События Первой мировой войны находили отражение в литературных произведениях, написанных по горячим следам. Военные стихи и рассказы издавали Ф. Сологуб, Л. Андреев, В. Брюсов, В. Маяковский, В. Хлебников, И. Северянин, С. Городецкий, А. Блок и многие другие. В июле 1915 года одна из лучших сатириков своего времени Н.А. Тэффи выпустила сборник рассказов «Зарево битвы». Даже в трагической теме Надежда Александровна находила юмористические нотки.
Деревушка вся была разбитая вдребезги, как старая чашка. Немцы исколотили её своими огромными снарядами и ушли – точно дело сделали.
В версте от деревушки торчит труба кирпичного завода. На ней три яркие заплаты из нового кирпича – гордость владельца завода. Ещё бы! Немцы подняли неистовую пальбу по трубе; разбили её в трёх местах, а свалить так и не смогли.
– Вот ведь какой кирпич выделывает мой завод! – хвастается хозяин. – Против немецких «чемоданов» устоял.
И торчит труба гордая, выше прежнего – выше потому, что деревушка обескрышенная, раздавленная, словно к земле присела.
Но и она уже оживает. Запестрели стены заплатками из свежего тёса, кое-где на стропилах зажелтела временная соломенная кровля. Налаживается жизнь, возвращаются люди.
В тот страшный день, когда налетела немецкая артиллерия, деревушка была пуста. Жители успели вовремя скрыться, забрав свой скарб.
Во всей деревне остался только один житель, ни за что не пожелавший покинуть своей хаты. Это был Игнатий Сливка. О нём-то я и хочу рассказать.
Мы бродили по полю, осматривали опустевшие окопы, искали, не найдём ли какого любопытного осколка от снарядов.
Место было интересное. Наши окопы встречались с немецкими и переливались через них. Издали смотреть – словно две реки взмывались волнами навстречу друг другу, и вот одна остановилась, другая через неё перекинулась и повернула русло.
Но ничего в окопах уже не было Из соседнего городка и из деревень нахлынуло сразу после немецкого отступления много любопытных и разобрали на память все кусочки и осколочки.
Но это было не так важно. Хотелось разыскать и побеседовать с Игнатием Сливкой. Нам о нём ещё на станции рассказывали.
Подумать только! Человек остался один в целой деревне, через которую перелетали и наши, и немецкие снаряды. А потом туда же пришли немцы, и он один видел их, и они видели, что он один в целой деревне. Подумать жутко! Чего только он не перечувствовал! Как с ума не сошёл!
Искать Сливку пришлось недолго. Он сам вылез из-под какого-то забора, точно поджидал нас. И прямо сказал:
– А я здесь.
Очевидно, любопытствующие уже приучили его к расспросам. Он подошёл спокойно и деловито, маленький, худенький, загорелый, с энергично сдвинутыми бровями, с седоватыми бачками.
– Ну, Сливка, расскажите нам, пожалуйста, как немцы тут были.
Он прокашлялся.
– А вот спустили они пруд у помещика, воду всю выпустили, а там, в пруду, караси были. Так они всех карасей переловили. Два ведра полных. Во какие караси!
Он показал ладонями величину карася, и так как был, по-видимому, человек честный, то долго сдвигал и раздвигал руки, чтобы быть точным. Наклонил голову, пригляделся сбоку.
– Во какие! Жир-р-рные! Потом побежали немцы и карасей побросали, мне полведра осталось. Га! Во какие!
Он опять нашёл точную величину карася и долго тряс руками:
– Во какие! Караси! Во!
– Ну, расскажите нам, Сливка, страшно вам было, когда снаряды в деревню полетели?
– А, страшно! – нехотя ответил он, задумался, усмехнулся. – Во какие, ей-богу!
– Что?
– Да караси. Полведра оставили. Как стали убегать, заторопились и полведра карасей оставили. А всего ведра два наловили. Во!
– Слушайте, Сливка, а они как к вам отнеслись? Ведь вы тут один во всей деревне остались. Что же, они грубо с вами обращались?
– А как же! – вяло ответил он. – Очень даже. А только в пруду больше, видно, уж карасей никогда не будет. Всё выловили дочиста. И приплоду не от кого ждать.
– А сами немцы боялись всё-таки, чувствовали, что наши их прогонят?
– Жиррные!
– Что?
– Караси. Во! С тарелку будут. Да куда там с тарелку. Тарелка-то ещё какая попадётся. А карась-то во! Как сковорода.
Мы долго молчали и, вздохнув, спросили безнадёжно:
– Что, Сливка, должно быть, никогда не забудете, как вы один тут оставались в разрушенной деревне, совсем один, а кругом орудия ревут, и горят дома, и вихрь огневой, и дым чёрный, и лютая смерть? Жутко было вам? Никогда не забудете?
Он сплюнул через зубы, ответил, зевнув:
– Где уж там забудешь. Немцы, известно, не сладкие. В пруду-то всю воду выпустили. Я никогда и не думал, чтоб там такие крупные караси были. Во! Что тарелка! С тарелкой и не сравню! Во!
Мы ждали своего поезда на маленькой станции около Сливкиной деревушки.
Скучали, зевали, искали глазами желанный дымок.
В конце платформы собралась группа, очевидно, как мы, приехавших полюбопытствовать: господин с кокардой, три дамы и гимназист. Они окружили кого-то, слушали.
– Посмотрим, что там такое...
Там оказался Сливка.
Мы не подошли близко. Мы ещё издали увидели его жесты: он раздвигал и сдвигал распяленные руки, пригнув голову, намечал точную величину и восторженно тряс головой:
– Во! Во!
ТЭФФИ
Секретариат СП России призвал не участвовать в «действе, не имеющем ничего общего с любовью к Родине».
Известного тележурналиста Владимира ПОЗНЕРА с громким скандалом прогнали из Грузии.
О русофобии Джорджа ОРУЭЛЛА и негативном влиянии его знаменитой повести размышляет Геннадий ПИМЕНОВ.
Стихи Народного писателя Удмуртской Республики Вячеслава АР-СЕРГИ переведены на многие языки мира.
Все годы войны в Донбассе Александр САВЕНКОВ живет в родной Горловке. Это не могло не отразиться в его стихах.
Стихи Василия КИЛЯКОВА можно отнести к «тихой лирике», а можно и просто к хорошей поэзии.
Митрополит Калужский и Боровский КЛИМЕНТ размышляет о книге Павле КРЕНЁВА.
Людмила ЛАВРОВА рассказывает о премьере в Красноярском театре оперы и балета имени Дмитрия ХВОРОСТОВСКОГО.
Сергей АРУТЮНОВ «открывает» поэта Юрия КЛЮЧНИКОВА в год 90-летия последнего.
Платон БЕСЕДИН возмущен тем, что в России покажут украинский сериал.
Журналист и общественник Евгений ТИНЯНСКИЙ о бандеровце, неплохо устроившемся в Крыму.