МЫ. Антология поэтов Донбасса / Сост. Карен Джангиров. – М.: Белогорье, 2019. – 472 с. – 500 экз.
Эту книгу, политический пафос которой – противостояние бандеровской хунте, придумал Карен Джангиров, живущий теперь (горькая ирония истории) в Канаде, которая многие десятилетия поддерживает бандеровцев. Джангиров – поэт, признанный мастер верлибра, популяризатор этого направления, издавший десятки книг, в том числе уникальные сборники конца 1980-х: «Белый квадрат», «Время Икс», «Антология русского верлибра». Это было эстетское отстаивание права на существование русского свободного стиха. Через 30 лет потребовалось бороться за право на существование русского человека. Антология «МЫ» – это именно борьба, а не эстетство, хотя в ней собраны не только стихи, наполненные гражданским пафосом, но и тонкие, изящные вещи. В книге собраны стихи поэтов Донбасса и не доживших до войны 2014 года, и живущих сейчас в ДНР/ЛНР, и рассеянных за пределами малой родины. Здесь – люди разных возрастов, живые и мёртвые: потомственные шахтёры, литераторы, священники, учителя, менеджеры... А ещё в книге – страшные, беспощадно натуралистичные фото войны: горе, разруха, убитые дети – с подытоживающей фотографией подборки, где пожилая дончанка стоит с плакатом «Путин, введи войска».
Книга эта наверняка станет библиографической редкостью, как и предыдущие проекты Карена Джангирова. В магазинах она не продаётся, заказать антологию можно по адресу: kostrub69@mail.ru.
Светлана Куралех
* * *
Всё холоднее на ветру,
и время всё неумолимей.
– Вы где?
– Мы в Иерусалиме.
– А вы?
– Мы там, где кенгуру.
А убиенные – в раю,
а незабвенные – в Нью-Йорке.
А я одна в глухом краю,
всё стерегу свои задворки.
Ушла ночная электричка,
и кажется, что всё ушло...
Я – бабочка-шизофреничка,
бьюсь о вагонное стекло.
Павел Сердюк
* * *
Восторг гуманитарной каши,
тепло варёного пшена,
и вой сирены-музыкантши.
С едой проблема решена.
Ночлег в тепле воспоминаний,
снов довоенных миражи.
И россыпь знаков препинаний,
а слов не хватит, чтоб сложить
хоть строчку в повести печальной
моей земли прифронтовой,
обычной и необычайной.
И всё, поросшее травой,
взойдёт строфой в миру когда-то
на всех ресурсах в полный рост.
Летят снежинки, словно даты,
и чёрный ворон, певчий дрозд
бредут, как символы, навстречу
прифронтовой моей судьбе
с прямой невысказанной речью
и крошкой каши на губе.
Светлана Заготова
* * *
Кто-то выходит раньше.
Кто-то едет до конца.
Кого-то выталкивают.
Маленький переполненный автобус –
маленький переполненный мир.
Планета пеньков,
крепко уцепившихся за место.
Изваяний с отбитыми ушами,
не слышащих голоса матери,
висящей на подножке
и умоляющей подвинуться
хотя бы на одного ребёнка.
Наталья Хаткина
Домик со снегопадом
Ты, кого нет со мною рядом,
и не будет, как раньше – на «раз-два-три!»,
подари мне шарик со снегопадом
и тепло октябрьское подари.
В этом шарике – домик на два окошка,
огонёк мерцает, уютно так
в нашем снежном прошлом
ты дышал мне в ладошки,
а я думала, дура: «Какой дурак!»
Игорь Галкин
* * *
Время-то какое сволочное!..
Только радости – что осень на подходе.
Вот когда всё русское, родное
снова оживает в обиходе.
Выросшие за лето деревья –
не обрежь, так выдавят окошко.
Жёлтое грушёвое варенье,
нехотя текущее из ложки.
Тянет георгинами и прелью.
Водка пьётся добрыми глотками.
Осы норовят залезть в тарелки
или недопитые стаканы.
А когда с похмелья, спозаранку
ломит нам славянские затылки,
добрые и мудрые славянки
достают вчерашние бутылки.
Нас в какие дали не манило!
Но взалкаешь, душу распотешишь…
Сколько уж правителей сменилось,
песни-то поём одни и те же.
Здесь и пьют, и каются на равных.
И нигде похожего не сыщешь.
Потому и тянет нас обратно –
хоть в объятья, хоть на пепелище.
Владислав Русанов
* * *
Я видел пробитые навылет панели,
я слышал, как пули срезают ветки,
я знаю, как вести себя при артобстреле,
я умею отличать «прилёт» от «ответки».
Я видел, как дети боятся неба,
я слышал, как мать рыдает над сыном,
я знаю, как город выживает без хлеба...
И я не сумею простить Украину.
Виктория Полякова
Один день из жизни Донбасса
Макеевка, 30 января 2017 года
«Минск» одним движеньем сорван,
Ради денег и наград…
От авдеевской промзоны
Город накрывает «Град»…
Над моей землёй Донецкой
Словно коршун дрон парит…
Во дворе больницы детской
Две воронки, кровь и крик…
Не несите, люди, свечи.
Не копите в душах гнев.
Мир – не вечен. Век – увечен.
Исцелится, отболев…
Небосвод опять разорван,
В храмах ангелы скорбят…
А Война выводит «соло»
Третий год уже подряд…
Ганна Шевченко
* * *
Заколочен досками колодец,
возле грядок брошены лопаты,
незнакомый и нетрезвый хлопец
курит возле дедушкиной хаты.
Выплывет хозяйка, озираясь –
что хотят дотошные шпионы?
Выплеснет помои из сарая
в бабушкины флоксы и пионы.
Детство отшумело и пропало,
убежало странствовать по нивам,
затерялось в гуще сеновалов,
растворилось в воздухе ленивом.
Лишь стоит за сломанной калиткой,
возле обветшалого крыльца,
нерушимый, крепкий, монолитный
запах бузины и чабреца.
* * *
Мертвецам не страшна непогода
между плит они ходят толпой,
озираются, ищут чего-то
на траве прошлогодней, скупой.
И один благородный и тонкий
(подлецов среди них не найти),
неживой от усов до печёнки,
бледнолицый, прозрачный почти,
молчаливый, холодный, унылый
на могиле является вдруг,
чтоб букет увядающих лилий
исцелить наложением рук.
Дмитрий Трибушный
* * *
Четвёртый год зимы.
Снег делают в Китае.
Он тает на лету.
И бог китайский с ним.
Я ко всему привык,
И больше не играю.
Свои права на снег
Передаю другим.
И кажется, что ночь
Как вечность будет длиться.
И до конца зимы
Два миллиона ли.
Где бабочку искать,
Которой это снится?
В провинции Донецк?
На краешке земли?
Моя печаль светла.
Светла и безначальна.
Для светлости такой
Достаточно белил.
И море, и Гомер –
Всё движется печалью.
По крайней мере, так
Конфуций говорил.
* * *
По улице сентябрь водили.
Желтели клёны напоказ.
А нас чему-нибудь учили,
И боги плакали о нас.
«Из искры возгорится пламя» –
Ещё молилась детвора.
Не знал Ильич, что вместе с нами
Уйдёт со школьного двора.
Разбился Цой. Горела Троя.
И боги думали всерьёз.
Что мы – последние герои
Страны, летящей под откос.
Наталья Изотова
* * *
Над озером желейно-гладким
Стою, сложив намокший зонт.
Могла бы обронить перчатку,
Но для перчаток не сезон.
И крошечный хризобериллик
Кольца, конфетку пралине,
Полста слезинок, десять шпилек
Могла бы уронить вполне.
В тиши природного алькова
Не устаю себя казнить:
Ну ровно ничего такого,
Что бы не жалко обронить!
Цепляя кружевом соцветья
И надрывая стебли трав,
Могла бы платьем шелестеть я,
Подол дивчинно подобрав…
Мне нравится всё в этом роде,
Близка кисейная краса,
Но всё ж привычнее в походе
Неприхотливая джинса.
Своей практичною рукою
и ручкой – запишу в тетрадь:
«Что делать, времечко такое –
Ни обронить, ни подобрать!»
Екатерина Сокрута
Зона АТУ
В ветках запутался мёртвый грач.
Перья его – зола.
Землю мою обошёл палач,
Сел во главе стола.
Яства готовы: вороний глаз,
Кости, трава полынь –
Скудно и горько. А мой Донбасс
Пьёт молоко святынь.
Быстро, как птицы, взлетали ввысь
Брызги кусков стекла.
В старой духовке, не смазав лист,
Пекло земля пекла.
В печке горели среди всех зол
Мысли мои в дыму.
Новой метлою до ночи мёл
Ветер в моём дому.
Полуслепой, но, как Божий глас,
Ворон кричал в бреду,
Что на закате в родной Донбасс,
В землю его паду...
Анна Ревякина
* * *
Что ни дом, то короб пустой,
что ни слово, то сух язык, –
эта боль посильней зубной.
Бог, как опытный ростовщик,
назначает такой процент,
не расплатишься до зимы.
После смерти не будет цен,
только свечечки зажжены.
Под ногами горит асфальт,
и не слышно колоколов,
в этом городе плавят сталь,
проливают свою же кровь.
А за городом светлячки
освещают победный путь,
я гляжу сквозь твои очки,
я желаю к слепцам примкнуть.
Что ни дом, то сплошная скорбь,
что ни голос, то вой сирен.
Этот город был слишком горд,
и теперь он пошёл в размен.
Бог торгуется, как банкир,
не уступит и двух монет.
Бог смеётся, что Божий мир
утверждает, что Бога нет.
Его смех – канонада дня,
город плотно берут в кольцо.
В этот город пришла война,
я боюсь ей смотреть в лицо.
Алиса Фёдорова
* * *
Унижен и изувечен.
Но не расчеловечен.
Голоден и обезвожен.
Но не обезбожен.
Топится адская печка.
Горячий от солнца и горя,
Мой город горит, как свечка
У Господа на престоле.
Карен Джангиров
* * *
Александру Захарченко
Это не важно – сколько ты прожил лет,
это не важно – сколько ты прожил зим,
сколько звенело в кармане твоём монет,
какими ветрами был по земле гоним.
Важно другое – погладив седой рукой,
Отче тебя уже ни о чём не спросит,
даст тебе снова небо над головой
и, может быть, даже о чём-то тебя попросит.
Прямая речь
Из предисловия составителя, Карена Джангирова:
«В своём главном смысле эта книга – такой же вызов киевской хунте, как Иловайск и Дебальцево, пусть и в иных масштабах. Эта книга – материализация МЫ, одолеть которое невозможно, как нельзя одолеть русское Слово…
Антология порадует читателей своими маленькими и большими жемчужинами и найдёт отклик в сердцах тех, кем происходящее сегодня на Донбассе воспринимается как личная боль и трагедия. А таковых много. Невероятно много. Я постоянно получаю рукописи со всех уголков планеты – либо для рецензии, либо для оценки. И вот что удивительно: с тех пор как хунта объявила войну своему народу и начала литься кровь, едва ли не каждый второй верлибр, написанный русскоязычными авторами от Берлина до Мельбурна, от Мельбурна до Хабаровска, от Хабаровска до Парижа... посвящён этой тематике. Это ли не доказательство того, что за дончанами стоит огромная эзотерическая сила, «сотканная» по каплям из тех, для кого Русский Язык, сама Русскость – единственный способ бытия на земле…»