Сколько уже его нет с нами? Оказывается, десятый год! А ощущение присутствия сохраняется. Особенно сейчас, когда телеканал «Россия – Культура» запустил повтор программ к 90-летию со дня рождения В.Я. Вульфа. И он опять вошёл в наши дома, будто не уходил.
Мы вспоминаем его звонки, выступления, громкие схватки с недругами… А в более общем смысле – интонацию. По ней узнавался его авторский театр – вроде бы театр одного актёра. Но сколько голосов он вбирал в себя. Сколько лиц мелькало в рассказах. Какие сюжеты жизни захватывали его, а потом и нас. Никто никого не принуждал обязательно соглашаться с ним во всём и всегда. Но его взгляд на события был важен. Он транслировал его на миллионы, и с этим уже приходилось считаться и его оппонентам, и его поклонникам, и людям вроде бы далёким от предмета его забот – большого мира искусства театра, кино, музыки и балета.
Конечно, балета! О нашей в огромной степени специфичной жизни он знал больше, чем кажется. Он вообще часто обманывал ожидания о самом себе. Ведь его огромная, всепоглощающая популярность связана с последним периодом жизни. Он возник как фигура, возбуждающая всеобщий интерес, довольно поздно, когда ему было за шестьдесят. В этом возрасте сворачивают потихоньку публичную деятельность, во всяком случае не рассчитывают на популярность у миллионов. Но в том и феномен Виталия: первую половину жизни он как бы накапливал всё, что будет выдавать из себя в зрелом возрасте. И он выдавал такие подробности, какие уже и в самом театрально-балетном цехе мало кто помнил. С удивлением я узнавал от него, например, подробности жизни Елизаветы Павловны Гердт, с которой я был лично знаком, мы просто работали вместе, в частности, над моей первой «Спящей красавицей» в 1963 г. Он дружил, кажется, со всеми поколениями артистов Большого – от звёзд прошлого до дебютантов.
Интерес к людям искусства не носил праздного характера. Это только кажется, что он элегантно жонглировал собственными воспоминаниями о популярных именах и событиях. Нет, за виртуозностью памяти стояло сопереживание, участие, иногда реальная борьба с обстоятельствами. И ещё это было некое накопление важных исторических (как потом оказывалось) сведений – о любимых МХАТе и «Современнике», о Большом театре, об американском театре и драматургии.
«Откуда он всё это знает?!» – восклицали недоброжелатели. Как раз из времён молодости, которой мы не знали, но в которой он времени не терял. Собирал, записывал, обдумывал, вовсе не рассчитывая на поздний громкий успех телезвезды. Это к вопросу о достоверности его монологов.
Но я, собственно, не собираюсь сейчас быть его адвокатом и никого ни в чём не убеждаю. Мне дороги воспоминания о нём – как о человеке, в котором я находил понимание. В широком смысле. И понимание «текущего момента», который быстро проходит. И понимание высшее, в котором решаются куда более серьёзные вопросы – целей творчества, судеб искусства и людей искусства, жизненного выбора, любви, потерь, предательства, вынужденной жестокости… Этот уровень Виталий Вульф брал своими книгами, статьями, программами, поступками.
И ниже не опускался.
Юрий Григорович, хореограф Большого театра России