В знаменитой статье «О народном воспитании» Пушкин, рассуждая о наказании воспитанников, между прочим, замечает: «За найденную похабную рукопись положить тягчайшее наказание; за возмутительную – исключение из училища…» «Безумных лет угасшее веселье» тяготит его, как «шумное похмелье». «В безумстве гибельной свободы» видит он теперь свою былую жизнь.
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся – но поздно!..
Пора! Пора! Душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!..
Мне стыдно идолов моих.
К чему, несчастный, я стремился?
До сих пор темы любви и дружбы – основные в учебнике, никто не хочет слышать мнение самого поэта:
Но всё прошло! – остыла в сердце кровь
В их наготе я ныне вижу
И свет, и жизнь, и дружбу, и любовь,
И мрачный опыт ненавижу.
Именно духовный опыт, встреча с народным миропониманием, с православием привели Пушкина к ощущению ложности «просветительства» и рационалистического атеизма.
Вздохнув, оставил я другие заблужденья,
Врагов моих предал проклятию забвенья
И сети разорвав, где бился я в плену…
Какой точный образ «плена» и «сетей»! Сегодня редко у кого поворачивается язык так смело обличать наш образ жизни, далёкий от христианского!
Кто чувствами в порочных наслажденьях
В младые дни привыкнул утопать,
Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,
И ум его безвременно темнеет...
Современного человека уверяют, что, чем веселее в компании человек, тем с ним легче жить будет в дальнейшем. Пушкин утверждает обратное: такой человек, возмужав, станет «угрюм и кровожаден».
Граф Струтыньский пишет, как Пушкин передал ему разговор с царём в Чудовом дворце Кремля 8 сентября 1826 года: «Молодость – это горячка, безумие, – говорил Пушкин царю. – Она ведёт к великой глупости, а то и к большой вине. Вы знаете, что я считался революционером, конспиратором, врагом самодержавия. Таков я и был в действительности. Свобода, ничего не признающая ни на земле, ни на Небе; гордыня, не считавшаяся с традициями и обычаями; отрицание всякой веры в загробную жизнь души, всяких религиозных обрядов – всё это наполнило мою голову соблазнительным хаосом... Мне казалось, что подчинение закону есть унижение, всякая власть – насилие, Царь – угнетатель и что похвально покушаться на него словом и делом. Я не помнил себя от радости, когда мне запретили въезд в столицы и окружили надзором. Я воображал, что стал великим и до чёртиков напугал правительство. Но всему своя пора. Всё ребяческое слетело. И когда я осмотрелся кругом – я понял, что казавшееся доныне правдой было ложью, что любил – заблуждением, а цели – грозили падением, позором! Я понял, что свобода, не ограниченная Божеским законом, о которой краснобайствуют молокососы или сумасшедшие, гибельна для личности и общества...»
Декабристы были его друзьями, но не единомышленниками! Он достаточно быстро и уверенно избавился от обаяния революции. Все пишут об увлечениях Пушкина разными свободолюбивыми идеями, но как-то забывают указать, как быстро он избавлялся от этих обычных для каждого ищущего человека дебрей: с огромной скоростью, которая нам и не снилась! Руссо – Байрон – Шекспир… Два-три года – и уже не возвращается.
Руссо он считал писателем «безнравственным», ибо безнравственно идеализировать запрещённые страсти. Особенно негодует он на Вольтера, соблазнившего его написать поэму, о «которой он не может вспомнить без краски стыда». Никогда больше не защищал он кумира молодости – Байрона: «Байрон бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества, потом отвратился от них и погрузился в самого себя».
Демократии он приписывает «отвратительный цинизм, жестокие предрассудки, нестерпимое неравенство и эгоизм, подавляющий всё благородное, всё бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую». Пушкин увидел в ней «большинство, нагло притесняющее общество». Говоря о неблагодарности в письме жене, Пушкин вскользь замечает: «Это хуже либерализма». Сегодня бы юмор Пушкина не оценили…
Пестель для него – слепой фанатик. «Думы» Рылеева он называл дрянью и шутливо говорил, что их название от немецкого «думм» – дурак. «Русского нет в них ничего, кроме имён», – пишет он.
Возвращение к идее самодержавия – стремительное и твёрдое. «С одним буквальным исполнением закона далеко не уйдёшь; …нужна высшая милость, умягчающая закон, – говорил Пушкин Гоголю о самодержавии. – Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдёт концерт. …Уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нём и мастерская скрыпка не смеет слишком разгуляться на счёт других: блюдёт он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья!» «Как метко выражался Пушкин! Как понимал он значенье великих истин!» – Гоголь правильно уловил главное достоинство Пушкина!
Великий поэт в возрасте всего лишь 26 лет покидает прежний ложный путь, по которому шло всё русское образованное общество. 125 лет прошло со времён Петра I. И.С. Тургенев заметил об этом: «Несмотря на своё французское воспитание, Пушкин был не только самым талантливым, но и самым русским человеком того времени».
По письмам заметно, что Александр Сергеевич постепенно отказывается от всех светских греховных страстей: карт, сплетен, вина, чревоугодия… «От карт и костей отстал я более двух лет». «Всякий ли ты день молишься, стоя в углу?» – вопрошает он жену. «Суворов наблюдал посты», – восторгается он. «Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит» (из письма жене, 1831 г.); «Шум и сутолока Петербурга мне стали совершенно чужды»…
Итак, Пушкин понял, в чём ложь и в чём Истина. Но это первый этап в жизни любого человека, начальный. Дальше начинается самое главное и сложное – научиться жить по заповедям Истины. (Об этом много будет рассуждать уже Гоголь.) Здесь Пушкину, вполне вероятно, просто не хватило земного времени. Не дали. Враги России и православия обрушили на пророка весь свой потенциал зла.
Не пел порочной он забавы,
Не пел презрительных Цирцей,
Он оскорблять гнушался нравы
Избранной лирою своей;
Поклонник истинного счастья
Не славил сетей сладострастья…
Заслуга Пушкина в том, что он всю мировую культуру повернул к первоначальному её предназначению, которое она потеряла на Западе. «Материальный прогресс, другие успехи пробуждали в человеке сознание его безграничных возможностей, гордость своим разумом, инициативой и достижениями; успехи наводили на мысль, что для достижения идеала не обязательно уповать на будущую жизнь в неведомом Царстве Небесном, жертвуя ради этого благами, что можно реконструировать Рай наукой, техникой, социальной и политической мыслью». Идеи Ренессанса, идеи прогресса, гуманизма, свободы, прав человека надвигались на Россию в ХIХ веке. Как Александр Невский в военном деле, так Пушкин в духовном остановил это западное нашествие.
Закончим репликой В. Розанова: «Заметьте ещё: ничего язвительного на протяжении всех его томов! Это – прямо чудо… Ядом не облил ни одну свою страницу. Вот почему он так воспитателен и здоров для души. Во всех его томах ни одной страницы презрения к человеку… Мусора, сора, зависти – никаких «смертных грехов». Купите-ка, господа, сегодня своим детишкам «удобного Пушкина» и отберите у них разные «новейшие произведения»… Уберите и крепко заприте в шкаф, а ещё лучше – ключ потеряйте… Польза от них только тогда, когда их теряешь…».
Николай ЛОБАСТОВ
Из книги «О русской литературе. Записки сельского учителя»