Продолжаем дискуссию о поколении тридцатилетних в литературе, начатую В. Левенталем в № 12. Приглашаем к участию писателей и критиков.
Хорошо, что «Литературная газета» затеяла новую дискуссию. Не знаю, насколько продолжительной и горячей она будет, но уже появившиеся статьи куда полезнее тех спокойно-ровных рецензий, а то и аннотаций, что главенствуют сейчас в литературной критике.
Реки поэзии, прозы, драматургии если и не очень глубоки, то уж точно широки, но черпать из этих рек мало кто хочет – уносятся, уносятся произведения куда-то вниз по течению. Видимо, вливаются наши реки в ту самую Лету…
Возникающие то и дело короткие перебранки в социальных сетях на пользу литературе, кажется, не идут. Перебранки касаются, как правило, не книг, не публикаций в журналах, а мнений, жизненной позиции, политической, прочих ориентаций и тому подобного. Сама литература здесь уже даже не повод – бранятся люди, когда-то о литературе писавшие…
Эта дискуссия, увидел, касается не только литературы, но и людей, её посильно создающих, той общественной атмосферы, в которой эти люди живут. Люди ещё достаточно молодые, за которыми, как было принято говорить в советское время, будущее.
Правда, возраст – дело относительное. Тем более рискованно объединять их по физическому возрасту. Помнится, когда-то, в 1970-х, Маканина, Проханова, Анатолия Кима, Киреева, Курчаткина, Есина и ещё нескольких писателей примерно одного возраста назвали сорокалетними (второе название – «московская школа» – не прижилось). Очень быстро те сорокалетние стали пятидесятилетними, шестидесятилетними, продолжали писать, и название стало отдавать иронией, что ли.
Потом эпизодически возникали тридцатилетние, потом двадцатилетние (о чём вспомнил в своей статье Вадим Левенталь, хотя этот термин использовался шире, чем только серия «Лимбуса», – двадцатилетними одно время называли всех, кто пришёл в начале нулевых – от давно тридцатилетнего в то время Дмитрия Новикова до только-только ставшего двадцатилетним Сергея Шаргунова).
…Жаль, что прозаики (в отличие от поэтов) почти перестали объединяться в группы, образовывать течения, выпускать колючие манифесты.
В 2001 году мы с Сергеем Шаргуновым – не сговариваясь – заявили о новом реализме. Само понятие уже возникало в тогдашней литературе: и Сергей Казначеев о нём говорил, и Пётр Паламарчук, и Олег Павлов. Мы сказали, наверное, громче (или в подходящий момент), и нас принялись, с одной стороны, поддерживать и к нам присоединяться, с другой – клевать. Дискуссия об этом самом новом реализме длилась больше десяти лет и, по-моему, слегка освежила и на время расшевелила литпроцесс. Следом появились ещё два-три реализма, потом возникли новые традиционалисты. Недавно – Союз 24 февраля, который кто-то назвал напастью, но, считаю, для сюжета, который должен быть в литпроцессе, союз этот закономерен.
Вообще подобных объединений, союзов должно быть, по-моему, больше. Нужны споры одних объединений и союзов друг с другом и внутри себя. Так рождаются новые смыслы, формы, обретают художественность темы, которые есть в жизни, но не ложатся на бумагу в монашеском уединении.
Мне кажется, беда нынешних тридцатилетних, что они идут поодиночке. Их меньше видно, их почти не слышно… Могут возразить, что настоящий талант не останется незамеченным, – неправда, останется, если ему не помочь. А помочь может не столько читатель, издатель, критик, сколько собрат-литератор,
соратник по объединению, течению, союзу.
У нас много отличных пока что тридцатилетних прозаиков. Есть те, кто пишет в схожей манере, берёт схожие типажи, а то и сюжеты. Например, Кирилл Рябов, Евгений Алёхин, Антон Секисов, Серёжа В. Павловский… Или те же новые традиционалисты: Юрий Лунин, Елена Тулушева, Андрей Тимофеев, Алёна Белоусенко, кажется, немного старше заявленной темы замечательная Наталья Мелёхина… Или представители такого очень интересного направления, которому дать определение я сейчас не могу, но общность пишущих вижу: Евгения Некрасова, Александра Шалашова, Иван Шипнигов, Надежда Лидваль... Ну или литература травмы, которую сейчас многие ругают, и, по-моему, напрасно: травмы, незаживающие душевные раны автора издавна были одной из главных, если не главной причиной писать. Оксана Васякина, Ольга Брейнингер, Екатерина Манойло, Вера Богданова, Ислам Ханипаев, Анастасия Сопикова, Дмитрий Гаричев… Реалисты с допущениями и без: Михаил Турбин, Сергей Кубрин, Алиса Ганиева, Павел Селуков, Булат Ханов, Игорь Савельев, Платон Беседин…
В общем, перечислять можно долго. Имён хватает, книг – тем более. Внимания недостаёт.
Когда-то на нас с Шаргуновым очень злились за утверждение: писательство не частное дело. По-моему, теперь оно действительно перестаёт быть частным делом. От этого лично мне не по себе. Чувствую, мы накануне больших событий в литературе. Да и, судя по всему, не только в ней. Ну и, как это часто случается, трагедии и сломы порождают великие произведения. Хороших произведений немало, великих давно не появлялось. Кто-то из нынешних тридцатилетних, верю, их создаст.