Мы продолжаем начатый в № 21 «ЛГ» разговор об истории развития нефтяной отрасли, которая сейчас является важнейшей для каждого из россиян. Ведь добыча и переработка нефти – это и бюджетные поступления, и рабочие места для сотен тысяч людей. При поддержке лидера российской нефтяной отрасли – компании «Роснефть» – «Литературная газета» рассказывает о тех, кто внёс наибольший вклад в освоение сибирских месторождений.

«Горюча вода густа в реке Ухте»

Последние десять лет моя жизнь тесно связана с Западной Сибирью, нефтяниками, героями прошлых лет, с историей освоения этого поистине великого края. В результате на свет появилось несколько книг (одна из них в серии «ЖЗЛ» о «Нефтянике № 1» – Викторе Ивановиче Муравленко, стоявшем у истоков всей нефтегазовой промышленности СССР), статей, очерков. Можно сказать, что я искренне и, заметьте, бескорыстно полюбил нефть и всё связанное с её добычей. Людей в первую очередь. Понял их труд, его значение для страны. Только в прошлом году несколько раз летал в Нефтеюганск, где находится головной офис «Юганск­нефтегаза». И особенно хочу отметить, что там работают не какие-то пришлые «дяди», а коренные сибиряки – от простых бурильщиков до высшего менеджмента («нефтяных генералов», как принято говорить в среде нефтяников), и все они молоды, энергичны, с большим творческим потенциалом и нацеленностью на успех родного предприятия и города. А значит, и всей страны. Её энергетического могущества и процветания.

А как всё начиналось? Первые упоминания о нефти на территории России содержатся в Двинской летописи (XV век): «Горюча вода густа в реке Ухте». Племена, жившие на берегах Ухты (на севере современной Республики Коми), собирали нефть для медицинских и хозяйственных нужд прямо с поверхности воды.

В конце XVII – начале XVIII века нефть нашли в Сибири и Поволжье. В 1684 году иркутский письменный голова Леонтий Кислянский открыл её в районе Иркутского острога, «где из горы идёт жар неведомо отчего, и на том месте снег зимою не живёт и летом трава не растёт». А в 1703 году в одном из самых ранних выпусков первой регулярной российской газеты «Ведомости» была опубликована статья об обнаружении нефти на реке Сок в Поволжье. В 1719 году Пётр I направил в Сибирь с исследовательской миссией данцигского учёного – ботаника и лекаря Д.Г. Мессершмидта. Во время этого путешествия шведский капитан Ф.И. Табберт обнаружил в Приобье выходы чёрной горючей жидкости. Он сразу догадался: «Это нефть!» Небольшую ёмкость с нею он и преподнёс Петру I по окончании экспедиции.

Первое конкретное упоминание о полупромышленных поисках нефти в Западной Сибири имеет конкретную дату – 17 января 1903 года. Так зафиксировано в найденных материалах Госархива Томской области. Особых результатов эти поиски не дали. Наверное, потому, что старались бурить скважины недалеко от Транссибирской магистрали, по методу: «Если ночью на улице потерял кошелёк, то ищи его возле зажжённого фонаря, так удобнее». Существовала даже инструкция, согласно которой бурение скважин производилось на расстоянии не более пятидесяти километров от этой магистрали. Потом оказалось, что железная дорога проходит по землям, благоприятным для проживания людей, но не содержащим ни нефти, ни газа. Эта «сладкая парочка» забралась далеко на север, словно нарочно спрятавшись от цивилизации.

Открытие нефти и газа в Западной Сибири, если использовать известное выражение Эйнштейна, это не только драма идей, но и драма людей. Энтузиастов упрекали в расточительстве, чуть ли не в авантюризме: мол, пускают на ветер народные деньги. Или говорили: «Нет в Сибири нефти, и быть не может. Сколько лет ищут её!» Много позже противники сибирской нефти скажут в своё оправдание, что открытие её – дело коллективное, что тут нельзя кого-либо выделить. Нет, можно. И даже нужно. Именно первых энтузиастов, подвижников идеи существования нефтегазоносных залежей в Западной Сибири. И обязательно надо о них писать и говорить, чтобы и молодое поколение помнило этих людей – первых искателей и разработчиков нефти и газа в Западной Сибири, их сподвижников и последователей.

Берёзовский фонтан

Уже в 1948 году для перспективной оценки нефтегазоносной территории Западной Сибири была организована Тюменская геологическая экспедиция. До «большой нефти» было ещё далеко, население края по-прежнему занималось в основном рыболовством и переработкой, трудилось в лесном хозяйстве и деревообрабатывающей промышленности.

Однако будущее этого региона уже определяли геолого-разведочные работы. Новый план поисков нефти был принят Министерством геологии СССР в 1950 году. В Тюменскую область поступило необходимое оборудование, началось пробное бурение. Объём глубокого бурения был ещё небольшим, например, он составлял в 1952 году лишь 996 метров. В том же году специализированный геофизический трест «Сибнефтегеофизика» начал сейсморазведочные работы на территории Ханты-Мансийского округа.

Но в ряде мест бурение производилось без проведения геофизических работ. Так было, скажем, в районе Берёзова, где летом 1952 года заложили опорную скважину, но вскоре её посчитали бесперспективной и забросили… Берёзовский фонтан в принципе можно представить как конечное звено цепи случайностей. Не будем уходить от разговора о них. Караван с баржами, на которых везли оборудование для буровых, не дошёл до Казыма, а застрял в Берёзове. Почему? Ведь эта опорная скважина должна была буриться не в Берёзове, а на Казыме, правом притоке Оби. Но летом речка обмелела, а маломерного флота, чтобы доставить оборудование на Казымскую базу, у Тюменской экспедиции не было. Остановились здесь. Далее ещё одна случайность: начальник партии А.Г. Быстрицкий выбрал место для бурения, где удобнее было принимать оборудование, так как транспорт у партии был весьма слабосилен. За перенос места он получил выговор. Кстати, если бы пробурили опорную скважину по плану, она дала бы только воду, точка оказалась за пределами месторождения. Случайно решили бурить скважину не у больницы, там гул дизелей мог помешать больным, а ближе к реке, за стеклозаводом. Скважина дала немного газа, потом газ кончился; чем глубже уходили долота в землю, тем меньше надежд на открытие оставалось. Наконец, в тресте решили: скважина бесперспективна, мертва.

Всё могло бы повернуться иначе, если бы нашёлся человек с сильным характером, мощной личной энергетикой, идущий в своих целях до конца, такой, например, как В.И. Муравленко – практически основатель всего нефтегазового топливного комплекса в Западной Сибири. И тогда, вполне возможно, «третий Баку» был бы открыт на десять лет раньше. Всё-таки личность человека в истории играет существенную роль. И случай, стечение обстоятельств. А пока произошло то, что произошло. Особых результатов геолого-разведочные экспедиции не дали. Поэтому в первом полугодии 1953 года Л.П. Берия, курировавший энергетику страны, принял решение о прекращении в Западной Сибири поисковых работ на нефть и газ.

Исследования свернули. Упразднили целый ряд геофизических и геолого-разведочных экспедиций, их оборудование стали перевозить в другие районы страны. Берёзовскую буровую партию также решили расформировать. Необходимо было поднять спущенное в скважину оборудование, демонтировать буровую вышку и перевезти всё это в более перспективный регион. Аварийная ситуация произошла в сентябре 1953 года после разбуривания цементных пробок. Когда стали поднимать инструмент, когда в земле оставалось всего двести пятьдесят метров стальных труб, из глубин донёсся нарастающий гул. «Неведомая сила» сама вытолкнула эти трубы и пикообразное долото из скважины. Но эту аварию встретили радостно, потому что из устья скважины ударил 50-метровый газовый фонтан. Значит, богатое месторождение. Его рёв слышен был на десяток километров. Образно говоря, гул с берега речки Вогулки донёсся и до Москвы.

Открытие состоялось. Случайно? В какой-то мере – да, но случай этот небеспричинный, то не была слепая удача. Искатели шли по следу, указанному учёными; не будь фонтана в сентябре 1953 года, он, безусловно, ударил бы из скважины, пробурённой немного позже. В это было трудно поверить: аварийная и бесперспективная скважина оказалась поистине счастливой. А радостное известие о Берёзовском фонтане природного газа вывело север Западной Сибири, не сразу, конечно, но постепенно и неуклонно, на новый определяющий виток своего развития.

И главное – в регионе продолжили геолого-разведочные исследования, а ведь их могли бы заморозить на десятилетия. Фонтан этот изменил планы Министерства геологии СССР, которое уже сворачивало здесь поисковые работы, посчитав их нецелесообразными. «Строптивый» А.Г. Быстрицкий был возвращён на буровую и участвовал в укрощении газового фонтана. А впоследствии за это открытие он был удостоен высших наград СССР – звание лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда. Так зарождалась газодобывающая отрасль промышленности Западной Сибири.

«Гиблое» место

Усть-Балык… Что это за место было такое? Гиблое, другого слова не подберёшь. Жили ли здесь вообще когда-нибудь люди? Не было этого островка среди болот и топей ни на одной топографической карте. Здесь нельзя было найти ни одного сухого места, смешались пять рек и речушек. Но Усть-Балык почему-то ни одному паводку не поддавался. Наверное, обладал всё-таки какой-то таинственной силой и энергетикой. И люди сюда тянулись. И, оказывается, жили испокон веков. Вот таким примерно неприглядным предстал перед Фарманом Салмановым и его товарищами будущий Нефтеюганск. Настроение было невесёлое. Но именно здесь решено было разместить базу сейсмопартии, чтобы капитально исследовать этот район. И место было выбрано безошибочно. В чём, конечно же, заключалось провидческое чутьё на нефть Салманова.

А вскоре в Сургут приехал Ю.Г. Эрвье, которого по праву считают «отцом тюменской нефти». А ещё между собой геологи и нефтяники называли его «верховным». Он любил сам добросовестно вникать во все проблемы и детали, не чураясь и самых мелких забот. Его невозможно было провести недобросовестной информацией или каким-либо поспешным сообщением «об успехе». Эрвье обладал цепкой памятью, знал имена сотен людей, причастных к обстоятельствам текущих дел, совершал множество ежедневных поездок по региону. И ему было не привыкать к трудностям. Сказывалась многолетняя привычка к походной жизни, тяга к людям, к недрам земли, не утихавшая с годами. «Верховный» никогда надолго не задерживался в своём кабинете: оказывался то в кабине вездехода, то в каюте катера, то оглядывал пространство тайги из вертолёта.

Из воспоминаний Ф.К. Салманова: «…Ознакомившись с положением на глубокой Пимской скважине, несколько раз пострадавшей от наводнения, мы по петлистому Сингапаю прошли в Юганскую Обь. Ночью наш катер приткнулся к берегу, так и не дойдя до будущего посёлка. Вдали мерцали редкие огоньки костров. У геологов есть почётное право первопроходцев – давать имена открытым месторождениям. Так же как путешественники, нанося на карты неизвестный остров или пролив, сразу же именовали его, так и мы, составляя опись земных глубин, широко пользуемся этой привилегией. Но если географические открытия в XX веке происходят всё реже, то геологические – гораздо чаще. Ромашкинское месторождение, принёсшее Татарии славу «второго Баку», обязано своим названием романтически настроенному коллеге.

Но раньше геологи, разбивая лагерь в обжитых сибиряками местах, оставляли за своими посёлочками традиционные названия. На острове же нам впервые предоставлялась полная свобода выбора...

– Так какое же название дадим мы посёлку? Давайте вместе подумаем, – вновь обратился к товарищам Юрий Георгиевич.

– Геолог, – не мудрствуя лукаво, сказал Биншток.

– Банально, – вмиг отклонили остальные.

– Может быть, Нефтегорск? – предложил я.

– Какие здесь горы, – парировал Ровнин, – лучше с рекой связать.

– Тогда Нефтеобск? – вновь сказал я.

– А что если назвать Нефтеюганск? – предложил Эрвье.

Название понравилось всем. Было в этом слове удачное сочетание нового со старым».

За свою жизнь Салманов открыл более 130 месторождений нефти. Точной цифры не знает – не считал. В школах Сургута, Уренгоя, Нефтеюганска, Нижневартов­ска, Ханты-Мансийска «проходят» Фармана Салманова. По истории: Спартак, Юлий Цезарь, Галилей, Иван Грозный, Степан Разин, Юрий Гагарин, Фарман Салманов. Ведь благодаря открытой им в Западной Сибири нефти и возникли эти города. И школы, в которых его проходят.

Он буквально чуял нефть. Но у него были и хорошие учителя. После института его направили в Кузбасс. Но Салманов понимал – тут дело пустое. Он так и сказал начальству: «В Кузбассе нефти нет». Тогда из обкома приехала комиссия – разбираться с молодым строптивым начальником нефтегазоразведки. И он решил тайно бежать в Сургут. Вместе со своей партией. Это было не только смелое решение, но и авантюрно-приключенческое, грозившее судебным преследованием. Но Салманов прикинул план переброски людей и техники – на тысячу километров вверх по Оби. Салманова пытались отстранить от работы и судить. Но его команда – 40 семей добровольцев – пригрозила забастовкой. Чтобы не нагнетать обстановку, начальство подписало приказ задним числом – о переброске партии Салманова в Сургут.

Первая скважина в районе селения Мегион дала фонтан нефти 21 марта 1961 года. Радист вломился в домик Салманова поздно ночью и протянул радиограмму: «Салманову. Скважина фонтанирует чистой нефтью дебитом 200 тонн». То есть 200 тонн в сутки. На митинге по случаю открытия месторождения Салманов тряс своими буйными, как и его характер, кудрями, свирепо сверкал белками глаз и кричал:

– Товарищи! Нефть мегионской скважины – это нефть высокого качества. Это исключительно хорошая нефть. Двадцать процентов бензина! Двадцать четыре процента керосина! Другие ценные компоненты! Но я не это хочу сказать. Совсем другое хочу сказать. Мегион – только начало. Я вот что хочу сказать: скоро все услышат о других скважинах!

Всем своим оппонентам Салманов отправил письма одного содержания: «Уважаемый товарищ, в Мегионе на скважине № 1 с глубины 2180 метров получен фонтан нефти. Ясно? С уважением, Фарман Салманов». Оппоненты ответили: это природная аномалия, через пару недель скважина иссякнет, большой нефти в Западной Сибири не может быть. Когда забил фонтан из второй скважины в районе Усть-Балыка, Салманов отправил начальству радиограмму: «Скважина лупит по всем правилам!» И ещё такую же телеграмму – XXII съезду КПСС. А лично Н.С. Хрущёву: «Я нашёл нефть. Вот так, Салманов».

Третья скважина тоже дала нефть. Скептикам пришлось признать, что в Западной Сибири найдено большое месторождение. Но они не сдавались. «А как транспортировать сургутскую нефть в европейскую часть страны?» – спрашивали скептики. Тюменский судостроительный завод изготовил 20 нефтеналивных барж. 27 мая 1964 года они доставили на перерабатывающий завод первую промышленную нефть. И пришла слава.

Один из американских нефтяных магнатов когда-то сказал: «Если у вас нет времени, то вам и некогда зарабатывать деньги». Мысль, конечно, хороша, да не про таких, как Фарман Салманов, как Виктор Муравленко, как Юрий Эрвье и сотни, тысячи других нефтяников Советского Союза. Она верна в первой своей части. Да, у них не было времени – они буквально горели на работе, чтобы добыть нефть и обеспечить величие и мощь Державе. А деньги… Что ж. С собой на тот свет даже ржавого гвоздя не захватишь.