«ЛГ»-досье

Дмитрий Николаевич Каралис родился в 1949 году в Ленинграде. Автор шестнадцати книг прозы и сценариев документально-исторических и художественных фильмов. Лауреат шести общероссийских и международных литературных и кинематографических премий. В 1997 году создал и возглавил «Центр современной литературы и книги», директором которого пробыл в общей сложности 12 лет. В 2010–2012 гг. преподавал литературное мастерство в Институте культурных программ при Правительстве Санкт-Петербурга. Несколько лет вёл творческий семинар молодых прозаиков «Клуб молодых литераторов». Постоянный автор, обозреватель и колумнист «ЛГ» (2003–2014 гг.) Произведения Дмитрия Каралиса переведены на болгарский и китайский языки. С 2005 года в Институте русской литературы Академии наук РФ (Пушкинский Дом) открыт личный фонд автора.

В мае этого года увидит свет новый художественный фильм по сценарию Дмитрия Каралиса «Коридор бессмертия». О семейной истории, которая легла в основу картины, о дружбе с Даниилом Граниным и о создании документального фильма «Блокадная кровь» писатель рассказал «ЛГ».

– Как получилось, что вы стали писателем? Ведь в начале биографии были технический вуз, аспирантура, вырисовывалась карьера инженера, учёного…

– Действительно, в 1967 году я поступил на заочное отделение Ленинградского горного института и пошёл работать учеником радиомонтажника на военный завод. Потом перевёлся в Ленинградский институт водного транспорта, после которого учился в дневной аспирантуре. Первый рассказ «Экзамен» был опубликован в институтской многотиражке «Советский водник». Лет с двадцати пытался вести дневники, записные книжки. После знакомства с Виктором Конецким, которое состоялось в 1973 году, стал вести дневники системно. Проза Конецкого оказала на меня сильнейшее влияние – я понял, как можно в современных условиях писать правду.

Углубление знакомства с Конецким состоялось в 1984 году, когда я написал первую настоящую повесть «Феномен Крикушина». К тому времени открыл для себя ещё одного поразительного автора – Александра Житинского. Лёгкость обращения со словом у него была высокая. Хотелось подражать и учиться. Прочитал журнал «Литературная учёба» за последние десять лет, советы молодым литераторам М. Горького, Сергеева-Ценского, Джека Лондона, Сергея Антонова. По цепочке ссылок на использованную литературу дошёл до Александра Потебни и Велимира Хлебникова. Делал выписки авторских ремарок из Пикуля, Алексея Толстого, Александра Солженицына, раннего Каверина, сравнивал, размышлял, пытался постичь технику, искал нужную интонацию текста. Я восхищался литературой, любил её искренне и горячо и готов был заниматься ей хоть бесплатно, хоть на рудниках, хоть в полной нищете. Лишь бы чувствовать её волшебную силу.

Мысль о литературе спасала в тяжёлые минуты – я смотрел на себя в какой-нибудь безнадёжной угрюмой ситуации и думал: «Ничего, когда-нибудь напишу об этом…» И сразу становилось легче. Повесть «Феномен Крикушина» была написана в жанре социальной фантастики – мой герой вдруг стал писать рассказы, которые сбывались в жизни. Я писал её и переписывал почти год. Работал механиком в гараже (сутки через трое) и писал, писал, писал. Виктор Викторович Конецкий, прочитав повесть, пригласил на встречу.

Я к тому времени поставил окончательный крест на карьере инженера, учёного и собирался в открытое плавание по неизвестному мне морю. Поддержка Конецкого дорогого стоила, хотя я понимал, что мне ещё до его уровня, как до Луны. Прочитал повесть и Александр Житинский. Тоже похвалил, но сдержаннее. Потом они оба дали мне рекомендации в Союз писателей.

В 1985 году меня с первой повестью приняли в семинар фантастической литературы при Союзе писателей Ленинграда, который вёл младший из Стругацких – Борис. И вскоре Борис Натанович послал меня на Всесоюзное совещание молодых фантастов в Доме творчества писателей в Дубулты. В том же году по совету Виктора Конецкого написал повесть о нашей большой семье «Мы строим дом». Написал ещё одну, фантасмагорическую – «Записки шута», добавил несколько рассказов, и получилась книга. Её поставили в план 1992 года издательства «Советский писатель», но не издали, хотя аванс выплатили – случился распад Союза.

И тут оказалось, что мы, так называемые молодые авторы, никому не нужны. На дверях издательств и редакций разве что не висели плакаты: «У нас всё есть и нам ничего не надо!» Хлынул поток возвращённой, разоблачительной прозы. В те годы стало казаться, что современная литература заканчивается, прямо перед нами открылась пропасть, через которую нашему поколению не перескочить. Люди стали разбредаться от литературных занятий в бизнес, в пьянство, в тихую личную жизнь. Хлынул постмодернизм, его нахваливали на всех литературных углах, но он совершенно не грел душу. Я нажимал на дневники. Было ощущение конца Литературы.

В 1997 году я организовал «Центр современной литературы и книги» (ЦСЛК). Коммерческую работу в «Тексте», которой тяготился, прекратил. Я был искренен в своих заблуждениях: мне казалось, что писатели масштаба Гранина, Стругацких, Шефнера, Конецкого могут изменить ход истории простым постукиванием авторучкой по столу: «Господин президент, вы не правы! Так нельзя!» Мне казалось, их надо разбудить, и они всё поставят на место.

В ЦСЛК начались творческие вечера, был возобновлён семинар Бориса Стругацкого, проводились дискуссии на важные, как мне казалось, темы. Литературный народ, разбежавшийся по подвалам и мансардам, с радостью стал собираться под единой крышей на берегу Малой Невы, рядом с Пушкинским Домом. На десять лет я превратился в литературно-общественного деятеля. Считал, что писателям вместо внутривидовой борьбы надо заниматься борьбой с наступающим одичанием нравов, падением морали, пошлостью, хамством. Тогда я ещё не прочувствовал, что каждый писатель пишет свою библию и к объединению с коллегами не склонен…

– И что написал Дмитрий Каралис, вернувшись с полей идеологических сражений за письменный стол?

– Пришла тема – мои предки. Мы жили, как большинство советских семей, не зная предков дальше деда с бабкой. А я и о них мало что знал… Кстати, подсказал тему опять же Конецкий. Он прочитал мою повесть «Из варяг в греки» и посоветовал подключить генеалогическое бюро, которое помогало и ему в розыске предков. Я воспользовался его советом, на пять лет рухнул в архивы и вытащил на свет Божий материнских предков вплоть до 1530 года (они оказались родовитыми молдавскими боярами) и отцовских предков до 1844 года – литовцев разных сословий.

Роман? Конечно! Я назвал его «В поисках утраченных предков». За него в 2006 году получил премию «Александра Невского» (Союза писателей России).

Во время архивно-музейных поисков открылось, что мой прадед Константин Каралис, отставной фельдфебель и георгиевский кавалер, погиб во время крушения царского поезда в 1888 году, дед прошёл всю Первую мировую, а отец во время блокады работал в «коридоре смерти» начальником поезда и политруком. «Коридором смерти» железнодорожники называли Дорогу Победы, которая была проложена сразу после прорыва блокады по Синявинским болотам. Немец стоял в 4–8 километрах и бил по поездам прямой наводкой. Я нашёл отцовских друзей-коллег, которых осталось на тот момент 30 человек, и снял документально-исторический фильм «Коридором бессмертия».

Мне повезло – я двадцать лет дружил с Даниилом Граниным: зимой и осенью ездили на острова, сиживали в кафе, летом (у нас дачи неподалёку) катались по побережью Финского залива… Даниил Александрович был щедр на воспоминания, просто слушать такого почтенного и бывалого человека – большое удовольствие, я заряжался от него жизнелюбием, неторопливостью суждений. Так вот, Даниил Гранин сказал: «Ты должен написать эту книгу о войне и отце. Не обращая внимания на читателя, тем более, современного…» Написалась не книга, а сценарий. Сначала документального фильма, а через несколько лет и художественного (в соавторстве с московским режиссёром Фёдором Поповым). Его премьера запланирована на май этого года.

– В 2018 году вышла ещё одна документально-историческая картина по вашему сценарию и с вашим продюсированием – «Блокадная кровь». Она получила Гран-при Международного кинофестиваля военно-патриотического фильма «Волоколамский рубеж». Как родился этот фильм?

– Я писал сценарий военной драмы о юнгах, брошенных в сентябре 1941-го в самое пекло, на «Невский пятачок». И вот, как иногда бывает, случился «бунт героев» – мои мальчишки против воли автора отправились сопровождать фургон с донорской кровью. Когда эпизод сложился, я обнаружил, что не знаком с переливанием крови в полевых условиях, и пошёл в Институт переливания крови, который работал всю блокаду. И началось! Я открывал одну неизвестную страницу блокады за другой. Оказалось, что голодный вымирающий город все 900 дней блокады питал донорской кровью своих защитников. И за это время в крови ленинградцев произошли удивительные изменения, зафиксированные медиками и отразившиеся на последующих поколениях ленинградцев-петербуржцев. А в свете новейших открытий биомедицины и эпигенетики можно говорить, что всё произошедшее с предками, отражается на потомках. Эпигенетика и психогенетика – относительно новые науки, они подводят базу под то, что раньше называлось «генная память». Даниил Гранин дал обширное интервью для этого фильма (последнее в своей жизни) и был военно-историческим консультантом на картине.

– Традиционный вопрос: что в перспективе? Какие книги ждут своего часа?

– Несколько лет назад, когда вы брали у меня интервью, я похвастался, что пишу роман «Мёртвые уши», но ни черта не вышло! Зато вышли три книги – «Петербургские хроники: 1983–2010. Роман-дневник», сборник публицистики «Очевидец, или Кто остался в дураках» и сборник избранной прозы «Мы строим дом». Мои творческие планы на ближайшее время – написание сценариев для кино как документального, так и художественного. Сейчас в работе сразу несколько проектов. И всё связано с родным Ленинградом-Петербургом, войной, блокадой… Но сценарий художественного фильма «Блокадная кровь» на первом месте, он идёт ледоколом и, возможно, перевернёт многие представления о происходившем и происходящем в стране и мире. Это бомба замедленного действия!

Беседу вёл
Владимир Спектор