Людские судьбы ничто в сравнении с галочкой в отчёте

В начале октября прошлого года из города Бежецка в деревню Соболины Сандовского района на такси приехали двое молодых людей. Что это были за люди, для большинства участников будущего судебного процесса так и останется загадкой. Один из них будет потом засекречен как свидетель, жизни которого якобы угрожает опасность, хотя никакая опасность, кроме публичной огласки, ему не угрожала. Надо было засекретить – и засекретили. Второй вообще в деле не фигурировал, будто его и не существовало, будто и не ездил он на такси со своим засекреченным товарищем за 120 вёрст от родного города. 

Похоже, его просто вывели из игры. А игра затевалась нешуточная.

Провокаторы

Итак, двое молодых людей в ненастную осеннюю погоду прибыли в самый отдалённый район области, проще говоря, в медвежий угол, с одной-единственной целью – купить у простоватых деревенских жителей стебли мака. Казалось бы, зачем покупать, если его при необходимости можно просто нарвать. Распространяется он здесь самосевом и растёт как сорняк не только в каждом огороде, но и за околицей, и даже возле здания сельской администрации.

Но надо было именно купить.

А купив, договориться, чтобы оставшиеся в огородах стебли доверчивые сельские жители тоже сами, своими руками, сорвали и до времени спрятали от дождя и сырости под крышу.

За ними парни обещали приехать дней через пять.

Скорее всего, это была не их инициатива. Есть основания полагать, что это было поручение. Или задание. Как говорится в апелляционной жалобе в Судебную коллегию по уголовным делам Тверской области, тогда в деревне Соболины сотрудниками Бежецкого межрегионального отделения управления ФСКН России по Тверской области проводились оперативно-разыскные мероприятия. И парни, можно предположить, были либо оперативными работниками этого отделения, либо, с большей вероятностью, его секретными сотрудниками – сексотами. А скорее всего, просто за какие-то грешки висели на крючке у полиции.

Парней видели в деревне многие. Их машина останавливалась то у одного дома, то у другого. В конце концов для своей провокации они выбрали двух одиноких женщин, живущих в заваливающихся избушках на разных концах деревни.

Одной из них, дом которой пригорюнился рядом с деревенским кладбищем, оказалась 57-летняя Ангелина Петровна Соловьёва, работавшая многие годы на ферме телятницей, а когда совхоз расформировали и ферму ликвидировали, за полставки убиравшая поселенческую контору. Ангелину в деревне почему-то звали не Алиной или Гелей, а Аллой и считали простоватой, но трудолюбивой и незлобивой. Жалели. До пенсии, после того как телятницы остались не у дел, Алла жила трудно, перебивалась с копейки на копейку.

Второй жертвой провокаторов должна была стать 67-летняя Раиса Алексеевна Савчук. Она жила одна в доме на отшибе, за домом было лишь поле да пилорама. Савчук была похитрей Соловьёвой и рвать мак для гостей наотрез отказалась. Надо, мол, – идите и рвите сами. Доводы парней о том, что они в огороде запачкают обувь, её не тронули. Собирать сухие стебли и прятать их до поры под крышу она тоже не обещала. А Соловьёва, доверчивая душа, не только нарвала и подала пакет «мальчикам», но ещё и второй пакет (пока сухо и нет дождя) спрятала на крыльце.

После ухода гостей Ангелина-Алла обнаружила на ступеньке крыльца оставленную гостями сторублёвку. Парни же, выполнив задание, сели в дожидавшуюся их машину и уехали в Бежецк.

Солома в особо крупных размерах

В приговоре суда, который был оглашён 28 марта 2016 года, всё выглядело уже по-другому. Цитирую: «Гражданка Соловьёва А.П., желая обогатиться (это ста-то рублями, оставленными на ступеньках крыльца? – А.К.), выбрала такой способ обогащения, как сбыт наркотических средств за денежные средства наркозависимым лицам».

Что это были за лица, суд устанавливать не стал. Из материалов судебного расследования известно лишь, что один из них, «являясь лицом наркозависимым», по дороге домой «понял, что не хочет употреблять наркотики, решил добровольно выдать приобретённое сотрудникам полиции, что и сделал в присутствии двух понятых», пожелав при этом, «чтобы его установочные данные остались в тайне». Пожелание его было удовлетворено, и дознавателями парню был присвоен псевдоним Тракторист.

Картина маслом. Наркоман со стажем (наркозависимый же) делает крюк в двести с лишним вёрст, чтобы снять ломку, и вдруг, уже предвкушая облегчение, «не хочет». Ну дураку же ясно, что так не бывает, что здесь чего-то накосячено. Станиславский сказал бы: «Не верю!»

Но на этот раз режиссировали, похоже, борцы с наркомафией. И их творческая задача была иная – заработать ещё одну галочку в нелёгком деле поимки бабушек-наркоторговок. Усилий такое творчество требовало немного. Действующих лиц – тоже. Один засекреченный сотрудник, судья, прокурор и государственный защитник, роль которого сводилась лишь к формальному исполнению процессуальных обязанностей. Да ещё пожилая деревенская женщина, возможности которой были сведены до минимума жёсткими процессуальными рамками.

Но это будет позже. А пока «наркозависимое лицо» в присутствии понятых сдало в полиции то, что добыло в глухой деревне. А именно – маковую соломку. Её, как и полагается, взвесили. Она потянула на 48,2 грамма, что уже относилось к значительному размеру и предполагало уголовную ответственность. Она тянула на срок. Вещдок был запротоколирован и на 48,2 грамма пополнил общероссийский список изъятых из оборота наркотиков, улучшив, таким образом, показатели работы всей федеральной службы.

За это, вероятно, полагались премии, а может, даже и звёздочки на погоны. Ругать, по крайней мере, не будут, видимость активной работы налицо.

Дальше события развивались так. Через несколько дней после визита двух молодых людей к Соловьёвой и Савчук явились ещё двое незнакомцев, назвавшихся электриками, хотя, как позже выяснила глава сельского поселения Надежда Анонен, никаких электриков в этот день в деревню ни из района, ни из области не присылали, а своих электриков обе старушки знали. И интересовали их отнюдь не электросчётчики. Видимо, хотели убедиться, что здесь живут действительно те, кто нужен, и что заказанный у них ранее мак на месте и можно смело получать ордер на обыск.

Действительно, через сутки к обеим старушкам нагрянули с обыском наркополицейские – старший оперуполномоченный майор Киселёв и оперуполномоченный Дребин.

С Савчук, правда, вышел промах. Дважды, по её словам, оперуполномоченные в присутствии понятых переворачивали всё вверх дном, искали в шкафах, в подвале, на чердаке – ничего. Чуть не за грудки хватали: где наркотик? Убеждали: отдай добровольно, лучше будет. Та божилась: не знаю я никакого наркотика. Пока не спросили прямо:

– Мак где?

– Ах, мак? Так он в огороде на мусорной куче лежит…

На куче – не под крышей. Кучу к делу не пришьёшь. Извинились, ушли. Облом вышел.

Зато с Соловьёвой всё получилось как по писаному. Сама показала, сама отдала, сама всё подписала. Она вообще в этом спектакле была похожа на дворовую собачонку, которая всех любит, всем доверяет, никому не желает зла и думает, что ей тоже зла не желают, и потому бесстрашно берёт кусок мяса, начинённый стеклом, из рук незнакомого человека. Она всё подписывала не глядя, полагая, что так и надо, что они начальство и им видней, безропотно шла на закланье, не допуская даже мысли о том, что подписывает себе приговор.

Шесть лет за сто рублей

А приговор ужаснул всю деревню. Ангелину Петровну признали виновной в совершении целого ряда опасных преступлений и назначили наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет и 6 месяцев с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.

Сразу же в зале суда взяли под стражу. А она искренне не понимала, почему с ней так жестоко обошлись, плакала и грозилась наложить на себя руки.

Всё бы, наверное, и прошло шито-крыто. Глухое место, забитый, затурканный народ. Кто будет вступаться за какую-то старуху? На это, наверное, и рассчитывали те, кто заваривал эту кашу.

Но на защиту Соловьёвой неожиданно поднялась вся деревня.

Люди возмущались: кому-то прощают реальные преступления, а здесь пожилую женщину осудили ни за что. Тогда сажайте нас всех, мак-то растёт всюду. Выпалываешь его, выпалываешь, а он каждую весну лезет и лезет. И неправда, будто по этому поводу проводили сход. Не было никакого схода.

Вот и мне деревенские жители говорили, что приговор, вынесенный Соловьё­вой, несоразмерен нарушению, которое она по своему неразумению, возможно, и совершила. Что нарушение, если оно и есть, было спровоцировано сторонними людьми и организовано наркополицейскими. Этак-то, подсунув под крыльцо пакет с маком и сторублёвку, можно осудить каждого. Значит, такая практика нуждается не только в общественной, правовой, но и политической оценке. За подобные провокации люди в погонах должны нести ответственность вплоть до лишения права служить в правоохранительных органах.

Митинговали, подписывали коллективные письма. Местный предприниматель, на пилораме которого работают сыновья Соловьёвой, за свой счёт нанял адвоката. Тот подал апелляционную жалобу в Тверской областной суд.

К слову сказать, в то время, пока шли суды над Соловьёвой, глава (бывшей) Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) Виктор Иванов отчитался, что за 2015 год из незаконного оборота его ведомством было изъято 36 тонн наркотических средств. Сколько в этих тоннах таких вот провокационно добытых граммов?

Похожие провокации случались в этом и соседних районах и раньше. Государственный защитник, по сути, не защищавший Соловьёву, отвечая на претензии к нему жителей деревни, говорил, что, мол, Соловьёвой же дали не 10 лет, как просил прокурор, меньше, а вот в соседнем Краснохолмском районе 82-летнюю бабушку за подобное же преступление осудили на всю катушку.

То есть получается, что с Соловьёвой поступили даже гуманно…

Тверской областной суд, состоявшийся 9 июня, оставил апелляционную жалобу без удовлетворения и приговор в отношении Ангелины Петровны в силе. Да, налицо явная подстава, признавались (правда, не на камеру и не под диктофон) некоторые участники процесса, но всё сшито крепко, подтверждено фактами, свидетельскими показаниями, и сделать уже ничего нельзя. К тому же речь идёт о наркотиках, а это ох как серьёзно. Настолько серьёзно, что областные инстанции вряд ли пойдут на смягчение приговора.

Мол, в деле-то с формальной точки зрения всё верно.

Верно-то верно, но всё-таки скверно.