В издательстве «Феникс» вышла новая книга Ника Перумова – «Душа Бога», том 2. Писатель поделился размышлениями о мифотворчестве Уильяма Блейка, о вымысле как способе обобщения опыта и о том, какие задачи решает фантастика.

– Мне видится, что у любого народа, в особенности русского, есть склонность к поэтическому, образному восприятию действительности, её мифологизации. И во многом именно поэтому вымышленное органично вписывается в нашу культуру и мироощущение. Почему, на ваш взгляд, человека привлекает фантастическое?

– Скорее всего, потому что мы осознаём собственную смертность, конечность нашего существования и не можем принять то, что мир вокруг нас строго рационален и абсолютно материален. Великая тайна – что мы мыслим и существуем – с нами всегда, и мы не перестаём искать ответы на вопросы: «Почему мы здесь?», «Кто мы?», «Камо грядеше?», «Почему я – это я, почему я родился именно в этом теле, в этот момент времени»? Миф по классической теории – это попытка объяснить устройство мира с помощью волшебных сил. Хотя лично мне это кажется отражением того, что мы не просто биологические материальные существа, а того, что всё-таки у нас есть та самая душа – бессмертная субстанция, неопределимая, неуловимая. Её невозможно взвесить, померить, прочувствовать, но она есть. Из этого мистицизма и рождаются религии и великие вопросы, на которые мы должны ответить. Поэтому миф – это самый естественный язык для кодификации основных моментов нашего поведения. Он позволяет изложить их наиболее эффективным и действенным путём, так, чтобы они запомнились, отложились в сознании.

– У Станислава Лема есть такая мысль: «Мечта, если дать ей волю, всегда одолеет реальность». Писатели-фантасты нередко предсказывали научные открытия и мировые катастрофы, а фантастические романы зачастую очень точно отражают действительность. Какова взаимосвязь между фантастикой и реальностью в ваших книгах?

– Фантастика так или иначе отражает реальность. Любая литература – это фантастика. Невозможно придумать психологию; написать строго реалистический роман, в котором не будет вымысла. Я не вижу никакого противоречия между фантастикой и реальностью. Вымысел – это тот способ, с помощью которого мы обобщаем наш опыт. Это условность, которую мы принимаем для удобства кодификации. Код, который мы выдаём, бесспорно, построен на вымысле, на обобщении. Является ли это чем-то, что нельзя использовать? Нет. Мне кажется, что это именно то, что показывает нас как существ мыслящих, способных к абстрактному мышлению; та граница, которая отделяет человека разумного от его обезьяноподобного предка.

Что касается «предсказаний» научных изобретений, то в тот благословенный период, когда писал свои романы Жюль Верн, наука была относительно проста и понятна, и каждый следующий шаг – очевиден. Если у нас есть железный надводный корабль, который плавает по воде и не тонет, то очень легко себе представить такой же железный корабль, который будет закрытым и сможет погрузиться под воду. Это элементарная механика. За «Наутилусом» капитана Немо не стояла наука, которую не мог понять образованный человек того времени. Как только появились двигатели, электрические моторы, идея создания подводной лодки лежала на поверхности и достаточно быстро была осуществлена. Поэтому то, что писатели-фантасты «предсказывают» изобретения – это, конечно, несколько романтизировано.

Науку тогда мог двигать одиночка типа Эдисона, Теслы, Яблочкова или Попова. То есть речь идёт о достаточно несложных технических вещах. Так называемые предсказания будоражат умы читателей уже больше века. Сейчас наука настолько усложнилась и ушла в такую глубокую специализацию, что очень трудно что-то предсказывать. Современные нерешённые научные задачи – это даже не уровень просто образованного человека, это уровень очень хорошо подготовленного специалиста.

Фантастика решает другие задачи: показывает человеческие характеры в нечеловеческих обстоятельствах.

– Работая над своими произведениями, вы ощущаете себя в некотором роде создателем и творцом новых вселенных?

– Каждый из нас – творец, всякая фантазия – материальна. Наше мышление на некоем примитивном уровне работает путём передачи электрохимических сигналов посредством нейромедиаторов, синапсов. То есть мы легко можем сказать, что мышление материально, а следовательно, каждый из нас творит миры в нашем сознании каждый миг, каждую секунду. Я не очень люблю громкие слова, такие как «творец», мне это кажется некоторым преувеличением. Когда я пишу свои произведения, я не думаю о том, что я что-то создаю, потому что это некое самолюбование, гордыня. Я рассказываю историю. Это кажется мне более важным, чем абстрактные понятия «творец» и «творение».

– Есть мнение, что писателю необходимо уединение. Но в наш век, чтобы быть замеченными, авторы вынуждены часто выступать, встречаться с читателями. Всё это отнимает много сил. Как удаётся соблюсти баланс и из каких источников черпаете энергию?

– На самом деле уединение любили советские писатели в Переделкино. Я всегда писал в самых разных условиях, без всяких уединений. А встречи с читателями дают самое главное – ощущение, что то, что ты делаешь, нужно людям. Только для графоманов, способных строчить страницу за страницей без всякой обратной связи, их текст самоценен просто потому, что он рождён ими. А для настоящего автора важно, что он кричит не в пустоту, как безумный, а обращается к конкретным людям, которым его истории интересны, и это самое главное. Встречи дают какой-то моральный камертон, моральный компас. Интересен ты людям или нет? Готовы читатели потратить время, силы, зачастую деньги, чтобы прийти к тебе на встречу? Не потому, что мы берём деньги за входные билеты, – их нет, все встречи свободны. Но для многих посетить встречу – значит пожертвовать свободным вечером, временем, проведённым с семьёй. Некоторым нужно серьёзно переработать свои графики. Люди голосуют рублём за книгу. И если ты видишь, что ради твоей истории они готовы расстаться с честно и трудно заработанными рублями, это означает, что ты на правильном пути.

– В издательстве «Фе­никс» вышла книга «Душа Бога 2», и ещё до её выхода вы предполагали, что реакция на финал романа может оказаться неоднозначной. Не боитесь ли обмануть ожидания читателей или во главе угла – авторский замысел?

– Подстроиться под всех невозможно. Нельзя объять необъятное, достичь недостижимого, достать рукой луну с неба. Нет смысла, выходя на улицу, бояться, что тебя убьёт метеорит. Хотя мы прекрасно помним челябинский метеорит, пролетевший над городом и даже вызвавший известные разрушения. Какова была вероятность того, что вышедшие в тот день на улицы жители Челябинска увидят такое? Но бояться, что вас убьёт метеорит, бессмысленно и глупо. Как и бояться того, что вы выйдете на улицу и вас собьёт машина, хотя это более вероятная и очень реальная опасность. Но вы выходите на улицу, вы не лежите, накрывшись с головой одеялом, в ожидании невесть чего. Точно так же и со страхом обмануть ожидания. Всегда будут читатели, которых ваша книга разочарует, которые скажут, что они ждали совершенно иного и, более того, были убеждены, что должно быть по-другому, они знают, как нужно, они разочарованы. У меня это повторяется с каждой книгой. Если история трогает людей, они придумывают её сами. И если ваша история не совпадает с их историей, то возникает когнитивный диссонанс, читатели злятся, сердятся и вас ругают. Неизбежным, к сожалению, стало и то, что прошли времена, когда авторы были – условно – небожителями, обитали в эмпириях, на писательских дачах в Переделкино и только на специально организованных встречах с читателями милостиво к ним снисходили. А сейчас каждый может раздавать автору советы. Очень многие строят на этом своё чувство собственной важности.

– А кто ваш читатель, который даёт ту самую, столь ценную для вас обратную связь?

– Как правило, это мужчина, уже не совсем юный (молодые вообще стали читать гораздо меньше). Это человек с образованием, который старается понять мир лучше и читает не просто для того, чтобы заполнить время перед сном. Не скажу, что мой читатель какой-то суперэлитарный. Это реальный человек, но тот, который видит и находит отдохновение в полёте фантазии, в отрыве от реальности, потому что всё время в ней находиться тоже нельзя, из неё надо периодически выныривать, выходить и смотреть на мир взглядом эльфа или гнома (и даже взглядом Бабы Яги – тоже не помешает).

– В одном из интервью вы называли своих любимых литераторов. Среди них не только фантасты, но и поэты, в частности Анна Ахматова, Николай Гумилёв и Уильям Блейк. Чем вам близко их творчество? Сами писали когда-нибудь стихи?

– Писать стихи я пробовал, поэт я абсолютно никудышный. И как человек, который достаточно критично к себе относится, я это дело бросил давным-давно и раз и навсегда.

Что касается моих любимых поэтов... Ахматова – всеобъемлюща. Её трудно описать, как трудно описать осень, если не скатываться к банальностям. Ахматова – это летописец русской трагедии, поднявший её до высоты античной трагедии. Я не хочу сказать, что Ахматова сводится исключительно к «Затем, что и в смерти блаженной боюсь / Забыть громыхание чёрных марусь, / Забыть, как постылая хлопала дверь / И выла старуха, как раненый зверь». Ахматова гораздо больше всего этого. Она – всё. Она и военные стихи, она и «Поэма без героя», она и тонкая лирика, и воспоминания об ушедшей, о погибшей России, о погибшем Царском Селе, где они были счастливы с Николаем Гумилёвым. То есть Ахматова меня привлекает своей огромностью, своим поистине пушкинским охватом. Он присутствует даже в тех стихах, за которые её принято было критиковать, в «Сероглазом короле», которого ругали за пошлость… «В каждой капле отблеск океана», – писал Гумилёв. А у Ахматовой в каждом «сероглазом короле» – трагедия всей великой России.

Блейк – мифотворец. Этот человек, который писал поперёк линованной бумаги, создавал свою мифологию. Конечно, его понимать очень трудно, особенно русскому читателю. Его нужно комментировать. Понять «Песни невинности и опыта» невозможно без очень глубокого проникновения в христианскую эсхатологию, догматику, причём западного извода. Но меня он привлекает прежде всего как мифотворец.

– Работаете ли сейчас над чем-нибудь?

– «Душа Бога», том 2, – это завершение десятилетней работы над сагой «Гибель богов 2», которую я начал тридцать лет назад первой «Гибелью богов», где появились мои герои Хедин и Ракот. Эта история закончена, но история Вселенной, в которой они жили, боролись, сражались, продолжится. Вселенная, которую я создавал все эти годы, слишком объёмна и неохватна, чтобы книгой, даже серией книг, её полностью исчерпать, закрыть, сказать: «Мы сдаём всё в утиль и больше мы про это писать не будем».

– У вас нет окончательного прощания с Вселенной?

– Мне не нравятся финалы, которые выглядят, как могильная плита. Заканчивается одна история, одна жизнь, начинается другая. Как в семье. Уходит старшее поколение, приходит новое. История всегда будет продолжаться.

Я приведу пример: фильм «Аватар». Первая часть была очень успешной. Спустя несколько лет после её завершения создатели сделали продолжение, в котором были задействованы и герои первой саги. Но если в первой саге они молоды и полны сил, то во второй – это состарившиеся дряхлые люди, скрюченные старухи, которых мы помним девчонками, старик, один из главных героев. Вот так продолжать не надо. Мы запомнили героев молодыми, дерзкими, красивыми, любящими, победителями. Пусть они и останутся такими.

– Есть ещё такое, может, слишком резкое мнение, что продолжения бывают менее удачными, чем начало истории, сама история. С другой стороны, продолжение даёт читателю какую-то надежду. Что скажете?

– Иногда продолжения менее удачны, иногда нет. Это очень субъективное мнение, мне так не кажется. Я, например, люблю «Двадцать лет спустя» больше, чем «Три мушкетёра». Хотя «Двадцать лет спустя» довольно грустный роман, уж не говоря про «Виконта де Бражелона», где вообще все умирают, за исключением Арамиса. Тем не менее я считаю, что как книга «Двадцать лет спустя» лучше, и мне её читать интереснее. Поэтому я не согласен, что продолжения заранее обречены на неудачу. Просто иногда люди хотят пережить те же самые эмоции, которые у них были, а это невозможно – не потому, что книга хуже, а потому, что читатели стали другими. Важно то, в какое время и в каком состоянии вы читаете.

Беседу вела
Юлия Скрылёва

«ЛГ»-досье

Ник Перумов (настоящее имя – Николай Даниилович Перумов) – писатель-фантаст. Родился в 1963 году в Ленинграде. Окончил физико-механический факультет Политехнического университета в Ленинграде, защитил кандидатскую диссертацию. Создатель фантастической Вселенной Упорядоченного. Автор «вольного продолжения» «Властелина колец» Дж.Р.Р. Толкина – «Кольцо Тьмы» и более 50 романов. Обладатель многих литературных премий и наград (призы конвента «Роскон», премии журнала «Мир фантастики», премия «Лучший фантаст Европы» конвента Eurocon и другие). Книги переведены на английский, польский, чешский, болгарский, словацкий, эстонский, шведский, немецкий языки. С 1998 года живёт в США.