?