Всякая революция – радикальное государственное переустройство – имеет выгодополучателей. События 1991 года, в результате которых прекратило существование государство СССР и возникло, в частности, государство РФ, – не исключение. Кто-то вспомнит о свободном выезде за границу (это право считал важнейшим академик Сахаров), но для большинства населения вчерашней РСФСР, если уж говорить о каких-то приобретённых выгодах, – это возможность считать своё жилище частной собственностью.

Мы стали частными собственниками, причём в заведомо неравных весовых категориях. Больше всего выиграли москвичи, они же и были ближе всего к процессу совершения революции. Стотысячные митинги на Манежной площади свежи в памяти у многих. Жильё москвичей было самое дорогое, а их права, просто в силу физической близости к власти, возможности донести до власти свои чаяния, – представлялись самыми защищёнными. Уже в силу одного этого столичных жителей можно было считать «новой аристократией». Стоит отметить, что они и принялись воспроизводить некоторые стереотипы поведения аристократии – от образа жизни рантье до благотворительности.

Поэтому, когда «ради комплексного развития территории» в Госдуме начали говорить о возможности изымать жильё у населения – это стало очень тревожным знаком.

С одной стороны, в Конституции РФ записано, что «право частной собственности охраняется законом». С другой стороны, в статье 35 заблаговременно записано и то, что имущество-таки можно принудительно отчуждать «для государственных нужд», при условии «предварительного и равноценного возмещения». Но цену на отчуждаемое имущество устанавливает не собственник.

Это значит, что главное достижение нашей революции (какое уж оно есть) может быть с лёгкостью перечёркнуто.

И потому, что «опыт комплексного развития» тиражируется на Россию – как правило, ещё грубее и вульгарнее. Если власть не уважает людей, живущих близко, – можно быть уверенными в том, что жителей провинции она уважать не будет тоже.

Во-вторых, плохо и то, что собственник «по бумажке» не является собственником фактически: не имеет права на решающее слово, не может установить на своё имущество рыночную цену. Это, заметьте, в мирное время: право попирается не ради каких-то выдающихся государственных нужд в пору величайшего напряжения.

Наконец – и, может быть, самое плохое – что россиянам таким образом говорят: традиция не нужна. Ведь традиция – это не только «объекты всемирного наследия Юнеско», а цена на собственность – не только рынок. Это ещё и личная душевная привязанность, память о поколениях, выросших в этом доме. Она может быть бесценна. А её могут у вас просто отобрать – ради развития, ну конечно же.

В знаменитом военном стихотворении Константина Симонова «Убей его!» описан быт, который для молодого советского государства был вопиюще не своим: быт старинного крестьянского уклада. Дом, полы которого помнят шаги прадеда, – частный дом с садом, и даже «под липой сто лет назад в землю вкопанный дедом стол» посчитал нужным отметить Симонов! Всё это не было интересно стране-подростку («твори, выдумывай, пробуй», – с готовностью согласятся современные креаторы-урбанисты), пока вдруг не оказалось, что это и есть последний рубеж, от защиты которого зависит будущность государства. «Защити свой собственный малый мир!» – вот к чему воззвала даже советская власть в пору величайшей беды, хотя в мирное время весь этот вековой сложившийся уклад нещадно перелопачивала.

А у нас, есть ли у нас малый мир, который мы готовы защищать?