Уверен, что книга Соломона Волкова «Большой театр. Культура и политика. Новая история» вызовет споры не только в профессиональной среде. Не меньшие, а может, и большие, чем его труды, связанные с творчеством Дмитрия Дмитриевича Шостаковича или Иосифа Александровича Бродского. Хотя бы потому, что, однажды родившись, Большой театр обладает не только метафизическим, но и физическим бессмертием, которого лишена отдельная – пусть и гениальная – человеческая индивидуальность.
Можно, конечно, сказать, что театры тоже рождаются и умирают. Но, похоже, к Большому это не имеет отношения. Его бытие неразрывно связано с существованием отечественной государственности, какие бы формы она ни принимала. В Российской империи, в Советском Союзе, в новой демократической России Большой театр был и остаётся национальным символом, не нуждающимся ни в каких дополнительных комментариях. Даже в ту пору, когда столица империи была в Санкт-Петербурге, где Мариинский театр был обласкан монаршей семьёй и получал львиную долю государственных благодеяний. Хотя, как справедливо пишет С. Волков, Большой театр обрёл подлинную силу не в пору директорства Верстовского или Глинки, а в конце ХIХ столетия, когда Московскую дирекцию императорских театров возглавил В.А. Теляковский, сохранивший за собой право прямого управления московскими театрами даже тогда, когда стал руководить всеми императорскими театральными учреждениями. Стремительно развивающаяся московская буржуазия хотела видеть свой оперный театр по-настоящему Большим, подлинным соперником имперского Мариинского театра – и преуспела в этом. Но при всём том Большой неизменно оставался театром национального репертуара – каким мыслили его Верстовский и Глинка, каким он сохранился на рубеже ХХ и ХХI веков.
Не собираюсь пересказывать в высшей степени увлекательное повествование С. Волкова, который выбрал свой угол зрения на историю Большого театра, после революции получившего право называться первым театром страны. Понятно, что автор не преминул вспомнить об отношении к Большому театру В. Ленина, который, как известно, начертал на записке А. Луначарского в 1918 году знаменитую резолюцию: «Все театры советую положить в гроб». Однако после переезда большевистского правительства в Москву стало ясно, что именно старая столица будет наиболее притягательна для деятелей культуры прежней империи. Именно в Большой начнут переезжать солисты оперной и балетной трупп Мариинского театра.
Соперничество двух великих коллективов не прекращалось даже в ту пору, когда Петербург стал Ленинградом, «столичным городом с областной судьбой». Оно сохраняется и поныне, когда Северная столица стала именоваться культурной столицей России. И в этом тоже есть свой поворот судьбы.
Споры о книге С. Волкова вызовет сам подход автора к исследуемому материалу. Прямые сопряжения художественной культуры и политики всегда опасны, они неизбежно упрощают акт творчества и чрезмерно одухотворяют социальную практику. Но, как мне представляется, применительно к Большому театру такой подход правомерен, так как этот художественный институт всегда обладал и иным – государственным, политическим – измерением. К тому же С. Волков виртуозно владеет избранным им методом, что он не раз доказывал в своих предшествующих сочинениях (достаточно вспомнить о книге «Шостакович и Сталин: художник и царь»). Его интересуют большие лихие истории и политика, которая вбирает в себя и политику культурную. Тем более в периоды, когда её определяют первые лица государства. Именно поэтому такое важное место в книге занимают главы, связанные со сталинской эпохой. Художественные вкусы пользующегося неограниченной властью «отца всех народов», его политические и личные пристрастия долгие годы определяли судьбу театра в целом, равно как и судьбы отдельных спектаклей, их авторов, артистов, в них участвующих. Для автора книги понятно, что подобная роковая близость к «престолу» всегда губительна для искусства. Тем большим даром обладали те художники, которые пытались сохранить суверенность своего творчества в условиях политического произвола. Как справедливо отмечает С. Волков, Сталин сопоставим в своих устремлениях с Николаем I, но «красному императору» не удалось добиться от советских композиторов ничего равного
«Жизни за царя» М. Глинки. Впрочем, как известно, он добился многого другого – за пределами Большого театра.
По собственному признанию С. Волкова, он мечтал написать книгу о Большом театре и большой политике в его творческой истории ещё с середины 60-х годов прошлого века, когда работал в журнале «Советская музыка», где сначала опубликовал архивные материалы Л.В. Собинова, а затем пытался отразить общественную позицию Ф.И. Шаляпина в разные периоды жизни великого певца. По понятным причинам сделать это на рубеже шестидесятых-семидесятых годов было в высшей степени затруднительно. Но, полагаю, причина – не только в политических обстоятельствах. «Большой театр. Культура и политика. Новая история» – это результат и огромного труда, что называется, труда длиною в жизнь. Здесь нужны талант и усердие исследователя, умеющего работать с архивными материалами, историческими документами, и накопленный человеческий опыт, в значительной степени раскрывающий масштаб личности, имеющей собственную точку зрения на важнейшие вопросы искусства и жизни.
Книга С. Волкова в высшей степени актуальна сегодня, когда общественные дискуссии вокруг художественной культуры, её права на собственное осмысление национальной и мировой истории и дня сегодняшнего выламываются за пределы здравого смысла. Опыт Большого театра в его отношениях с политической реальностью может многому научить и от многого предостеречь. Уверен, что руководители Большого последних десятилетий не раз перечитывали дневниковую запись В.А. Теляковского от 23 апреля 1901 года, не утратившую своего смысла и по сей день: «Напрасно думают, что в такое время – неважная отрасль. Театры в истории народов всегда играли в известное время роль и подготавливали события, и потому во главе их должен стоять человек, свято любящий искусство и отдающий отчёт, что он служит государю и отечеству не менее других деятелей, руководящих духовной сферой человечества». ′