Многие помнят, что повесть Эренбурга дала имя хрущёвским реформам, но содержание произведения большинством забыто напрочь
Мне всегда хотелось прочитать «Оттепель» Ильи Эренбурга, но времени не выпадало, а недавно нашла её в интернете. Сразу скажу: повесть показалась слабенькой, скучной. Персонажи неживые, сюжет высосан из пальца. Естественно, возник вопрос: почему именно эта вещь дала имя целому историческому периоду?
И захотелось посмотреть, как встретили «Оттепель», когда она была опубликована, что о ней писали. Неужели она вызвала восхищение?
Повесть вышла в мае 1954 года в «Знамени». Одним из первых откликнулся на неё Константин Симонов. В то время он был на пике популярности, вторым человеком в руководстве Союза писателей СССР, возглавлял «Новый мир».
Константин Симонов опубликовал большую статью «Новая повесть Ильи Эренбурга» в двух номерах «Литературной газеты» (№№ 85, 86 от 17 и 20 июля 1954 года). Вот что он говорит о сюжете: «Рассказанная в повести история Лены Журавлёвой и проблемы, связанные с ней, заслуживают внимания. Эренбург повествует о том, как молодая женщина, учительница, ещё студенткой вышедшая замуж, постепенно начинает понимать, что её муж превратился в карьериста, равнодушного к людям и даже готового переступить через их интересы и права ради своей карьеры. Лена Журавлёва уходит от мужа, забирает ребёнка, начинает самостоятельную жизнь, и писатель утверждает право на её этот шаг; нравственная деформация Журавлёва разрушила их любовь, семью, и дальнейшая совместная жизнь двух чуждых друг другу людей перестаёт соответствовать нормам социалистической морали. Наряду с этим, создавая отрицательный образ Журавлёва, оказавшегося на посту директора завода, Эренбург законно спрашивает: да может ли руководить людьми человек, не любящий их, человек, кощунственно прикрывающий нежелание заботиться о людях якобы государственными интересами, то есть начисто не понимающий этих государственных интересов? И отвечает: нет, не может!»
Как же относятся к поступку Лены другие персонажи? Считают её дурочкой, проворонившей своё счастье? Константин Симонов тоже спрашивает: «Почему, вспоминая положительных героев И. Эренбурга, вместе с симпатией к ним испытываешь и чувство неудовлетворённости, когда охватываешь глазом общую картину?»
Значит, и автор рецензии засомневался в правильности поступка Лены? Нет! Его смутило другое: «Вот Лена, хорошая молодая неглупая женщина. Такой она выглядит в повести. Однако, когда о ней заговаривают другие персонажи, то эти качества начинают приобретать оттенок исключительности, подчёркнутости. «Умная женщина, в Москве такую редко встретишь», – думает о ней Коротеев…»
И вот как вообще оценивает повесть «Оттепель» Константин Симонов: «Далёкая от художественности отрывочная протокольная запись характерна для многих страниц «Оттепели» – произведения, где беглость и поверхностность наблюдений самым разительным образом сказались не только на его идейной стороне, но с неменьшей отрицательной силой и на стороне художественной. А в итоге перед нами повесть, которая, на мой взгляд, много слабей всего, что создал Илья Эренбург за последние полтора десятилетия своей работы в литературе… В конечном итоге вся повесть, несмотря на некоторые хорошие страницы, представляется огорчительной для нашей литературы неудачей автора».
Илья Эренбург обиделся и опубликовал в «Литературной газете» статью, где оправдывался, говорил, что повесть не поняли, но всё же признавал, что она неудачна.
На II съезде писателей, который состоялся в том же 1954 году, где и в докладе, и в содокладе называли повесть «Оттепель» неудачной, Илья Эренбург сказал в своем выступлении: «Если я ещё смогу написать новую книгу, то постараюсь, чтобы она была шагом вперёд от моей последней повести, а не шагом в сторону».
Михаил Шолохов в своей речи на этом Съезде иронически прокомментировал слова Эренбурга: «По сравнению с «Бурей» и «Девятым валом» (романы Ильи Эренбурга, удостоенные Сталинской премии) «Оттепель», бесспорно, представляет шаг назад. Теперь Эренбург обещает сделать шаг вперёд. Не знаю, как эти танцевальные па называются на другом языке, а на русском это звучит: «топтание на месте». Мало же утешительного вы нам наобещали, уважаемый Илья Григорьевич!»
Почему короткий, но столь значимый отрезок нашей истории был назван по имени этой общепризнанно слабой повести, для меня осталось загадкой… Но из дня сегодняшнего можно предложить такую версию. Оценки «Оттепели» литературной, наверное, можно применить и к «оттепели» политической – беглость и поверхностность, неудача, несмотря на некоторые хорошие страницы.
Татьяна ЖАРИКОВА