Как уже упоминалось в предыдущих главах, ординарец Швейк и вся честная компания однополчан коротают время на небесах, в чистилище… Режим пребывания в чертогах чистилища под веяниями «либерализации» на том, белом свете, сильно помягчал. Не без оглядки, само собой, на папу римского – модернизатора Франциска… Постояльцам дозволен свободный доступ к Wi–Fi и интернет-ресурсам, не содержащим богохульского контента.
Дружки Швейка из 11-й маршевой роты изрядно политизировались, завели аккаунты в Сети. Искусы вольнодумства, плюрализма мнений их тоже не миновали и только распалили страсти заядлых спорщиков.
Не ручаясь за полнейшую аутентичность, продолжаем знакомить читателя с записью воображаемых жарких споров, спичей персонажей Ярослава Гашека в чистилище. За пенной чашей безалкогольного «Великопоповицкого».
Ксёндз из Лисковца, австрияки и «москали»
– Господи, избави нас от лукавого, – вдруг нараспев произнёс Балоун. – В чистилище он часто и невпопад произносил молитвы.
На божбу Балоуна откликнулся Юрайда со своей сакральной колокольни.
– Порой, случается, и служители церкви впадают в грех сребролюбия, – с намёком сказал повар. – Как тот мрачный ксёндз из Лисковца, у которого мы оказались на постое. Из скупости он почти ничего не ел, совсем истаял… Всё нищим прикидывался. А когда Балоун утащил у него из кладовки здоровенный шмат сала, ксёндз впал в неистовство. К слову, «москалей» ненавидел люто. Но эту закоренелую ненависть у него как рукой сняло, когда солдаты-австрияки переловили и сожрали у него всех кур и гусей, которых русские не тронули. До нашего прихода у ксёндза квартировали лохматые забайкальские казаки…
– И всё-таки ксёндз через каждое слово приговаривал: «Клятые москали!» – припомнил Швейк. – Это за ляхами испокон веку водится. Разбуди такого посреди ночи – «москали» тотчас легки на помине. Пан Пшепшиковский – учёный-политолог изобрёл даже особую «позитивную ксенофобию». Во имя якобы защиты европейских ценностей от азиатов-«москалей» и, пся крев, чересчур щирых украинцев… На днях пан Кобеда на русском телевидении в открытую сокрушался, что Гитлер напрасно дал маху, не взяв Войско польское с собой в поход на Москву. Как это проделал сообразительный стратег Наполеон Бонапарт. Этот Якуб Кобейда блажил и изгалялся, дескать, вот тогда мы, великая Речь Посполитая с германцами в одном походном строю дошли бы до Урала…
– «Жиче Варшавы» пишет, – считал с айфона Ходоунский, что пастор Турчинов тоже расхрабрился. Трубит, что на Донбассе ихние ВСУ скоро будут гнать русских оккупантов до самой Москвы!
– Поляки только для отвода глаз помогали Порошенке «евроинтегрироваться», – тонко подметил Ходоунский. – На самом деле давно положили глаз на Кресы и польский Львов. «Полска – от можа до можа» – эта дурь у них в крови!
Крымское чудо на конопляном масле
– …Избави нас от лукавого и от чар его, – вдруг вновь запричитал Балоун. И следом, с подковыркой задал Ванеку вопрос: «Как велит толковать твоя политкорректность, когда такое дело, что бывшая крымская прокурорша в порыве благочестия настырно требует запретить кинофильм «Матильда»? Про амуры цесаревича, будущего императора Николая II, с балериной Кшесинской…
Ванек замешкался с ответом. Бывший старший писарь был в курсе, что Поклонская обвинила режиссёра «Матильды» в святотатстве. И про то, что Николай II причислен к лику святых… Как либерал он, конечно, про себя прозвал бывшую прокуроршу кликушей, но держал язык за зубами. Настоятели чистилища и без того косо поглядывали на повадливость Ванека мирскому секуляризму… Потому он только и обронил уклончиво:
– Эта барышня сначала должна была получить благословение своего духовника, а уж потом…
– А ещё Поклонская переполошила верующих известием, что металлический бюст Николая II в дворике прокуратуры в Симферополе замироточил, – задумчиво молвил Швейк. – Кто его знает, в самом ли деле на бюсте выступило миро? Крымские архиереи отмалчиваются, а паства в смятении…
– Откуда вдруг у этой смазливой депутатши, чуть ли не новоявленной столичной светской львицы, воинствующее монашеское благочестие? – засомневался Юрайда. – Быть может, в неё вселился мятежный дух средневекового монаха Савонаролы?
– Фельдкурат Кац, к которому я был приставлен служкой, – сказал Швейк, с выражением простодушного лукавства на физиономии, – служил обедню у походного алтаря. И вместо освящённого епископом ладана обходился конопляным маслом. Был ли фельдкурат богохульником, осквернившим святость евхаристии? Не нам, грешным, судить. Но вот как бы не оказалось появление миро на бюсте Николая II чудом на конопляном масле? – полушёпотом заключил Швейк.
В чистилище не поощрялись такого толка еретические словопрения.