Возобновление этого спектакля после возвращения Любимова из эмиграции производило, скорее, впечатление ностальгическое, нежели эмоциональное. А потом на долгие годы «Добрый человек…» вместе со своим автором как-то отдалился от нас: Брехт казался слишком политизированным, слишком назидательным…
Но вот прошли годы и десятилетия, и Бертольт Брехт вновь вернулся в наше театральное пространство. Началась эпоха переосмысления, в которой всё-таки ещё самую значимую роль играют аллюзии и всевозможные параллели с нашей действительностью. Для этого переписывается, осовременивается текст, подчёркиваются совпадения ситуаций и характеров. И когда я узнала, что Семён Спивак собирается ставить в Санкт-Петербургском молодёжном театре на Фонтанке, которым он руководит, «Доброго человека…», признаюсь, я была несколько смущена – ведь сфера интересов этого режиссёра, как казалось, лежит в области совсем другой эстетики. Зачем же понадобился ему Бертольт Брехт? Причём не осовремененный «насильно», а в классическом переводе Е. Ионовой и И. Юзовского.
Затем, как выяснилось, чтобы наглядно продемонстрировать то неуловимое, но беспощадное движение во времени, которое приводит нас к совсем другому, непривычному, очищенному от стереотипов более чем полувековой давности автору. Брехт Семёна Спивака нежен и безнадёжен. Парадокс, скажете вы? – и ошибётесь, потому что за прошедшее время стало очевидным, что Брехт – не столько и не только врачеватель общественных пороков, гневно указующий нам на неправедность подобного существования, сколько один из своих персонажей. Наделённый большей, чем они, прозорливостью, мудростью и – отчаянной попыткой сопротивления…
Такого Брехта мне не доводилось ещё видеть. Спектакль, названный Семёном Спиваком «Последнее китайское предупреждение», носит это имя совсем неслучайно. Если обратиться к происхождению фразы, прочно утвердившейся в русском языке, мы вспомним о бесчисленных (более 400!) предупреждениях, высказанных Китаем США по поводу Тайваня, так и оставшихся без последствий и каких-либо действий. Слова, которых никто не слышит, которым никто не верит…
От этого – ощущение безнадёжности, невозможности что бы то ни было изменить в спектакле Семёна Спивака. От этого – чувство пронзительной жалости к богам, великолепно сыгранным Петром Журавлёвым, Вадимом Волковым и Юрием Сташиным, которые, появившись на земле в ослепительно белых костюмах и белых шляпах, постепенно теряют свой лоск и чувство уверенности, понимая, что их «миссия потерпела фиаско». Но тем упорнее цепляются за девушку Шен Де – ведь им было сказано, что достаточно и одного человека, чтобы спасти мир.
…Сменяют одна другую луны (сценография Владимира Фирера, художник по свету Евгений Ганзбург), а в городе Сычуани течёт нищая, обыденная, недобрая и корыстная жизнь, где каждый норовит урвать что-то для себя, оттолкнув другого. И только бывшая проститутка, ныне владелица табачной лавки Шен Де стремится накормить и приютить всех, кто в этом нуждается. До того момента, пока не осознаёт – необходимо как-то противостоять наглым и бесцеремонным нахлебникам (роли этого семейства из восьми человек замечательно играют студенты курса СПГАТИ под руководством Спивака, но ярко выделяется предводительница клана – Людмила Пастернак). И тогда на сцене появляется деловой и безжалостный брат героини, Шой Да. Роли Шен Де и Шой Да играет Эмилия Спивак, играет поистине блистательно, наполняя каждый характер особыми, острыми и яркими чёрточками. Режиссёр придумал замечательный ход – спектакль начинается со сцены, когда все обитатели города сидят в кинотеатре, а на экране мы видим финальные эпизоды «Великолепной семёрки», знаковой для нескольких поколений ленты. Фильм заканчивается, зрители расходятся, а Шен Де, повернувшись лицом к зрительному залу, словно всё ещё продолжает переживать встречу с настоящими мужчинами, способными постоять за себя и отстоять справедливость. И когда наступит момент появления выдуманного брата, Шен Де окажется перед нами не просто в ковбойском костюме, но и с походкой, манерами, интонациями героя Юла Бриннера.
Эмилия Спивак в каждую из своих двух ролей – мягкой, лиричной Шен Де и бездушного, жестокого Шой Да – вкладывает глубокое мастерство владения психологическими оттенками характеров. И ещё – отчаяния, предельного отчаяния, когда необходимо из последних сил бороться за жизнь.
Эта черта присуща всем без исключения персонажам спектакля, просто делают они это по-разному, в основном расчётливо и жестоко. Можно только восхищаться ювелирной работой Аллы Одинг (Ми Дзю), Татьяны Григорьевой (госпожа Ян), Ольги Феофановой (жена торговца коврами, единственная из всех, кто бескорыстен и добр), Екатерины Дроновой (госпожа Шин), Александра Андреева (водонос Ван), Романа Рольбина (цирюльник Шу Фу, которому дано пережить счастливые моменты любви и крушения этой вымечтанной любви), Сергея Малахова (лётчик Ян Сун), Евгения Клубова (полицейский). Потому что все они, как писал в одной из статей А.И. Герцен, с полным правом могут сказать о себе: «Мы вовсе не врачи – мы боль…» И подлинное новаторство Семёна Спивака в сегодняшнем осмыслении творчества Бертольта Брехта заключено в том, что для режиссёра автор – не врачеватель, не обличитель, а часть той же боли…
В спектакле множество замечательных придумок (вспомнить хотя бы бумажный самолётик, сложенный Шен Де из чека, подаренного ей цирюльником, – она пускает этот самолётик, он падает и раздаётся звук взрыва; или сцена пьяного разгула в лавке Шен Де и проход богов, наблюдающих за этим разгулом; или вся линия отношений Шой Да и Ми Дзю…), замечательно красивы пластические сцены свадьбы и фабрики (режиссёр по пластике Игорь Качаев, постановка танцев Натальи Каспаровой). Зрители смеются и затихают, но ни на миг не исчезает главное ощущение – несчастны все. Несчастными стали и боги, посетившие землю и понявшие, что даже ради одного, пусть и не до конца доброго человека, надо спасти этот мир, потому что, как говорит Шен Де, глядя на пролетающий самолёт: «Пусть хоть один сможет подняться над всеми нами…»
Пронзительно грустным получилось предупреждение Семёна Спивака, потому что волновало режиссёра в первую очередь не состояние мира, а изменения внутри человека, та грань, до которой он доходит в самых, казалось бы, гуманных целях. Но когда в финале спектакля мы вместе с жителями Сычуани смотрим в огромное экранное небо, по которому летят то белые, то чёрные облака, и звучит мощная музыка Игоря Корнелюка, как будто зовущая куда-то в свет, сердце сжимается от боли и – надежды. Несмотря ни на что – надежды. Потому что если уже нет чистого звёздного неба над нами, должен, обязательно должен стать ещё крепче нравственный закон внутри нас. А иначе – зачем мы живём?..
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ–МОСКВА