Главная претензия такова: изложение нашей недавней истории в «Стандарте» не может объяснить, почему в советские годы страна добилась огромных успехов и сумела выстоять перед лицом тяжелейших испытаний?

Тут ведь были веские причины – их-то и не называют! Фактам о достижениях советской поры, понятиям, связанным с советским периодом, противостоит обильная информация, создающая впечатление, что СССР представлял собой царство нищеты, голода, бесправия. Подобное изложение создаёт лишь иллюзию уравновешенного, «сбалансированного» подхода.

Например, при интерпретации периода 1929–1941 гг. за основу взяты понятия и оценки из доклада Н.С. Хрущёва на закрытом заседании ХХ съезда и пропагандистских материалов последних лет горбачёвской перестройки: «командно-административная система», «культ личности Сталина», ГУЛАГ, «шарашки», «сталинская диктатура» и т.д. Такие огульные оценки, а также конспективное изложение событий лишь уводят от здравых объяснений особенностей того времени и даже искажают его суть.

Так, в кавычках даны сталинский лозунг «Догнать и перегнать». Однако отброшены пояснительные слова: «Иначе нас сомнут». В результате этого ускоренный темп развития Советской страны объясняется «милитаризацией» и «великодержавными амбициями» Сталина, а не суровой международной реальностью тех лет. Ни слова не сказано об установлении в 1933 г. власти Гитлера, об агрессии Японии против Китая, о создании Антикоминтерновского пакта. Не сказано о Мюнхенском сговоре, направленном не только против Чехословакии, но и против СССР. А ведь авторы проекта говорили о международном контексте истории!

В «Стандарте» сказано: «Деньги для индустриализации». Но не сказано, что коллективизация была предпринята прежде всего для того, чтобы обеспечить продовольствием быстро растущее городское население и Красную армию, обеспечить промышленность сырьём. Мелкокрестьянское хозяйство не могло этого добиться. К началу войны вооружённая сельскохозяйственной техникой колхозная деревня смогла решить эту важную задачу.

О «культурной революции» хотя и сказано, но не говорится о ликвидации неграмотности, многократном увеличении начальных школ, средних и высших учебных заведений, резком росте тиражей газет, журналов, книг, радиофикации страны, пропаганде высших достижений культуры среди широких масс населения.

Внутриполитическая жизнь страны охарактеризована в духе измышлений Хрущёва и горбачёвско-яковлевской пропаганды, а открытия учёных-историков последних десятилетий игнорируются. Упоминание о Конституции СССР не открывает ни её значения для развития политической демократии в стране, ни острую борьбу вокруг её принятия и реализации. Скрыта ответственность местных партийных руководителей и руководства НКВД во главе с Н. Ежовым за организацию массовых репрессий 1937–1938 гг.

Сказанное о «национальной политике 30-х гг.» не раскрывает огромных усилий по подъёму народного хозяйства на окраинах СССР, ликвидации неграмотности, которая охватывала после 1917 г. свыше 90% населения в Средней Азии. Ни слова не сказано о создании там широкой системы учебных заведений. Не сказано о создании в этот период новых союзных республик (Таджикистан, Казахстан, Киргизия), 8 автономных национальных округов.

О том, что советский строй способствовал быстрому социальному и национальному развитию областей, находившихся даже на более высоком уровне развития, чем республики Средней Азии, свидетельствует, например, исследование Яна Гросса «Революция из-за границы», подготовленное на основе записей поляков, покинувших СССР вместе с армией Андерса. Хотя автор не скрывал своих антисоветских настроений, он вынужден был признать, что после установления советской власти на Западной Украине «появилось больше школ, больше возможностей для высшего образования и профессиональной подготовки, для обучения на родном языке, поощрения физического и художественного развития... Наблюдалось резкое увеличение занятости – на фабриках и в учреждениях требовалось в два раза больше рабочих и административных служащих, чем до войны... Казалось, что многие препятствия, обычно мешавшие движению наверх, были удалены». И сегодня таких свидетельств – вполне объективных – немало.

Сокращение до предела перечня важных событий тех лет позволяет авторам «Стандарта» уйти от объяснения характера того времени, от попыток объяснить энтузиазм той эпохи. За бортом оказались, например, такие события, определившие характер происходивших перемен, дух эпохи, как открытие Туркестано-Сибирской железной дороги (Турксиб), пуск завода Ростсельмаш, пуск Сталинградского тракторного завода, пуск 1-й доменной печи на Магнитогорском металлургическом комбинате, пуск 1-й домны Кузнецкого металлургического комбината, основание Комсомольска-на-Амуре, ввод в действие Челябинского тракторного завода, Уральского завода тяжёлого машиностроения имени Орджоникидзе (Уралмаш)...

Эти и многие другие примеры показывают, что сухой и мнимо «сбалансированный» перечень фактов, событий, понятий, используемых в «Стандарте», искажает черты предвоенной эпохи. Всё это в ещё большей степени касается и более близкого к нам послевоенного времени. Сокращение важнейших достижений и педалирование таких событий, как суд над Синявским и Даниэлем или выход в свет рассказов Солженицына, приводят к новым фальсификациям. Разве можно понимать суть происходившего без знаний о научно-технических и социальных достижениях нашей страны в ХХ веке? Метод сокращения истории, прессования хронологии, произвольный выбор фактов приводит лишь к искажённому толкованию истории страны. Разве в этом смысл исторического образования?